Сзади слышится детский крик. Я оборачиваюсь.

- Папа!!

Я вижу крохотную зелёную полянку с цветами, резко выделяющуюся на чёрно-сером фоне. Оленька, какой она была лет в десять, стоит на ней и протягивает ко мне руки. С неба опускается солнечный луч и падает прямо на её светлую головку.

- Папа!!

Я вижу, как к ней сзади приближается чёрный смерч. Он бешено вращается и сметает всё на своём пути. Как в замедленной съёмке, бросаюсь к Оленьке. Сзади в спину, разрывая лёгкие, ударяет жёсткий ледяной град...

***

- Папа!! Что с тобой?!

Я вскакиваю, ничего не соображая. Рядом стоит Оля и теребит меня за плечо.

- Что случилось?! Ты кричишь.

Прихожу в себя и падаю на постель.

- Прости, доча. Кошмар. Испугалась?

- Есть немного. Подвинься.

- Всё в порядке. Я больше не буду.

- Подвинься, а то я испугалась.

Олечка ныряет мне под одеяло и кладёт мне голову на плечо.

- Это... война?

- Да.

- Не бойся, ты уже дома. Я с тобой.

- Ты со мной, моя крошка. Спасибо!

Я целую её в лобик. Она о чём-то размышляет и успокаивающе поглаживает мне грудь.

- Мне тоже что-то снилось. Что-то чёрное. А потом пришёл ты и меня спас.

- И это был действительно я?

- Конечно! Кто ещё может меня спасти? Только ты... Пап... ты меня любишь?

Я повернулся к ней лицом и приподнялся на локте.

- Конечно, я тебя люблю. Что за странный вопрос, дочка?

- Поцелуй меня, пожалуйста... Нет, не так!

Она обняла меня за шею и привлекла к своим губам.

Совершенно неожиданно, я почувствовал своими губами нежный и одновременно возбуждающий поцелуй. Вот не таким должен быть поцелуй дочери и отца! Когда наши губы разъединились, я, с заколотившимся сердцем, учащённо дыша, выдохнул:

- Олечка, послушай. Это не...

Второй поцелуй был ещё более длительным и полностью затуманил мне мозг и выбил меня из дыхания. Я уткнулся лицом в подушку рядом с Олиным плечом и тяжело дыша, стал приходить в себя. Олечка приподнялась на локте, и я чувствовал, как она тихонько целует меня в шею.

- Папа, это ведь не правильно?

- Эт... это неправильно.

- Пап!

Она потормошила меня за плечо, и я повернулся к ней.

- Пап... Тогда... Полежи на мне, пожалуйста! – застенчиво попросила она.

Чтооо?! Кажется, это называется «женская логика».

- Ты... рехнулась?

- Ну пап, ну ничего такого. Просто полежи немного, и всё. Мне... Мне это нужно. Пожалуйста!

Я уже открыл рот, чтобы по-настоящему выматериться. И вдруг понял, что она с мокрыми от слёз глазами смотрит на меня. Она лежала передо мной в своей, точнее, в моей, рубашке, такая маленькая, беззащитная, с дрожащими губами и мокрым личиком. Мне вдруг вспомнился мой кошмар, как я бежал к ней, защитить её, прикрыть своим телом...

- Я же тебя раздавлю, - попытался отвертеться я.

- Пап, я крепкая...

Не знаю, зачем ей это нужно. Зачем-то нужно.

Она издала слабое сдавленное «Ааах», когда я осторожно опустился на неё. Не полностью, конечно, опираясь на локти. Привет. Я лежу на своей дочери. Видела бы это Наташка!

Всё также тяжело дыша, опускаю лицо рядом с её головой. Мои бёдра прижаты к её узким гладеньким бёдрам, и все первичные признаки моего возбуждения, которые мужчина в такой ситуации в принципе не сможет скрыть, вдавились в её плоский животик. Прости, надеюсь, ты знаешь, что делаешь...

Я целовал по очереди солёную влагу её глаз. Приложил губы к её лобику. Решил уменьшить давление своего тела, приподнялся повыше. Моя рука проскользнула под задранную рубашку на её талию, которая как мне казалось, целиком умещается в моей ладони. Мизинцем я ощутил тонкую резинку её трусиков. Гладкое, гибкое как ветка ивы, тело моей девочки вздрагивало в моих руках. Она гладила ладонями моё лицо.

-Па – па...

Её ручки осторожно поглаживали мою изуродованную спину. Дошли до поясницы. Вернулись и обняли за шею. И здесь её губы неожиданно опять поймали меня. Я изо всех оставшихся сил попытался освободиться, но она, уцепившись за шею и извиваясь подо мной, подтянулась и добилась своего. Наслаждаясь этим нелегальным поцелуем, я вдруг осознал, что во время нашей борьбы моя ладонь съехала с её талии и оказалась прижатой к постели её аккуратной упругой попкой. Ещё минуту мы лежали так неподвижно. Потом она шевельнулась. Я навзничь скатился на свою простыню.

- Ну, всё! Иди и позволь своему отцу спокойно умереть от сердечного приступа.

Она чмокнула меня в лоб, и мои глаза на какую-то долю секунды зафиксировали её летящую светлую фигурку, выхваченную тёмным провалом двери.

***

На следующее утро мы как обычно завтракали. Ольга была такой улыбчивой и довольной и время от времени бросала на меня быстрые взгляды.

- Вот что я хочу сказать, Оля.

Оля с готовностью смотрела на меня с видом примерной ученицы.

- Будешь хулиганить – отправлю тебя назад к маме. И к отчиму.

Оля сделала большие круглые глаза.

- Я? Хулиганю?

