У одного из таких домов Роберт увидел лестницу, приставленную к фасадной стене, и на ней женщину в коричневой блузе с ведерком воды; женщина эта тщательно мыла щеткой доски, которыми было заделано окно. Покончив с мытьем, она принялась протирать доски куском кожи, точно это были стекла, и терла их до тех пор, пока их желтоватые поверхности не заблестели как глянец. Роберт только покачал головой. Он не просто подивился действиям эгои женщины, но и предположил, что в них таится некий смысл, который он, может быть, поймет со временем, когда найдет ключ к разгадке этого города. С точки зрения здравого смысла все, что он увидел здесь уже в первые часы своего пребывания, находилось в странном противоречии с термальной жизнью. Сама беседа с Высоким Комиссаром протекала весьма необычным образом. Говорили друг с другом так, будто между ними и действительностью стояла некая стена. Хотя в Префектуре он настолько захвачен был атмосферой момента, что необычность ситуации, можно сказать, не осознавалась им. И даже сам факт, что Префект говорил с ним через микрофонную установку, не столько поразил его, сколько в известном смысле заворожил. Конечно, это выглядело странным, что его — вместо того чтобы объяснить характер и особенности работы — тотчас вовлекли в обсуждение вопросов человеческого существования, которые теперь ему представлялись не чем иным, как философскими хитросплетениями. Поскольку сам он не хлопотал ни о какой должности для себя, а получил приглашение от городских властей, то уместнее было бы очертить круг его будущих обязанностей, определить рамки служебной деятельности, часы работы. Что скрывалось за этими старомодными званиями архивариуса и хрониста? Не отводят ли ему роль некоего средневекового писаря? Он вдруг подумал, что у него нет даже письменного договора на руках. Этот улыбчивый розовощекий секретарь, хотя и оформил на него ряд документов, лишь туманно намекнул на какую-то четвертую ступень жалованья и на положение высшего служащего. Может ли он уже считать себя связанным работой в этом городе — или Префектура молча давала ему лишь испытательный срок?

Роберт с удовольствием съел бы сейчас порцию мороженого, но, сколько он ни оглядывался по сторонам в поисках какой-нибудь закусочной или кафе, он ничего не нашел. Кругом были одни только безжизненные подобия домов, казавшихся бутафорскими. Можно было подумать, что это какой-то мир декораций, как в фильме. В одном месте от фасада дома отвалился большой кусок штукатурки и шлепнулся на землю прямо в нескольких шагах перед ним. Он невольно прижался к стене. Она не прогнулась, нет, это была настоящая стена, из камня, а не из холста или фанеры. Проходившая по другой стороне улицы женщина только мельком взглянула на взвившееся облако пыли.

На соседней улице, неподалеку от пятиугольной площади, о которой ему говорил секретарь, Роберт увидел вывеску гостиницы; это было одно из немногих уцелевших зданий. Он взглянул на часы: они показывали без пяти минут одиннадцать. Подосадовав, что не завел вовремя часы, Роберт с силой потянул металлический шнур звонка у входа в гостиницу. Дверь не открывали. Он нетерпеливо потянул еще раз. Нет ответа. Тогда Роберт попробовал нажать ручку двери книзу, она поддалась. Он вошел в дверь и оказался в полутемном помещении вестибюля.

Высокое зеркало в декоративной золоченой раме стояло на низком консоле наклонно вперед; рядом на фигурной деревянной тумбочке красовался букет искусственных цветов. Несколько кресел с изогнутыми ножками и золочеными подлокотниками, с сильно потертой обивкой расставлены были вокруг низкого стола, по другую сторону зеркала. Вся эта обстановка напоминала убранство прежних дворцов с их искусственным великолепием и роскошью.

Роберт кашлянул раза два-три, давая знать о себе, но никто из содержателей или служителей гостиницы не появлялся. От вестибюля отходил темный коридор, в глубине которого виднелась винтовая лестница, ведущая наверх.

