— У него только и радости, когда бьет людей своих!

— Ваша правда, — сказал тогда четвертый, — однажды я ночевал у него; по утру, напившись чаю, я сел подле него и начал было кое об чем говорить с ним; но он встал со стула и сказал мне: "Я теперь похожу по двору, не найду ли кого-нибудь, к кому б можно было придраться. До смерти хочется постегать кого-нибудь". Пошел, и не прошло еще четверти часа, как уже слышан был вопль и стон.

И так, любезный друг, мы оба служим теперь доказательством, что человек весьма удобно может ошибиться, судя об человеке по одной наружности. Я готов был присягнуть, что Г. М. человек самой честной; напротив того он совершенный изверг, чудовище, услаждающееся мучениями других. Я дал было ему слово побывать в доме у него, но теперь гнусным почитаю и думать об нем.

Помещик сей для того родился дворянином, чтобы иметь крестьян; а крестьян имеет для того, чтобы бить их. Вот вся польза, какую получает от него Отечество!

Письмо XVII.

Игорки.

Вчера был я приглашен на вечер к господину N. Собрание гостей было довольно не малое, и состояло из одних молодых людей. Я столько был весел, что не приметил, как прошло время. Около девятого часу пришел еще к нам один молодой человек, и подошедши к собеседникам моим, которым, казалось, был очень коротко знаком, сказал им с веселым видом: "Друзья! Сказать ли вам радостную весть"?

" Что такое"? — отвечал ему один из них.

— Господин Банкометов теперь при деньгах; вчера по одному векселю получил он двадцать тысяч рублей. Пойдемте к нему. Он верно от игры не откажется, и денежки будут наши! Я вам за то отвечаю. Есть ли с вами теперь деньги хоть тысячи с две, чтобы ими блеснуть ему в глаза? Без денег он играть никак не согласиться. — Тут все до одного заворошились, начали шарить по карманам и сказывать, у кого что есть. Кто двести, кто пять сот, кто семь сот, и наконец кое как собрали тысячу восемьсот рублей. "Довольно! сказал не давно пришедший гость: тысяча восемьсот рублей покажутся ему за десять тысяч. Пойдемте, медлить нечего. Если мы упустим теперешнее золотое время, то денежек Банкометовых не видать нам, как ушей своих.

Не бывавши никогда в обществе игроков, я очень мало знал о картежной игре, и мне любопытно стало знать, что они там будут делать; я начал просить тех, которые более других были мне знакомы, чтобы они и меня взяли с собой; на что они очень охотно согласились. Я не знал Банкометова, равно как и он меня: не смотря на то, как скоро мы пришли к нему в дом, он принял меня так, как бы я ему весьма давно был знаком, так что ни малейшей не было нужды в рекомендации товарищей моих.

Спустя несколько времени, один из гостей сказал Банкометову языком игроков: "Не метнуть ли направо и налево"?

" Да деньги есть ли с вами"? — ответствовал он, ни мало не подумав.

" За тем не станет! — подхватил другой, — на первый раз у нас около пятка тысяч будет; а в случае несчастья принесем еще столько.

— А когда так, — сказал Банкометов, — так дело сделано.

" Малый! Стол и карты"! — что в ту же минуту было подано.

Хозяин сел и начал метать банк, объявив, что он отвечает на пять тысяч рублей, которые тогда же вынес. Игроки сели вокруг его и начали пунктировать. Сначала счастье служило хозяину, и он в короткое время выиграл у них около тысячи; чему я несколько порадовался, потому единственно, что они, не принявшись еще с ним играть, рассчитывали уже, кому что достанется из выигрыша. Самохвальство ваше, думал я, было достойно наказания — и теперь наказано.

Но в эту же минуту игра, точно как нарочно, взяла совсем другой оборот, — во вред хозяина. Он проиграл не токмо весь выигрыш, но задел и своих собственных около трех тысяч рублей. Далее, чем больше проигрывал, тем более входил в азарт; а чем более горячился, тем более проигрывал. Мне кажется, он вспыхнул бы, или, превратившись в пары, улетел на воздух, если бы игра еще чрез несколько минут не кончилась. Тут сильной жар игрока страстного в одно мгновение потушен был в нем холодностью и раскаянием игрока промотавшегося: ибо около полуночи все двадцать тысяч рублей были уже в руках у п ришедших со мною приятелей его, с которыми они благополучно отправились по домам, оказавши г. Банкометову все знаки искренности и оставив его ожидать будущих благ.

Вышедши за ворота, они начали поздравлять друг друга с выигрышем и всячески издеваться над глупостью Банкометова.

