Проведя рукой по морщинкам на его лбу, я спросила:

— Что не так?

Губы Флейма приоткрылись, и он протяжно выдохнул, затем еще сильнее сжал меня в объятиях и притянул ближе. Сначала я подумала, что он не заговорит, но неожиданно он признался:

— Прежде я убивал.

Я замерла, сведя брови на переносице, и заявила:

— Я знаю. Ты убил брата Моисея.

— Нет, я убивал гораздо больше. Охренеть сколько, Мэдди. — Он отвел взгляд, затем снова посмотрел на меня. — И мне нравилось это. Мне… бл*дь… это нравилось. Во мне живет желание убивать, Мэдди. Я не думаю, что оно когда-нибудь испарится. Я думаю…я думаю ребенок во мне хочет убивать.

Подняв руку, я подтянулась выше по его телу и сказала:

— Но только плохих людей. Да? Ты хочешь убивать только тех, кто делает плохие вещи, верно?

Флейм пожал плечами:

— Это всегда наши клубные враги. Мужчины, из которых мы привыкли выбивать информацию. Люди, которые пытались облапошить клуб. — Он кивнул подбородком в мою сторону. — Люди, которые делали тебе больно.

Мой желудок сделал сальто от мысли об отнятых человеческих жизнях. Флейм коснулся пальцами моего лица и нашел взглядом мой.

— О чем ты думаешь, Мэдди? Твое выражение лица изменилось, но я, бл*дь, не понимаю, что оно означает.

Тяжело вздохнув, я ответила правдой.

— Я даже не могу представить себе, каково это, отнять чью-то жизнь. Я знаю, чем занимаются Палачи — Мэй и Лила мне объяснили. Но я не понимаю... Я не знаю, что произошло бы, если бы я могла забрать жизнь брата Моисея. Я не верю, что у меня есть возможность убить другого человека, даже если он это заслужил. Я просто... Я просто задаюсь вопросом, через что ты на самом деле проходишь, делая это. Что происходит в твоей голове, раз ты испытываешь подобное желание?

Флейм долго молчал, затем он усилил хватку руки на моей талии и прошептал:

— Он. Каждый раз, убивая, я думаю о том, как делаю это с ним. Я вижу его на месте своих жертв. Я режу их на кусочки своим ножом, но вижу только его. Каждый раз, совершая убийство, в своей голове я убиваю его... за маму... за брата... за себя... за то, во что он меня превратил. За то, что он, бл*дь, делал со мной в клетке.

Мое сердце сжалось от боли из-за его признания. В его сердце жила боль, и ее причинил человек, которому Флейм доверял. Погладив его по волосам, я сказала:

— Ты хороший мужчина, Флейм. Просто с тобой плохо обращались.

Он покачал головой.

— Черт побери, нет, Мэдди. Я убийца. Глубоко внутри я люблю убивать из-за него. Я такой же псих, как и он. Мне нравится причинять боль.

— Нет, — спорила я, но Флейм замер подо мной. — Флейм! — прошептала я громче.

Когда он медленно повернул ко мне голову, то прошептал:

— Что, если завтра он будет там?

И мое сердце снова разбилось на части. Флейм вытянул руку, схватив меня за запястье, и прошептал:

— Что, если завтра мы войдем в этот гребаный дом, и он будет там? Что, если это все еще в этом чертовом доме? Все еще, бл*дь, живет и дышит, будто ничего и не было? Все еще ходит в сраную церковь? Не думает о том дерьме, что натворил? Не думает о том, во что втянул меня?

Глаза Флейма расширились, он тяжело сглотнул. И затем я поняла. Я поняла, что он не спал и раздражен, потому что он в ужасе. Хоть он и не показывал эмоций на лице или в голосе, я знала, что по его венам бежал настоящий страх. И я поняла, что впервые за годы, он почувствовал эту эмоцию. Он был Флейм из Палачей. Он внушал страх большинству своих врагов. Убивал людей своими ножами.

Но прямо сейчас он был напуган.

Я попыталась представить, что почувствовала бы, если бы брат Моисей в этот момент вышел из-за деревьев. Только от краткой мысли мурашки покрыли тело. Но Флейм утром столкнется лицом к лицу со своим мучителем. И он боялся. Флейм — мой сильный защитник, был напуган от мысли увидеть свое прошлое.

— Ш-ш-ш... — успокаивала я, когда дыхание Флейма ускорилось. Затем я предложила: — Я здесь для тебя. Так же как и АК и Викинг. Они хотят помочь тебе. Ты встретишься со своим отцом и возьмешь контроль над той властью, что есть у него над тобой.

Флейм отвел взгляд.

— В своей голове я убил его миллион раз. Мужчины, которых я убивал в клубе, кровь, что я проливал своими гребаными руками, — все принадлежит ему. Но я, бл*дь, не знаю, смогу ли по-настоящему убить этого ублюдка. В его гребаном доме, лицом к лицу...в гребаной клетке.

— Тогда не делай этого, — ответила я. — Покончить с его жизнью может не быть целью этой поездки. Мы едем туда, чтобы ты снова взял свою жизнь под контроль. Чтобы одолел демонов, берущих над тобой власть. А затем уедем и оставим все в прошлом. — Я крепко держала его лицо, развернув к себе. Сглотнув, добавила: — Чтобы ты мог получить будущее со мной. Чтобы мы начали новую жизнь. Счастливую... жизнь, наполненную любовью друг к другу.

— Счастливую? — сказал Флейм дрожащим голосом. Я кивнула, боясь, что заговорив, разрыдаюсь. Затем Флейм привлек меня к своей груди и добавил: — Я даже не помню то время, когда был счастлив.

Сдерживая слезы, я прошептала:

— Значит, вот на что мы будем надеяться. На счастье… Знаешь что, Флейм?

— Что? — спросил он едва слышным шепотом.

— Ты — мое счастье.

Флейм обнял меня крепче, и когда я начала засыпать у него на груди, прошептал:

— Я убью его, Мэдди. Я убью его за то, что он сделал со всеми нами. Этот ублюдок заплатит.

Я не ответила, просто закрыла глаза и попыталась понять, что для свободы ему нужно убить.

Понять, что вот он настоящий.

И это никогда не изменится.