— Эй! — позвал он вполголоса, потом громче. Через некоторое время в верхнем этаже послышались шаркающие шаги и отозвался женский голос. Наконец с лестницы неспешно спустилась женщина с лампой в руке и, разглядев в полумраке гостя, обратилась к нему на непонятном языке. Это была старуха с заколотыми на затылке волосами и серыми водянистыми глазами. Во рту у нее недоставало многих зубов. Поставив лампу на ступени лестницы, она пригладила обеими руками свой сбившийся в сторону фартук. Роберт заговорил с ней относительно жилья, но после первых же слов увидел, что старуха не понимает его. Она растерянно смотрела на Роберта и только повторяла какую-то фразу, смысл которой он не понял, уловив лишь извинительный тон. Роберт пожал плечами. Он подосадовал, что чемодан, по которому она догадалась бы, что он приезжий, остался в нише в подвале. Неужели здесь не было никого, с кем бы он мог объясниться? Он недовольно огляделся по сторонам. Старуха вдруг всплеснула руками и, приблизившись к Роберту — лицо ее при этом просияло, — ткнула ему в грудь указательным пальцем, затем приложила обе ладони к своим дряблым щекам и с минуту стояла так, слегка покачивая головой и телом. Показав этой позой спящего, что она поняла намерение гостя, старуха махнула ему рукой и быстро засеменила к лестнице. Отыскав в большой связке ключ, она отперла какую-то высокую дверь. Роберт, обрадованный, не отставал от старухи. Та уже прошла к окну и толчком распахнула ставни. Помещение, похожее на залу, все было заставлено мебелью и разными предметами домашнего обихода. Множество железных кроватей с голыми рамами — при беглом взгляде Роберт насчитал их штук семь, — шкафы и комоды стояли вдоль и поперек, загромождая все пространство, так, что оставались только узкие проходы; в одном углу на полу высились груды тарелок, чашек, блюд вперемежку с какими-то мелкими вещами, назначение которых трудно было определить.

Старуха выжидающе смотрела на Роберта. Нравится? — как будто спрашивал ее взгляд. Она широко развела руки, точно приглашая его воспользоваться всеми этими сокровищами и великолепием. Потом бросилась отворять другие окна и поманила его к одному окну полюбоваться видом.

— Ай! Ай! — восклицала она одобрительно, но вынуждена была огорчиться, увидев, что гость не выражает радости. За окном простиралась, насколько мог видеть взгляд, широкая равнина. Вдалеке плавной излучиной сверкала лента уже знакомой Роберту реки.

Старуха стала показывать поочередно то на одну, то на другую кровать, как бы спрашивая Роберта, которую из них ей застелить. Роберт замотал головой. На лице старухи выразилось разочарование. Тут она снова испустила какой-то из своих птичьих возгласов и, тряхнув связкой ключей, засеменила к двери. Роберт вышел за ней в коридор. Старуха поспешно отперла еще несколько комнат, распахнула ставни и стала показывать, перебегая из комнаты в комнату, то на один, то на другой предмет — там на удобный стул или ковер, тут на бюро, на картину или торшер, при этом она одобрительно причмокивала.

Одна из комнат, довольно небольшая, была угловой. Одно окно выходило на равнину с рекой, другое — на лежащие в развалинах городские кварталы. Этот вид старухе, судя по выражению ее лица, не нравился. Роберт же, если уж он вообще должен был здесь обосноваться, счел его вполне приемлемым. Ненужные вещи, подумал он, можно убрать, а из других комнат принести какие-то более подходящие. И стол придвинуть к окну, чтобы можно было, под няв глаза от работы, созерцать широкий простор неба. В целом все было даже романтично.

Занятый своими мыслями, он не заметил, как служанка куда-то скрылась. Когда он вышел в коридор, чтобы приглядеть в других комнатах что-нибудь пригодное из вещей, он услышал приглушенный разговор, доносившийся со стороны лестницы. В оживленную речь старухи вплетался короткими вопросами скрипучий мужской голос. В нем сквозили начальственные нотки. Затем послышались семенящие шаги старухи, взбиравшейся по лестнице. Роберт стоял, поджидая, в открытых дверях. Показалась старуха и сделала ему знак следовать за ней. Она привела его снова в вестибюль, который теперь уже был освещен искусственным светом. В одном из кресел в важной позе сидел довольно плотный господин с франтовски подвитыми усами, кончики которых торчали вверх. Он поднялся с места и, с достоинством поприветствовав Роберта и пригласив его сесть, снова опустился в кресло. Замедленными угловатыми движениями он напоминал деревянный манекен.