— Порадуйтесь и вы нашему счастью, — сказал мне один из них.

— Извините, я желал вам противного, — ответствовал я, — потому что вы так много надеялись на свое счастье.

— Мы и не ошиблись! — подхватил другой.

— Правда! Но начало игры не предвещало вам ничего доброго.

— Мы нарочно так вели, чтобы его сначала не обескуражить, и чтобы он не перестал играть. А когда нам надобно было сделать по-своему, тогда мы и употребили игрецкую хитрость.

— В чем же состояла хитрость ваша? — спросил я его.

— А вот в чем: когда мы приметили, что уже довольно его потешили, тотчас потребовали новых карт. Слуга, будучи нами подкуплен, подал не свои, а наши карты; которые мы по приходе своем ему отдали; и которые все до одной были перемечены. Банкометов же, не подозревая человека своего, подумал, что счастье, обыкновенно переменяясь, на тот раз на время его оставило, и ласкаясь надеждою, что оно опять будет ему благоприятствовать, продолжал играть.

— Не всегда ли вы так делаете? — спросил я, досадуя на самого себя, что имею знакомство с картежными игроками.

— А как же бы вы думали? — отвечал он, — и с нами так же поступают; в игре кто кого обманет, тот и прав.

Я проклинал внутренне подлое ремесло их и поступок с Банкометовым; но пособить было нечем: дело сделано. Разбойники оставляют иногда что-нибудь ими обокраденному, а игроки отняли все до последней полушки у приятеля своего Банкометова.

Я подумал, что они человеку, помогшему им в плутовстве, дали по крайней мере двести рублей; но вообрази мое удивление, когда услышал от них, что дали ему только двадцать пять рублей; — и за такую сумму сей бездельник пожертвовал едва ли не всем капиталом помещика своего. — Вот до какой подлости могут доходить люди, преданные сребролюбию! Об самих игроках я не скажу ни слова, потому что не нахожу слов, которыми бы можно было выразить всю гнусность страсти их к игре.

Письмо XVIII.

Наказанная гордость, или невеста, отданная в приданое.

Сейчас готовлюсь я ехать на свадебный пир к господину Высокомерову, который выдал дочь свою за господина Безвыгодова, отставного небольшой руки офицера. Многие из здешних жителей особенно степенные старушки, рассуждая о новобрачных, не стыдясь, проговаривают, что г. Высокомеров проквасил в девушках дочь свою; поелику ей исполнилось уже тридцать четыре года. Многие достойные женихи сватались за нее во время ее молодости, но Высокомеров за нее во время ее молодости, но Высокомеров каждому из них отказывал с презрением: иной, по мнению его, был не хорош, другой стар, третий глуп, четвертый не богат, пятый не знатен, и так далее. А жена его совершенно не могла уставить никакой цены себе и дочери своей; потому не токмо не хотела слышать никаких предложений о замужестве дочери своей, но даже публично поносила всех осмелившихся адресоваться к ним женихов, не разбирая ни породы, ни достоинств их; чем возбудила она всеобщее к себе презрение и ненависть. Таким образом, спесивая дочка их, упустив цветущие лета свои и приметя, что красота ее мало по малу увядает, и что молодые женихи вовсе ею не занимаются, начала чувствовать скуку — скуку девичью. Чтобы рассеять ее, она всеминутно гадала в карты о супружестве своем; но и карты, кажется, так же, как женихи издевались над ее легкомыслием: ибо избираемые ею короли не токмо отвращались от назначенной им дамы, но еще всегда ложились между пиковой масти, а тем увеличивали досаду ее. Это почитается за худой признак! Наконец карты стали ложиться лучше; невеста стала повеселее. Тогда один приезжий бедняк, а именно Г. Безвыгодов осмелился присвататься к ней, и был столько счастлив, что не был подобно прочим обруган и не получил отказа; однако же Г. Высокомеров, желая и в сем случае выказать важность свою, сказал жениху, чтобы он взял терпение по крайней мере на год, представляя ему, что некоторыя обстоятельства не позволяют им прежде означенного времени выдать дочь свою. Безвыгодов согласился на сие требование и без дальних хлопот обратно отправился в полк (тогда он был еще в службе), взяв с них обещание, что к назначенному времени дадут ему чрез письмо решительный ответ; и он тогда же, взявши отставку, возвратится для получения руки дочери их. И тот и другой довольны были сею отсрочкою потому единственно, что им хотелось друг друга провести: Безвыгодов надеялся в это время найти лучшую для себя невесту, а Высотомеров — приискать для дочери своей лучшего жениха.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: