— Если он окажется дома? — испуганно повторил художник. — Но это же будет катастрофа!

— Это не будет иметь никакого значения, — легкомысленно заявил Майкл. — Давайте обследуем ваш гардероб, и я в мгновение ока превращу вас в совершенно нового человека.

В спальне, куда, привел его Питман, развеселившийся адвокат подверг тщательной ревизии убогий гардероб приятеля. Из всего предложенного он остановил свой выбор на короткой куртке из альпака[8], добавил к ней пару летних брюк, неизвестно почему показавшихся ему подходящими. Затем он с указанным комплектом в руках критически посмотрел на самого художника.

— Не нравится мне этот ваш пасторский воротничок, — изрек он. — Нет ли у вас чего-нибудь другого?

После минутного размышления лицо профессора рисования прояснилось.

— Есть несколько рубашек с мягкими воротничками, которые я носил в Париже еще студентом. Правда, они немного ярковаты…

— То, что нужно, воскликнул обрадованный Майкл. — Вы будете абсолютно кошмарно выглядеть! А-а, вот еще гамаши, — добавил он, доставая из шкафа пару изрядно потрепанных гетр. — Гамаши обязательно! Быстренько надевайте все это, а потом встаньте на улице под окном мастерской и свисните мне где-то минут через сорок. Потом будете меня сопровождать в нашем славном походе.

Отдав указания, Майкл вернулся в мастерскую. В это утро дул сильный восточный ветер. Между статуями в саду крутились легкие вихри, по окошечку в потолке мастерской барабанил дождь. Примерно в то же самое время, когда Моррис вырисовывал сотую версию дядиной подписи, Майкл приступил к выламыванию внутренностей из рояля.

Когда через три четверти часа Питман снова зашел в мастерскую, двери пустого шкафа были распахнуты, а крышка рояля старательно закрыта.

— Ужасно тяжелый этот инструмент, — пожаловался Майкл, после чего занялся нарядом своего спутника.

— Вот что, вам надо сбрить бороду! — заявил он.

— Мою бороду?! — в ужасе вскрикнул Питман. — Я никак не могу ее сбрить. Вообще мне нельзя менять свою внешность. Школьное начальство этого не одобрит. У них очень строгие взгляды на то, как должен выглядеть преподаватель колледжа; наши молодые воспитанницы так романтичны. Моя борода произвела на них большое впечатление, — добавил он смущенно, — говорили, что она мне не идет.

— Ничего, отрастите потом новую, — ответил адвокат. — Зато без бороды вы будете выглядеть столь отвратительно, что вам будут подавать милостыню.

— Но я же не хочу выглядеть отвратительно.

— Что вы упираетесь, как осел, — Майкл вообще не переносил бород и был рад случаю изничтожить хоть одну. — Давайте, давайте, пора уже в путь.

— Ну, раз уж вы настаиваете, — вздохнул Питман, после чего принес стакан теплой воды, а затем, установив его на треноге из-под мольберта, сначала остриг бороду ножницами, а потом выбрил подбородок. Поглядев на результат, он вынужден был признать, что последние надежды на то, чтобы выглядеть, как настоящий мужчина, пошли прахом. Зато Майкл был доволен чрезвычайно.

— Ей Богу, совсем другой человек. Когда я вам дам еще очки с толстыми стеклами, которые у меня в кармане, вас будет не отличить от французского коммивояжера.

Питман ничего не отвечал, продолжая с безутешным видом изучать свое отражение в зеркале.

Майкл между тем продолжал:

— А вы знаете, что однажды сказал губернатор штата Северная Каролина губернатору Южной Каролины? «Что-то давно мы ничего не пили», — заявил этот глубокий мыслитель, и если вы заглянете в верхний карман моего пальто, найдете там бутылку бренди. Спасибо, мистер Питман, — поблагодарил он, наполняя бокалы.

Художник потянулся к графину с водой, но Майкл его остановил.

— Ни в коем случае, хоть на коленях умоляйте. Это же самое лучший бренди во всей Великобритании.

Питман пригубил напиток и со вздохом отставил бокал в сторону.