- Ты. Хулиганка. И перестань носить мою старую рубашку. Где ты её откопала?

- Пап, она вся рваная. Ты её всё равно носить не будешь.

- А ты почему носишь?

- Мне нравится. Можно, я ещё что-нибудь поношу?

- Шляпа и галстук тебя устроят?

- Ловлю на слове, пап!

- Моё скромное жилище превратилось в сумасшедший дом... Вечером чего купить?

Конечно, ей это было как с гуся вода. Но быть с ней строгим у меня не было никаких сил.

***

Вечером Оля объявила:

- Сегодня на ужин у нас салат с паприкой, картошка фри, кусочки прожаренного стейка с перечным соусом.

Я уставился на неё с изумлением:

- В честь чего банкет?

- Переодевайся и мой руки. Повод не главное, - загадочно ответила она.

Я пожирал отлично сервированное блюдо с бокалом красного вина в придачу, а Оля клевала салатик и улыбалась, наблюдая за мной.

- Пап, так приятно смотреть, как ты ешь...

- Я не ем, я жру.

- Вкусно?

- Ещё бы!

Оля вздохнула и провела пальчиком по ободку бокала с вином. Положила подбородок на согнутое запястье. Она явно собиралась что-то спросить, но передумала. Протянула ко мне бокал.

- Пап, давай выпьем за всё хорошее.

- За всё хорошее грех не выпить.

- Пойдём посмотрим что-нибудь? Там Концерт какой-то сейчас.

Когда я сел на диван перед телевизором, Оля забралась тоже и прижалась ко мне. Она потянула меня за руку, и я послушно обнял её. Она была в белой маечке и джинсовой юбке до колен. Моя рука лежала на её прохладном обнажённом плечике, и я ощущал, что лифчика на ней не было. Впрочем, это было видно и по тому, как под маечкой рельефно выделялись её грудки. Олечка положила голову мне на грудь.

- Как хорошо! – прошептала она.

Она потянулась за другой моей рукой, приложила мою ладонь к своей щеке и потёрлась о неё.

- Папа, ты такой сильный! Помнишь, как ты меня кружил на руках в детстве?

- Конечно, помню.

- Покружи меня как тогда?..

Я растроганно поцеловал её в лоб. Завёл руку за её податливо прогнувшуюся спинку, подхватил её под коленками, встал и поднял её, почти невесомую. И закружил её, счастливо смеющуюся.

- А-а-а! – испуганно пискнула она. Как тогда в детстве, ей было и приятно, и страшно.

Голова у меня закружилась и от нашего танца, и от выпитого вина. Плюхнулся на диван, и Олечка оказалась у меня на коленях. Продолжая держаться за мою шею, она жадно прижала свои губы к моим. Я ещё не мог отдышаться, как тут же моё дыхание остановилось совсем. Сопротивляться Олечке не было никаких сил. Когда она оторвалась от меня, мы оба тяжело дышали.

Олечка завладела моей рукой, и не успел я опомниться, как она положила её на свои колени. Я дёрнулся, но она крепко удерживала её. Настолько крепко, что я побоялся причинить ей боль. Оля смотрела мне прямо в глаза, её взгляд был пронизывающим. Не отрывая взгляда, она вновь завладела моим ртом. Внутри у меня всё похолодело, когда она потащила мою руку к себе под юбку.

Мои ладонь и пальцы легли на гладкую бархатную кожу её бёдер и помимо моей воли, с наслаждением прижались к ним. Рука оказалась в плену её нежных, влекущих к себе ножек. Другая моя рука прижималась к её податливой спине. Господи, да за что мне это?! В моих руках была юная очаровательная девушка, которая фактически предлагала себя мне. Мне, старому перцу, и от этого всё внутри меня стонало от страсти и дрожало от предвкушения. Но резким, рвущим сердце диссонансом, заглушая всё, во мне, как взорвавшаяся красная ракета в моём мозгу, взметнулся крик:

- ЭТО ТВОЯ ДОЧЬ!!!

В следующий момент я вскочил, грубо стряхнув её на диван. Она шлёпнулась ничком и так и осталась неподвижной. Только её плечи сжались, и всё сильнее и сильнее начали сотрясаться от почти беззвучных рыданий.

Когда я выходил из комнаты, во мне всё, всё мое существо стонало от боли. Я тоже бросился на кровать ничком. И я не буду описывать, что со мной происходило дальше.

***

На следующее утро я завтракал один. Оля появилась бледная, с кругами под глазами, не глядя на меня, поставила передо мной корзиночку с приготовленными бутербродами.

- Папа, я не буду завтракать, - произнесла она тихо.

Она ушла, а я долго вертел в руках её бутербродик и мрачно смотрел в окно. Корзинка так и осталась нетронутой.

Чёрт побери, я действительно устал. Мне нужна её мама.

Наталью я встретил, когда она выходила из своего подъезда. Она ничего не успела сказать, когда я схватил её за руку и потащил прочь. Она тоже молчала, следуя за мной. Только сзади неровно постукивали её каблучки. Я открыл дверцу машины и усадил её на заднее сиденье. Сел за руль.

- Всё так плохо? – спросила она.

- Сможешь побыть со мной сегодня?

Я исподлобья посмотрел на неё в зеркало. Она достала трубку и кому-то позвонила, отменяя встречу.

- Колись, что там у тебя.

- Знаешь, я не могу без тебя.

- Ничем не могу помочь.

- Я не могу без тебя сегодня. Можно, мы с тобой погуляем в парке?

- Ладно, поехали, - смилостивилась она.

Мы гуляли по пустынному парку.

- Надо воспользоваться случаем погулять здесь, - произнесла Наталья с улыбкой – С тобой безопасно. Любого ведь порвёшь, если что.