– Господин Келин, через оранжерею проскочить не удастся, включаем план «Б», выметаемся через боковой секторный выход. Потом спускаемся вниз – на ярус техобеспечения – и по нему уверенно двигаемся к катерному терминалу.

Изогнутая поверхность станции, имеющей приятную форму бублика, давала отличный обзор. Клубки катились за нами, оставляя пыльный след. И катились они быстро.

Когда убегаешь от волка, то наверное присутствует ощущение, что вот-вот линейка острых зубов войдет тебе в ляжку. А здесь казалось, что эти нити уже окрутили тебя, входят в кожу, вползают в чрево, обвиваются вокруг спинного хребта, затягиваясь петлями на позвонках и вот-вот начнут резать внутренности ломтиками.

Но убегали мы хорошо, с ветерком, чуть даже секторный выход не проскочили, который вообще-то был едва заметен на стенной панели – та, с помощью пленочного экрана, имитировала субтропический лес.

Когда до выхода оставалось совсем немного, я почувствовал: что-то есть, прямо перед ним. Легкое марево, намекающее на облако аэрозоля, а может и разряженный студень. Я подхватил валяющуюся на дерне сливу и швырнул в ту сторону. Слива, успешно пролетев несколько метров, застыла в воздухе и словно обросла волосами.

И тут же волна огня растеклась по мареву, это Шайна отстрелила термоинъекционный боеприпас.

Огонь, казалось, имел форму и дышал, даже был пронизан яркими жилками, но еще пара секунд и он резко свернулся. На его месте недолгий дымок, а потом вернулось марево. Не помог термоинъекционный боеприпас, наверное из-за открытого пространства.

– Эта штука не только устойчива, но еще умеет прятаться и маневрировать , – согласилась напарница. – Мы тоже попробуем. Поднимай-ка в темпе почвенный слой. Его толщина не более тридцати сантиметров.

С помощью какой-то вовремя подвернувшейся лопатки сорвал и завернул набок шматок дернины, под ним был еще немного комковатой земли, которую я мигом разгреб – ниже съемные, но хорошо примыкающие панели из металлокерамики. Шайна кинула мне вакуумную присоску – без таких ни один технарь на станции не ходит – и я смог оторвать одну из панелей; тяжелая, блин, даже при нашей искусственной гравитации.

Мы соскользнули в образовавшийся колодец и сразу поверху прошел ветерок, швырнув ворохом опавшей листвы, сухой травой, комьями земли; вслед за тем в тоннель заглянули нити. Очень живенькие, подвижные, извивающиеся, крутящие в разные стороны своими головками, которые походили на жемчужные бусинки. Это естественно способствовало нашему ускорению.

А бежать и драпать в этом тоннеле было очень непросто. Он вообще-то предназначен для гибких ремонтных роботов типа слизень. Мрачный люминесцентный свет панелей – единственное, что сопровождало нас в пути, если не считать оптоволоконных и энергетических кабелей, аккумуляторных батарей, труб, кронштейнов с компьютерным оборудованием и очень низкого потолка. Да еще каждый пятьдесят метров – люк. Удобно передвигаться только на карачках – если это вообще можно назвать удобным.

Хотя я срочную служил на дизельной подлодке, там обстановочка схожая – язык мой уже свесился до пупа, когда спутница наконец сказала:

– Остановка, мы в районе катерного терминала, только, если не забыл, он на два уровня выше.

Я с налету высадил решетку вентиляционного колодца – коррозия помогла. И подставил Шайне руку.

– Подсажу.

– Не надейся. Совсем не тот случай, когда дама вперед.

– Протест принят, хотя эротических мотивов у меня не имелось, честное слово.

Лестницы внутри колодца не было, но ее функции выполняли выступы, снабженные дымовыми датчиками. Движение по вертикали выматывало, хотя немалый опыт карабканий (по веревочным трапам) у меня имелся.

Поднялись на два уровня, второе дыхание не открылось, так что получилась зверская потовыжималка. Наконец – катерный терминал, если схема не врёт. Только не с парадной стороны.

