Бросаю взгляд на Дрэйка, убеждаясь, что мужчина занят разговором, поворачиваюсь и следую за тонкой нитью запаха, слабого, едва уловимого, ведущего меня через лабиринт людей, разматывающегося клубком. Иду быстро, опасаясь, что Дрэйк хватится меня раньше срока, пересекаю стремительно зал и выхожу через двустворчатую дверь в галерею, длинную, пустынную, незнакомую мне. Должно быть, я случайно воспользовалась другим выходом из зала. Миную и её, но уже медленнее, глядя внимательно по сторонам. Каждый осторожный мой шаг гулко отдаётся под высокими сводами, равнодушные лица на портретах, висящих на стене, провожают меня холодными взорами людей, давно покинувших этот бренный мир. За окнами темнеет парк, и вспыхивают далёкие огни города на другом берегу, музыка за моей спиной становится всё тише. Запах же, наоборот, сильнее, манит ягодными оттенками, тревожит горьким привкусом талого снега.

Голоса возникли неожиданно.

Сначала женский, визгливый, прокатившийся эхом по галерее. Я не успела разобрать слов, как голос стих резко, будто оборвавшись на высокой ноте, и зазвучал другой, мужской, негромкий. Я отошла ближе к стене с портретами, ускорила шаг. В конце галереи лестница, ведущая на нижний этаж, покрытая тёмно-красной ковровой дорожкой. И я остановилась у начала дорожки, увидев на маленькой площадке лестничного пролёта Нордана и Регину.

Даже в трагическом отчаянии Регина удивительно красива. Черты лица искажены мукой и оттого ещё более прелестны, совершенны. Губы дрожат, ресницы трепещут, и глаза кажутся драгоценными сияющими изумрудами от блестевших в уголках слёз. Нордан раздражён – я чувствую его состояние по горечи в запахе, вижу по напряжённой позе, по руке, тянущейся ослабить, а то и вовсе сорвать бабочку. Стоит у края верхней ступеньки, вполоборота к ламии, отвернувшись от неё, словно не замечая молящего взора, слёз, что вот-вот покатятся по нежному лицу.

– Норди, любовь моя, ты же понимаешь, что это не моя вина? – шепчет Регина. – Это всё они виноваты, только они. Они хотели разлучить нас и разлучили. Разве они не уничтожают любые привязанности? Ты сам рассказывал мне, что они убили мать и сестру одного из твоих собратьев лишь потому, что он был слишком привязан к своей семье и не хотел оставлять их.

– Причина не в старших и тебе прекрасно о том известно, – голос Нордана шелестит снежной позёмкой по льду.

– Я… я умру без тебя…

С площадки поднимается холод, но я не могу даже поёжиться. Застываю мраморной статуей, боясь вздохнуть, боясь пропустить хоть слово и страшась того, что услышу.

– Не преувеличивай. Не похоже, чтобы ты почти восемьдесят лет провела в тоске, печали и одиночестве.

– Я всё сделаю ради тебя… они пожалеют… уже пожалели, просто ещё не осознали, – Регина качнула головой, шагнула к Нордану. – Я ведь только ради тебя согласилась… чтобы защитить тебя, понимаешь? Пусть весь круг сгорит в огненной реке, пусть всё братство проваливает к создавшему их богу, а мы останемся. Вдвоём, как и мечтали прежде, – ламия потянулась к мужчине, но он шагнул в сторону, уворачиваясь от кольца объятий.

И заметил меня.

Сумрачный взгляд потемневших глаз – вспышка растерянности, вздох удивления, тень недовольства, мимолётная искра злости. И мгновенная попытка оценить, давно ли я тут стою, много ли услышала.

– Повторяю один раз, Регина, – произнёс Нордан тихо, подчёркнуто спокойно, но за показным равнодушием таилось предупреждение. – Всё – значит, всё, окончательное и бесповоротное. Можешь винить кого угодно, однако досаждать мне этим не стоит.

На секунду показалось, что после слов этих ламия, не сдержавшись, расплачется, упадёт на колени, но она лишь сжала губы в линию тонкую, жёсткую. Нордан поднялся по лестнице и взгляд Регины, цепкий, похолодевший вдруг, скользнул вослед, коснулся меня, ощупывая, изучая, рассматривая пристально не как безликую тень, безымянное плюс один в приглашении, но как нежданную преграду, потенциальную соперницу, дерзнувшую посягнуть на чужую добычу. Ламия чуть прищурилась, нахмурилась, будто не вполне увереная в том, что увидела. Нордан же взял меня за руку, развернул и увёл прочь, ни разу не оглянувшись на бывшую возлюбленную.

