Оглянувшись на палатку, Виктор сел на песок, закатал брючины легких спортивных штанов, отстегнул протез, снял с него и со здоровой ноги туфли. Затем вновь укрепил протез на культяпке и, поколебавшись, вернул брючины на место. Лучше ходить в намокших брюках, рассудил Самсонов, чем допустить, чтобы вся кампания лицезрела его пластиковый шедевр. Виктор осторожно зашел в воду, следя за тем, чтобы волна сверху не захлестнула протез, и подошел к яхте.

Белоснежный катамаран с поднятыми швертами стоял на якоре в трех метрах от берега. Николай возился на палубе, готовясь к отплытию. Несмотря на жару, он, как и утром, надел на голое тело свой милицейский бушлат с пришитым вместо погона золотым эполетом с аксельбантами. На эполете был вышит вензель – буква «А», что можно было прочесть как «адмирал» или «Альбатрос» – название судна. На голове у него была здоровенная морская фуражка с тем же вензелем. Видимо, этот маскарад входил в ритуал отплытия. Виктор его окликнул.

– Коля, может быть, черт с ней, с твоей персональной рыбалкой? Посидим, выпьем, а потом всей кампанией выйдем в залив и порыбачим. Закат, паруса, две прекрасные женщины на борту…

– … одна из которых Валентина, моя бывшая жена. Ну, ты даешь. Нет, старик, рыбалка – дело святое. Она не терпит суеты и дилетантов. Знаешь, как звучит первая строчка в Морском уставе Петра Первого: «Плавать по морю необходимо». Класс, а? Необходимо, и все тут. Готовьте побольше хвороста для костра. Будет уха. Вернусь поздно, но с рыбой. У меня проколов не бывает. Ну-ка, подсоби. Я сейчас выберу якорь, а ты оттолкнешь катамаран от берега. А, мать твою! Извини, Витек, я забыл про твою ногу.

– Ерунда, однокашник. Это не помеха.

Виктор оперся на здоровую ногу и оттолкнул катамаран. Восьмиметровый красавец с трудом сдвинулся с места, но затем пошел на глубину, набирая скорость. Затарахтел яхтенный мотор. Николай поднял вверх большой палец, показывая, что все в порядке.

Виктор, не выходя из воды, огляделся. По небу стремительно неслись легкие облака. Было чертовски хорошо. Но, как ни странно, на пляже, что находился метрах в двухсот ниже по течению от их лагеря, происходила какая-то суматоха. Люди бегали по берегу, свертывали палатки, хотя была еще только суббота – середина уик-энда. «Может, утоп кто?» – предположил Виктор. Он вышел из воды и подошел к месту, где сидела остальная часть кампании:

– Дима, там что-то происходит…

– Где?

– На пляже. Сходи, узнай, коли не лень. А я буду разжигать костер. Шестой час. Пора готовить ужин.

Дмитрий нехотя оторвался от горячего песка, отряхнул плавки и пошел в сторону пляжа.

Их кампания еще утром расположилась на самой верхней оконечности острова, на узкой и низкой косе, омываемой рекой с трех сторон. Место выбрал привезший их сюда на своем катамаране Николай. «На косе не бывает комаров, – объяснил он – сдувает ветром. Если ночевать, то только здесь».

Чтобы никто не помешал провести на этом месте два выходных дня, они нарочно повсюду разбросали свои вещи, утварь, поставили большую шатровую палатку, словом, застолбили территорию. Когда же какая-то молодая парочка все же решила нахально разместиться посреди их барахла, Виктор, подмигнув бывшим одноклассникам, извлек из своего рюкзака газовый пистолет, ничем внешне неотличимый от боевого, и стал его разбирать на брезентовом полотнище, принесенном с яхты. Свои устрашающие действия он комментировал на блатном южном сленге. Товарищи тоже включились в эту игру, вспомнив уличный язык их общей юности. Парочка исчезла так стремительно, что никто даже не успел увидеть, как это произошло.

После этого никто с пляжа на их косу не забредал. Собственно говоря, никакого пляжа, если понимать под этим словом продукт цивилизации, не было. Просто полоска хорошего песчаного берега и деревянный причал, куда раз в час швартовался прогулочный теплоходик. Отсюда до городского речного вокзала было километров пять по прямой, не более.

