Теперь он дышал мне в губы. И как только я подумала, что не дай Бог ему меня поцеловать, так он и поступил. Схватив мои руки, он завел их за спину, а сам буквально впился мне в рот. Неделю назад я бы, возможно, и не стала возражать, но не сейчас. Я с силой оттолкнула его, и ему пришлось отстраниться. В глазах все еще плясали бесята, но я не стала смотреть на него и отвернулась.

- Отправляйся к дьяволу,  – прошипела я. Джуд цокнул и, буквально на пару секунд задержав на мне взгляд, снова отвернулся к Хэллу. Он молчал, но я понимала, что ему очень больно. Его прекрасное лицо исказила гримаса боли – дикой, неконтролируемой и непрекращающейся. Темноволосая голова снова опустилась вниз, не в силах держаться на его плечах ровно.

- Кровь…- еле слышно пролепетал он, стараясь не задохнуться от боли, - …мер…

- Ты прав, дружище. Кровь мертвеца. Я пропитал ею все оружие в этой комнате, - торжественно объявил он, а потом повернулся ко мне, - Кровь мертвеца действует на нас, как яд, принцесса, поэтому наш друг так слаб.

- Ну, ты и ублюдок, - прошипела я. Джуд пожал широкими плечами.

- В противовес добру всегда должно оставаться зло, малыш, а я… - он подмигнул мне, словно это было нормально, - … и есть то самое зло.

- Знаешь, какая самая страшная смерть для вампира? – спросил меня Джуд, усаживаясь на стул, стоящий напротив меня. Я не ответила. Если я сейчас с ним заговорю, то обязательно нагрублю, а это нежелательно. Джуд улыбнулся, видимо, прочитав мои мысли, и продолжил:

- В разные времена были свои способы истребления. К примеру, осиновый кол в сердце, отрубание головы и прочая ерунда. Но самым действенным и надежным всегда оставался…солнечный свет. Он убивает таких, как мы. Не всех, конечно, но многих. Сразу же отвечу на твой мысленный вопрос – я жив, потому что очень стар.

Джуд вздохнул.

- Скрим, - обратился он к Хэллу, - Слышишь меня? Когда взойдет солнце, ты превратишься в горстку пепла. И вот тогда, я, наконец, избавлюсь от тебя навсегда.

Я, не в силах совладать с собой, все-таки нагрубила:

- Черт тебя возьми, Линч! Да что он тебе сделал?! Ты уже достаточно поиздевался над ним! Просто отпусти его!

Джуд, игнорируя меня, подошел к окну и распахнул шторы. На улице еще было темно, но рассвет не за горами. И тогда все кончится. Хэлл умрет. Навсегда.

- Джуд…послушай, - я решила пойти на уступки. Ради Хэлла. Ведь он спас меня от превращения в вампира. – Это не к чему. Он и так уже понял свою ошибку и больше никогда не захочет меня видеть, не то чтобы любить! Отпусти его, и закончим этот спектакль.

- Скажи мне, а если бы на его месте был я, ты бы умоляла его о пощаде? – тихо спросил Джуд, не оборачиваясь. Я, как всегда, не знала, что ответить на его вопрос. Джуд подошел ко мне и сел рядом. Я не двигалась, он тоже.

- Ответь, - сказал он, заглядывая мне в глаза. Он не был монстром в этот момент – я видела того Джуда, которого любила в Мидленде. Он был искренен и совсем не походил на чудовище, заставившее Хэлла страдать. Но все же я не могла снова солгать ему.

- Скорее всего, нет, - ответила я, – Не хочу больше лгать тебе.

- Хм, - Джуд тяжко вздохнул, - Горькая правда лучше сладкой лжи…правда?

Я молчала. Минуту, две, три. Затем Джуд медленно встал и подошел к столбу. Он что, собирается развязать Хэлла?

- Нет, - услышала я, - Он получит то, что заслужил. Но только потому, что я люблю тебя, ты этого не увидишь.

Не успела я даже вякнуть, как Джуд мгновенно переместился и ударил меня чем-то по голове. Я отрубилась. Снова.

 Я очнулась в своей комнате. В Милуоки. Она была залита светом, и это означало, что солнце уже взошло. Оглядевшись, я поняла, что лежу на кровати, в совершенно чистой одежде. Но как я здесь оказалась? Кто принес меня сюда? Неужели Хэлл все-таки жив?

Ответом на мои вопросы оказался маленький клочок бумаги, оставленный под дверью. Я взяла его в руки и прочла:

«Знаешь, всю свою долгую жизнь, я жил без любви. Хм, уже слышу твой возмущенный голосок, который будет твердить, что я лжец, до скончания веков. Но это не останавливает меня от того, что я собираюсь сказать.

