Что я ел всю эту неделю - не помню. С дурдомовской пищей я осознанно познакомился только после того, как вернулся в реальный мир. Сказать, что там кормят говном, значит погрешить против истины. Говно хоть твердое и пахнет, а то, что я увидел в тарелке, больше походило на мутную воду с легким привкусом подтухшей капусты. Несколько дней я не мог себя заставить вкушать эти завтраки, обеды и ужины. Ел хлеб. Три куска в день. Такая была норма, и соблюдалась она очень строго. С брезгливым недоумением наблюдал за жадно поглощавшими эту пищу больными.

Еще был чай, как минимум третьяки, и если перед ужином санитарка не наскребала достаточного количества давно испитой заварки, то подавали просто кипяток. Про сахар я уже и не говорю. Потом, оголодав, я начал есть эту пищу, хотя и очень избирательно.

Через некоторое время меня перевели в другую палату. Я спросил у соседа по кровати:

- Давно ты здесь? Он равнодушно ответил, что два года. Как оказалось, этот человек толкнул в своей коммуналке соседку. Естественно блокадницу и инвалида. Она подала на него в суд. И парень решил, что его посадят. Закосил на дурака. Теперь назвать его психически здоровым я бы не решился. А старушка живет и здравствует в ставшей чуть свободнее коммуналке.

Другими соседями были несколько уголовников, штук пять суицидников и пара настоящих дураков.

Раз в неделю проводился обязательный шмон. На предмет поиска запрещенных предметов. Ими считалось все то, то не нравилось санитарам. Самое плохое, что в этот список входил и чай. Чифир - это единственная радость и развлечение. За заварку можно было выменять практически все. От любых колес, до одежды. Все больные делились на кучки. У каждой из них была своя банка для чифира и общие сигареты. Вписаться левому человеку на чай, или разжиться сигаретой, было практически невозможно. Если у кого-то и оставался бычок, то на него находилось множество претендентов, из числа настоящих больных.

После чая и сигарет, следующей по ценности была еда, которую приносили по вторникам родственники. Вторник - это день ожидания чуда, правда происходило оно далеко не у всех. Ко мне, например, ни кто не приходил. И я не любил вторники.

У меня тоже была своя компания. Нас было трое. Один - выпускник Финэка, его вытащили из петли. Несчастная любовь. А другой - настоящий шизофреник. Еврей. Он вывел законы триалектики, чем уел Гегеля с его диалектикой, после чего пошел к своему другу. В трусах. Зимой. Его приняли на Пушкинской метрополитеновские менты. Так вот, к этим несчастным каждый вторник приходили родители. Так что была хавка, был и Беломор.

Делать в этом концлагере было нечего до такой степени, что я перестал спать ночами. Все ходили обдолбанные колесами, а мне ни чего не выписывали. А в один прекрасный день подошла врачиха и сказала:

- Готовься к выписке...

Была весна. Ее я наблюдал из-за решетки. На улицу-то ни кого не выпускали. После выписки, в которую я не верил, первым делом я сожрал килограмм пельменей, от чего получил незабываемое удовольствие. А после сделал три татуировки, очень личные и другим непонятные. И до сих пор об этом не жалею...

Мешковатая форма и неудобные берцы

До сдачи экзамена по «Конфликтным ситуациям в среде инопланетных рас» оставалось всего 4 дня. Суруш-Сухроб, представитель гуманоидной расы из созвездия Диких псов, который день прочесывал этот дремучий сектор галактики в поисках разумной жизни — тщетно. В безрадостных мыслях он представил себе приказ об отчислении из института, и несчастного себя, в мешковатой форме и неудобных, натирающих мозоли армейских берцах, как вдруг раздался долгожданный сигнал: на третьей планете от ближайшей звезды найдена разумная жизнь…

Лена собиралась на работу и бегала по квартире под тяжелым взглядом законного супруга. Звали его Степан, и брак с ним Лена считала ошибкой молодости. А вот свою работу секретаршей (да какой там секретаршей, берите выше — секретарем референтом!), наоборот, высоким достижением. С высоты своего положения Степан, не имеющий даже захудалого высшего образования, казался ей неотесанным и необразованным мужланом, который кроме употребления пива ничем не интересуется, и вообще чужд искусству и самосовершенствованию.