* * *

Веледа

Когда-то посещение бала, выход в люди, возможность потанцевать, повеселиться, как положено молодой девушке, казались мне пределом мечтаний, исполнением заветного желания. Одеваясь к императорскому балу, прислушиваясь вполуха к неразборчивой беседе фрейлины, принёсшей мне всё необходимое, и очередного папиного наёмника, я оглядывалась мысленно назад, пролистывала страницы семидесяти девяти лет собственного убогого существования и удивлялась той наивной дурочке, сбежавшей тайком на маскарад. Как счастлива она была, как радовалось безыскусно своему, вне всякого сомнения, «смелому» поступку. Конечно, не рискни я тогда и едва ли встретила бы Бевана…

Но порой казалось, что лучше нам было не встречаться вовсе, ни на том маскараде, ни когда-либо впоследствии.

Кто знает, вдруг он был бы счастливее, если бы не подозревал о моём существовании?

До зала меня провожали фрейлина и наёмник, через зал к трону – только фрейлина, наёмник же удалился. Я даже не пыталась запоминать имена и титулы этих ярких раскрашенных красоток, хотя, искоса разглядывая откровенное платье спутницы, поневоле начала размышлять, не спрятан ли где под броским нарядом нож или ещё какое-нибудь миниатюрное оружие.

Я присела в низком реверансе перед Катаринной и Валерией, осторожно погладила потянувшуюся ко мне левую голову Пушка и по едва заметному жесту отца встала среди уже собравшихся дам императрицы. Наследница удостоила меня лишь дежурным небрежным кивком, зато папа проводил взглядом более долгим, оценивающим, неуютным. Я заметила, как Катаринна слабо, понимающе усмехнулась и что-то негромко сказала, повернув лицо к моему отцу, согласно неписаному правилу стоящему рядом с ней. Со своего места, окружённая оживлённо переговаривающимися фрейлинами, я не расслышала ни слова, увидела только, как шевельнулись губы императрицы и как папа тоже усмехнулся в ответ.

Жаль, мне нельзя встать со стороны наследницы. Рядом с Валерией – тоже негласная традиция – лишь Пушок и никаких галдящих девиц. Я могла бы под каким-нибудь благовидным предлогом приблизиться к наследнице, спросить, не присылал ли Беван новых записок, нет ли от него вестей. Я всю ночь не спала, беспокойно ворочалась с боку на бок, разрываясь между непонятным, сковывающим страхом, идеями, как можно забрать у отца кольцо, и тревогой за Бевана.

Всё прибывающие и прибывающие гости тянулись нескончаемой чередой к трону, кланялись, приветствовали Катаринну и Валерию. Когда объявили Дрэйка, Нордана, леди Ориони и госпожу Элери, я с трудом сдержала желание броситься к ним, растолкав фрейлин, и засыпать вопросами о Беване, хотя бы узнать, где он, если не с ними.

Я видела Нордана, безумного Нордана, как называл его Беван, всего два раза в своей жизни – на том маскараде да в ящике в подземной комнате, – но, кажется, он не изменился, по-прежнему насмешливый, высокомерный, за каждой вроде бы невинной фразой крылось презрение, порой даже не особо тщательно замаскированное. Однако леди Ориони спокойно стояла рядом с ним, вежливо улыбалась женщинам императорской семьи и не вздрагивала, когда Нордан прикасался к ней.

А смогла бы я вот так запросто, наплевав на опасность и риск, пойти за своим любимым мужчиной прямо в ловушку?

Дирг знает.

Странно, но папа ничего не сказал младшим собратьям. Когда они вместе со спутницами отошли, почему-то пристально, холодно посмотрел на меня, словно ожидал обнаружить, как я обмениваюсь с отступниками тайными сигнальными жестами и подмигиваниями.

Танцы. Появление группы незнакомцев в костюмах домино и масках не удивило – из обрывков разговоров фрейлин я поняла, что это часть своеобразного представления в миниатюре, задуманного альсианским принцем, дабы произвести приятное впечатление на невесту и избежать при первой встрече слишком строгих официальных рамок. Один из якобы неизвестных сам Антонио, он и Валерия откроют танцы и тем самым смогут немного побыть в относительном уединении. Признаться, я надеялась, что среди домино и масок скрывается и Беван, что он заберёт меня от этих куриц, вечно кудахчущих о какой-то ерунде, и во время танца мы наконец-то поговорим, но к трону приблизился только принц, остальные мужчины выбрали партнёрш среди женщин в зале.