Однако теперь на пляже что-то случилось. Хотя солнце еще стояло высоко в небе, пляж опустел. Виктор, решив наполнить водой котелок для чая, зашел в реку и издалека увидел, как по причалу бегут запоздавшие пляжники и садятся в теплоходик. С теплохода что-то объявляли в мегафон, но разобрать было невозможно.

Дмитрий пришел через десять минут.

– Придется сматываться, – объявил он.

– Что такое?

– С теплохода объявили: ожидается буря и шквальный ветер.

Виктор с сомнением посмотрел на небо. Легкие облачка, ни единой тучи. Только ветер слегка усилился.

– Ну и что с того? Будет гроза – не раскиснем. Пересидим в палатке. Надо только получше ее укрепить, чтобы ветром не сорвало. – Виктор посмотрел на озабоченное лицо Дмитрия и рассмеялся. – Ты что, грозы боишься? Ветер, гроза, пусть даже град пойдет. Это же сплошной кайф. В июле-то.

– А наши женщины?

– Невзгоды и испытания обостряют чувства.

– Иди ты… Впрочем, кажется, выбора у нас уже нет. Этот теплоходик был последним. Теперь придется ждать, когда вернется Николай на яхте.

– Николай возвратится не раньше одиннадцати часов вечера, а то и в полночь. Он собирался порыбачить на вечерней зорьке в лимане. Отсюда до побережья час хода. Темнеет сейчас в девять, еще час половит после заката. Вот и считай. Ничего, пересидим. Летние грозы короткие.

– Какая к черту рыбалка, если начнется настоящая буря. Скорее всего, он будет здесь через пару часов.

– Ты его плохо знаешь. Если начнет штормить, Николай уйдет в устье реки, забьется в камыши, переждет и продолжит ловить. А если шторм будет до полуночи, значит жди его завтра, после утренней зорьки. Вот увидишь. Без садка с рыбой он не вернется. Он же упертый, как пень.

– Забавно слышать об упертости от функционера компартии. – Дмитрий рассмеялся.

Виктор пожал плечами:

– Сомневаюсь, что могу назвать себя функционером. Я – не член КПРФ.

– Но ты же во фракции компартии?

– Это разные вещи. Слушай: река, лето, а ты о политике. Надоело. Давай лучше хворост соберем. Что там делается в палатке? Бабы все еще спят?

– Нет, дуются в карты и моют нам косточки.

– Объявляй аврал. Если действительно будет гроза, надо попрятать вещи и быстрее приготовить еду.

…Но они ничего не успели сделать. Небо мгновенно потемнело, словно началось солнечное затмение. Где-то прямо над головой громыхнуло, и с неба ринулись потоки воды. А затем и вправду, как напророчил Виктор, по брезентовой крыше палатки замолотил град. Впрочем, все это было даже весело. Из палатки ушла одуряющая духота, было сухо и уютно. Оказалась, что именно этого каприза природы им и не доставало, чтобы преодолеть скованность, естественную для фактически малознакомых людей, какими они стали друг для друга за двадцать лет, прошедших после окончания школы. Валентина и Ольга на скорую руку сделали овощной салат. Виктор своим громадным охотничьим ножом нарезал хлеб, вскрыл банки с тушенкой и шпротами. Выяснилось, что Николай оставил им бензиновую плитку «Шмель» и они даже смогли разогреть тушенку. Дима расчехлил гитару и долго, профессионально, отстраивал лад. Когда же женщины объявили, что в грозу они предпочитают, как и мужики, пить водку, а не французскую кислятину, стало ясно, что вечер может наладиться.

Впрочем, и Виктор, и Дима не сделали ровным счетом ничего, чтобы превратить их поход в амурное приключение, очаровать своих спутниц. Вообще и тот, и другой вели себя довольно скованно. Природный рассказчик, Виктор отделался пересказом нескольких свежих анекдотов. Дима, довольно известный в их городе бард, исполнитель собственных песен, нехотя спел пару песенок их юности. Как это часто бывает, Виктор и Дмитрий, в силу публичности своих профессий, умения часами «держать толпу», разжигать ее интерес, когда это необходимо, отчаянно не любили, если возникала необходимость проявлять профессионализм в свободное время и даже стеснялись этого.