Елизавета никогда не была для меня всем. Просто я заставлял себя думать, что эта влюбленность самая настоящая, и что она – единственная, кто мне нужен в этой жизни. Но это оказалось ложью.

Всем для меня являешься только ты.

Признаю, я вернулся в Милуоки для того, чтобы отомстить Скриму. Я давно точил на него зуб. Но когда я привязал его к столбу и оставил там умирать, я не ощутил радости или облегчения. Только боль, снова и снова. Боль от осознания того, что я поступаю неправильно, что это не он виноват во всех моих бедах. В них виноват  только я сам. Ведь я убил девушку, которую он любил, и как казалось мне, любил и я.

Все это вело меня к сумасшествию, Мэл.  Я просто-напросто не хотел остаться один на один со своей вечностью. Это убивает меня и по сей день.

Не держи на меня зла, любимая. В случае с Хэллом, я прошу у тебя, и ни у кого иного, прощения. Знаю, в глубине души, ты любила его. Я видел это в твоих глазах, когда я сказал, что он погибнет на рассвете, и в твоем сердце, когда ты это осознала.

Знай и помни, что моя любовь к тебе не увянет никогда. И я надеюсь, что мы скоро встретимся.

P.S. Я оставил тебя сейчас, чтобы ты переосмыслила все, что случилось, и поняла, чего хочет твоя душа. Но знай – я обязательно вернусь за тобой. Когда-нибудь.

Навеки твой, Джуд Линч»

Не знаю, чего мне хотелось сейчас больше всего: разрыдаться или пустить себе пулю в лоб. Но ни того, ни другого я, естественно, не сделала. Вместо этого я взяла вазу со столика и со всей силы кинула ее в стену. Вот теперь мне стало легче. Намного.

А когда, часы пробили двенадцать дня, я, наконец, дала волю слезам.

Я брела по пустому дому, чьи стены потрепались от старости, а полы потрескались. Ведь я была здесь совсем недавно, а, кажется, будто вечность назад. Мои шаги отчетливо отдавались в тишине. Я переходила из комнаты в комнату в поисках чего-то, сама не знаю чего. «Что же я хочу найти?» - спрашивала я себя, проводя рукой по пыльным перилам лестницы, которая вела вниз, в кромешную тьму. Там все случилось. В той комнате внизу. Мои мысли снова возвращались к одному и тому же.

Мне не хотелось думать о том, что Хэлла больше нет, и что я виновата в его смерти. Знаю, сейчас я возможно и не чувствовала чего-то, напоминающего боль, но позже, это случится. Я буду винить себя до конца дней своих. Как винила себя в смерти отца, Стивена; в том, что Томаса обратили в вампира, и в том, что моя мать больше никогда не обнимет меня и не произнесет мое имя.

 Я медленно спускалась по ступеням. Темнота окутывала меня, словно теплое одеяло. Колени подкашивались, руки тряслись, но я все равно продолжала идти.

Спустилась.

Вот она. Дверь в ту комнату.

Я остановилась. Прислушалась. Тишина. Ну, конечно же, тишина, а чего я ожидала? Может, ждала, когда Хэлл возьмет и откроет эту чертову дверь, и я смогу попросить у него прощения, а он как всегда ухмыльнется, и скажет мне что-нибудь эдакое. Но он не открыл эту дверь. Сердце вдруг забилось сильнее, и лишь одна слеза скатилась вниз по моей щеке.

Я так и не осмелилась войти.

 Мой рейс в Нью-Йорк задерживался. Какие-то неполадки. Конечно же, мне всегда так везет.

Я сидела в аэропорту и ждала. Уже почти час. Мое терпение было на исходе. И вот, наконец, приятный женский голос возвестил о том, что пассажиры могут пройти на посадку. Я встала, взяла чемодан и поплелась вперед.  

По дороге я думала о том, что со мной произошло за последние месяцы. А произошло на самом деле многое. Во-первых, моя семья окончательно распалась. Мама сейчас жила в Мэдисоне, насколько я знаю. Там строилась целая сеть антикварных магазинов, и она сооружала новое произведение искусства. Как и всегда. Жилось ей замечательно. По крайней мере, я так думала. Ведь теперь она думала, что свободна от обязательств. Будь то обязательства перед мужем или детьми. Я была рада за нее, но очень скучала. Хотелось снова почувствовать себя нужной ей. Хотелось, чтобы она отругала меня за то, что я так поздно возвращаюсь домой и что совсем не хочу учиться. Хотелось, чтобы она спросила «Как дела, дорогая?» или «Приглядывай за братом, пока меня не будет». Но этого не происходило и, наверное, не произойдет больше никогда.