Понимание терапии как целостного процесса и трансперсональный подход к исцелению придают большое значение духовному измерению человеческого бытия. Медитация и духовное исцеление являются способами приблизиться к человеческому стремлению быть собой. Если основные блоки были проработаны в терапии, то открываются те сферы, которые больше не имеют отношения к выживанию, а напротив, связаны с ответственным самостановлением и осмысленностью. На этом уровне для подлинного исцеления тела, души и духа требуются другие методы.

В рамках духовного исцеления делается попытка привести энергию клиентки в движение. Конечная цель – это контакт со своей внутренней силой, которая по-японски называется «ки», то есть с жизненной энергией. Любой способ духовного исцеления направлен на восстановление связи с собой. При этом терапия переходит с грубого физического уровня на тонкий, чтобы высвободить энергетические процессы и способствовать расширению сознания. Эти методы исцеления всегда имеют дело с тем, чтобы активировать «внутреннего целителя» и дать место духовному опыту.

Инициатическая терапия была разработана графом Дюркгеймом и Марией Гиппиус и включает различные техники «изначального исцеления»[144]. Собственный опыт взаимодействия с этим методом повлиял на мою личную терапевтическую установку. Я считаю, что личная телесная терапия по Дюркгейму может быть очень полезна при сопровождении пострадавших от инцеста, так как она направлена на смягчение всего того, что блокирует «трансформирующее движение». В этой терапии работают над тем, чтобы процесс трансформации нашел и свое телесное выражение. Я рекомендую женщинам, которые были сексуально травмированы, позволить себе прикоснуться к этому методу.

Как аналитический психолог, я включаю в свое понимание человеческой души ее соотнесенность с трансперсональными сферами. Это означает, что все методы, которые способствуют более глубокому переживанию трансцендентного в жизни и своем окружении, являются для меня важными терапевтическими подходами. Работа над собственной или коллективной мифологией может установить контакт с тем, что выходит за пределы нашего индивидуального существования.

Будет ли человек приближаться к своей трансцендентной Самости с помощью преодолевающей любые пределы мифологии, сказок или визуализаций и медитаций, в конечном счете является только личным решением.

Пострадавшие от инцеста снова и снова вынуждены бороться за самоутверждение, поэтому я считаю медитации целительным методом, помогающим найти свою внутреннюю мудрость и научиться доверять внутреннему ведущему вектору. Все то, что можно было сделать когнитивными и поведенческими методами, углубляется медитациями и расширяется духовным измерением. Медитация как внутреннее собирание себя может быть важным исцеляющим фактором при интеграции тяжелого внутреннего ущерба. Иногда женщины могут ощущать себя целостными личностями только в процессе медитации, потому что на пути к себе только в это время они вновь соприкасаются с тем ядром личности, которое осталось чистым и неповрежденным. Это глубинное переживание – доступ к собственной сердцевине и ощущение потока жизненной энергии – открывает дальнейший путь исцелению и развитию сознания.

Теперь я хотела бы обратиться к теме, которая особенно табуирована в Швейцарии и Германии. «Безымянным преступлением»[145] была названа сексуальная близость между психотерапевтом и клиенткой. Я осознанно использую лингвистически однозначные формулировки «терапевт» и «клиентка», потому что существует достаточно доказательств, что эта форма сексуальной эксплуатации практикуется в подавляющем большинстве случаев мужчинами-терапевтами. Кремериус[146] указывает на то, что за 40 лет своей психоаналитической деятельности он узнал лишь об одном случае сексуального преступления со стороны женщины-аналитика, хотя оба пола представлены в немецкоязычных профессиональных обществах почти в равной мере.

Эта тема во многом подобна теме инцеста и ее также отрицают. Мы упорно цепляемся за мифы, которыми обросло святое семейство, нам очень трудно усомниться в «богах в белом», в наших врачах и психиатрах, в главных образах целительской деятельности! Со стороны самих профессионалов существует особенно большое сопротивление иметь дело с этим теневым аспектом своей профессии. В аналитических учебных заведениях о сексуальных преступлениях в терапии речь вообще не идет. В американской литературе сообщается, что профессиональные журналы поначалу даже отказывались печатать статьи на эту тему[147]. Однако в последние годы средства массовой информации усиленно обращают внимание на все виды злоупотреблений, поэтому в настоящее время в США появились многочисленные судебные иски против терапевтов, которые вели себя неэтично. Страховые компании принимают во внимание высокую частоту сексуальных злоупотреблений в терапии и при заключении договора страхования профессиональной ответственности делают оговорку, что они отклоняют претензии, связанные с сексуальной эксплуатацией. В газете «Лос-Анджелес таймс» от 14 февраля 1976 г. можно было прочитать, что по страховым данным следует считать, что около 20 % всех терапевтов в течение своей карьеры хотя бы однажды имели сексуальные отношения с клиентками.

В Германии и Швейцарии сексуальные нападения в терапии являются фактом, хотя нам и не хватает общественного осознания преступлений такого рода. Я часто терапевтически сопровождаю жертв инцеста, и поэтому я столкнулась с этой темой. Женщины, которых сексуально эксплуатировали в детстве, являются наиболее уязвимыми к тому, чтобы их снова травмировали в терапии. После второго конгресса по инцесту в Цюрихе ко мне подходили разные женщины, подвергшиеся сексуальному насилию в ходе анализа. На этом фоне понятны мои размышления о нарушениях границ в терапевтической ситуации, хотя есть и большое количество женщин, не имеющих опыта злоупотребления в семье, которых сексуально эксплуатировали в терапии. В дальнейшем я не берусь судить или играть роль морализирующего «апостола». Наше condition humaine[148] заставляет нас снова и снова отпадать от профессиональных и жизненных идеалов. Однако для меня важно, чтобы мы очень четко осознавали тот момент, когда мы не принимаем и отвергаем свою человеческую и терапевтическую ответственность. Моя цель – усилить осознание риска сексуального нарушения границ в терапии и прояснить эту динамику в контексте инцеста.

Эта тема поднимает целый ряд вопросов, не только задевающих наше профессиональное самопонимание. В связи с этим также было бы хорошо обсудить юридические аспекты и профилактические меры. Но здесь я хочу ограничиться лишь теми сторонами проблемы, которые особенно актуальны для нашей темы: сексуальная эксплуатация в терапии как вариант инцеста, как ошибочный подход к отношениям, как «смешение языков». Этим термином Ференци[149] обозначал путаницу, когда взрослый отвечает речью страсти на детскую речь о нежности.

Молодая женщина так выразила подобное переживание: «Мой аналитик был первым человеком в моей жизни, который был ласков со мной, с кем я могла быть нежной. Нежность и страсть были для меня двумя разными вещами: по нежности и теплу я тосковала, перед страстью я испытывала панический страх, а сексуальность вызывала у меня отвращение. Однако для него нежность была связана с сексуальными фантазиями и контактами, со страстью. Я тоже становилась ответственной за его страсть, раз искала близости к нему».