Степан подвигал желваками и с натугой произнес:

— А что дома так не наряжаешься? Наплевать тебе?

— На что наплевать? — На ходу спросила Лена и прошмыгнула в ванную.

Степан обвел тяжелым взглядом комнату, не нашелся, что ответить и выдохнул:

— Секретутка!

— Что? Как ты меня назвал? Знаешь, Степа, да пошел ты в жопу, все — развод! — Лена взяла сумочку и раздраженно поцокала к выходу. Она давно искала удобный повод для разрыва отношений, и вот, наконец, он нашелся.

— Ну и пиздуй! — Крикнул ей вслед Степан, — хата моя, давай!

Дверь захлопнулась. Бывший муж, пока еще не осознав произошедшего, достал из холодильника бутылку пива и плюхнулся на диван перед телевизором. «Да и хуйня, я еще молодой, другую найду, получше.» — подумал Степа и сделал большой глоток…

У лестницы ведущей вниз, в полуподвальное помещение, где работала Лена, курил охранник Игорь — простой жизнерадостный парень, недавно вернувшийся из армии.

— Привет, Ленка! Чо, как дела? — Бодро поздоровался он и улыбнулся. Улыбка вышла не доброй, одного переднего зуба не хватало.

Лена поморщилась. Такое запанибратское отношение не нравилось ей, но Игорь искренне не понимал как это «молодую бабу на Вы называть», и субординацию соблюдать отказывался. Впрочем, к начальству мужского пола он относился с уважением и был подчеркнуто вежлив.

— Привет, Игорь, нормально… — Сдерживая раздражение, ответила Лена и прошла на свое рабочее место.

— Недоеб… — Жизнерадостно констатировал Игорь и вернулся к созерцанию окружающего мира.

Не задавшееся утро продолжалось. На столе у Лены лежал облезлый фанерный чемодан с грязными  инструментами, названия которых она не знала,  а в щитке с непонятной надписью «ШР-1» копался немолодой мужчина в грязной синей робе. На пальцах его расплывчато синели буквы «КОЛЯ». Во рту фальшиво блестела фикса. Лена открыла рот, чтобы дать волю своему негодованию, но неприятно пахнущий пролетарием мужчина ее опередил:

— Ща, 5 сек, почти закончил, — сказал он и сверкнул фиксой.

Лена посмотрелась в зеркало, поправила прическу и краем глаза заглянула в кабинет своего шефа – Владлена Аркадьевича, благо дверь была чуть приоткрыта. Увиденное очень удивило ее и заставило сердце биться чаще. В мыслях промелькнул красный кабриолет, пальмы и шкаф, забитый туфлями разнообразнейших цветов и фасонов. Шторы в кабинете были плотно задернуты, а на столе у Владлена лежал открытый кейс набитый пачками Евро. Она даже рассмотрела номинал купюр – по 100…

Ей стало неудобно, как будто она увидела нечто непристойное. Лена стремительно развернулась и налетела на Игоря, в глазах которого неохотно растворялся силуэт джипа, стоматологический кабинет и ключи от собственной квартиры…

Раздался звонок из кабинета Владлена Аркадьевича:

— Лена, сейчас придет Михаил Иосифович, проведи его ко мне и сделай нам кофе, пожалуйста. Шеф отключился.

И действительно, в офис зашел немолодой мужчина неприметной наружности, но с носом заметно крупнее обычного.

— Михаил Иосифович? – С улыбкой спросила Лена, и, увидев утвердительный наклон выдающегося носа, продолжила:

– Владлен Аркадьевич ждет вас, проходите!

Электрик, предположительно Коля, отстраненно копался в щитке, охранник Игорь в задумчивости чесал ногу, муха жужжала. Лена вздохнула, быстро сделала два кофе, постучала в дверь кабинета, и, получив разрешение, прошла вовнутрь.