Я выдавил плечом решетку, замыкающую колодец и оказался на горизонтальной поверхности. Радость, что наконец передышка, была мгновенно омрачена. Представшая картина мне настолько не понравилась, что я даже забыл на время о спутнице, которая настоятельно требовала, чтобы ей подали руку…

Здесь недавно толпились живые люди. И было их немало, двадцать-тридцать. Но сейчас от них остались только протезы зубные, линзопроекторы глазные, разъемы коннекторов, чипы нейроинтерфейсов, сердечные клапаны, шунты, искусственные мышечные ткани типа силикорда. Все это находилось в окружении груды ослизившихся внутренностей, напоминающих плавленый сыр, и кожи, превратившейся во что-то вроде густой мыльной пены. Останки были затянуты клубами густого словно бы жирного пара. Почему они не смогли удрать?

Значит, то, что их убило, умеет хватать и держать.

Разрушению подверглись и некоторые конструкционные материалы, особенно пластик, покрывший буграми и пузырями; поустойчивее оказалась металлокерамика.

Я наконец услышал «эй», наклонился и подал руку выбирающейся из колодца Шайне.

– Надеюсь, у тебя крепкие нервы, – сказал я.

– Тут была давка, как на распродаже, когда туалетные ершики всего по два доллара, – прокомментировала она, оглядев драматическую сцену. Самообладание у дамочки и в самом деле на высоте. – Только отсюда так просто на стартовый стол не попадешь. Это всего лишь пункт сбора, где составлялись списки вылетающих на «Европу-1», и каждый пытался доказать, что он самый важный. Их не пустили на отправляющийся борт, сказали, подождать до следующего рейса. Пока они ждали, всё для них и закончилось.

Шайна поднесла свою чудодейственную ладошку-вездеход к стене и там, где только что не было ничего, кроме гладкой поверхности, открылся овальный проход – чудо кристаллической механики, дверь за сто тысяч баксов.

Мы зашли с черного хода прямо в ангар. Здесь было около десятка летательных аппаратов, но только три относилось к тому типу, что мог слетать на Европу и вернуться назад.

Два из них были явно не в порядке, уж больно густо облеплены рободиагностерами, как смородина тлёй, много снятых панелей, кучи выброшенных на палубу агрегатов и деталей, а вот к посадке в третий катер готовились люди первого сорта.

Одного из них я узнал – сенатор Горовиц в собственном соку – несмотря на 90 лет сверкающие белые зубы, лес волос, пересаженных с молодого трупа, яркие глаза, вырезанные у клона в стране Четвертого мира; значит, все-таки прилетел с нами на «Юпитер-12» сокол капитолийский. Вместе с секретаршей, сработанной по всем правилам эротической науки – ремастеринг зада с помощью коллагеновых пружинок, генная стимуляция бюста, глянцевая манга-кожа – на самом деле напыленная, и аниме-глаза, выращенные на живой плантации органов в орбитальном Плантс-Бей. Ясно, с кем законодатель предавался «каталепсии». Там, где появлялся этот задорный сенатор, омоложенный со всех концов с помощью плюрипотентных клеток, всегда что-нибудь происходило; война программ, бунт блоггеров, восстание вирусов или майдан роботов, в результате чего куш получала корпорация, которую лоббировал сей мощный джентльмен.

Плюс еще два десятка людей, выглядящих на все «пять»; никаких отвисших щек и пивных животов. Среди них был позапрошлогодний лауреат Нобелевской премии по химии за поверхностно-активные вещества, создающие неуничтожимые пузыри с рекламными надписями на боках, узнаю этот высокий лоб от бровей до затылка; про него рассказывали, что он cпёр открытие у одного вьетнамского ученого, который не имел таких возможностей пиариться и не принадлежал к людям первого сорта.

Сенатор в плаще а ля римская тога и секретарша в скромном (по размеру) мини располагаются около небольшого автомата, выдающего чипкойны – валюту юпитерианской системы. В метре от них бодигард; конечно же, с квадратной челюстью, жующей «веселую», а если точнее что-то бормочущую резинку, с автоматической винтовкой под беспатронный боеприпас. Нобелевский лауреат трётся неподалеку, с интересом посматривая на задок сенаторовой секретарши.

Когда я перевел взгляд от койн-автомата к катеру и обратно, то секретарши там уже не было. Прошло всего пять секунд.