— Должен вам заметить, что для отпуска вы наихудший компаньон! — воскликнул Майкл. — Раз вы ничего не понимаете в бренди, то больше вы его и не получите. Ну, а пока я управлюсь с бутылкой, можете заняться делом. Сейчас мне кажется, что я совершил серьезную ошибку. Вы должны были заказать фургон для перевозки еще до того, как переоделись. Нет, Питман, от вас никакого толку. Почему вы мне об этом не напомнили?

— Я не знал даже, что надо заказать фургон, — оправдывался художник. — Но я могу пока снять этот наряд.

— Да, но с возвращением на место бороды могут возникнуть определенные трудности. Нет, это была явная оплошность, и люди за подобные ошибки часто расплачиваются головой, — продолжал адвокат, ничуть не утратив прекрасного настроения и потягивая бренди, — но теперь уж этого не исправишь. Давайте за грузчиками. Пусть они отвезут рояль на станцию Виктория, оттуда служба перевозок доставит его на Кэннон-стрит, и там он будет ждать, пока за ним обратится мистер Форчун де Буазгоби.

— А это не слишком странное имя? — Питман вовсю старался принять посильное участие в обсуждении деталей операции.

— Слишком странное?! Черт возьми, а ведь верно, нас обоих это могло бы довести до виселицы! Пожалуй, Браун — это и проще, и безопаснее. Та к что пусть будет Браун.

— Вы могли бы не так часто вспоминать про виселицу? — взмолился Питман.

— Хорошо, если дело ограничится только моими упоминаниями, мой дорогой! А теперь шляпу в руки и в путь. И не забывайте за все платить вперед.

Оставшись в одиночестве, адвокат поначалу все свое внимание уделил бренди. Настроение у него, и так с утра неплохое, улучшилось еще больше. Наконец он встал перед зеркалом и начал примерять на себя бакенбарды. «Чертовски пышные, — отметил, приглядевшись к своему отражению, — выгляжу, как помощник кассира на пароходе». Тут он вспомнил об очках в грубой оправе, которые намеревался дать Питману. Надел их и не мог налюбоваться на себя в зеркале. «Вот чего мне не хватало! Интересно, кого я теперь напоминаю? Пожалуй, писателя-юмориста…» — после чего стал упражняться, изображая разные типы походки. «Писателю-юмористу подойдет такая походка, но к ней нужен еще и зонтик. А вот походка матроса. А вот колониста из Австралии, решившего навестить родину предков. А так ходит полковник, командовавший сипаями в Индии, раз-два, раз-два». И как раз когда он мерил мастерскую шагами полковника из Индии (идея отличная, но не очень подходящая к характеру грима), взгляд его остановился на рояле. Инструмент закрывался двумя замками, один для верхней крышки, другой — для клавиатуры. Ключик от последнего куда-то задевался, Майкл открыл крышку и пробежал пальцами по немым клавишам.

— Отличный инструмент, — сказал он вслух сам себе, — глубокий, красивый звук, — и придвинул к себе кресло.

Когда мистер Питман вернулся в мастерскую, он застал своего друга, советника и философа сидящим за роялем и виртуозно исполняющим на немом инструменте какую-то сложную партитуру.

— Батюшки! Напился! — испугался художник и громко окликнул: — Мистер Финсбюри!

Майкл, не вставая с кресла, повернул к нему свое слегка порозовевшее лицо, окаймленное рыжими бакенбардами и украшенное очками.

— «Каприс h-moll на отъезд приятеля», — заметил адвокат, не прерывая своего занятия.

Сердце мистера Питмана переполнилось возмущением.

— Это должны быть мои очки! — заявил он. — Они необходимая часть моего туалета.

— Я решил надеть их сам, — ответил Майкл и добавил вполне резонно: — Если мы оба будем в очках, это будет чертовски подозрительно.

— Жаль, — вздохнул Питман, — я так на них рассчитывал, но раз уж вы настаиваете…

Когда нанятые грузчики выносили инструмент, Майкл сидел в шкафу среди остатков бочки и фортепьянных внутренностей. Как только путь освободился, приятели проворно выбрались на улицу, на Кингсроад вскочили на извозчика и двинулись в центр города. Все еще было холодно, мокро, порывистый ветер хлестал их прямо по лицу, но Майкл не разрешал прикрыть окна в кабине экипажа. Неожиданно он превратился в экскурсовода, знакомящего приезжего гостя с достопримечательностями Лондона.