Он стиснул зубы от боли, и взяв свой нож, я начал кончиком ковырять в ране, которую только что нанес.
— Я спросил «почему, бл*дь, одиннадцать»?
Папа ахал и кричал.
— Есть десять заповедей, а одиннадцать — это насмешка над всем чистым. Для грешников. В твоих венах зло, темнота в душе. Число одиннадцать подходит для такого грешника, как ты!
Я остановился, не в состоянии перевести дыхание из-за ярости.
— Я не был гребаным грешником. Я был не таким, как другие. Моя голова не работала так, как у других. Но это не был сраный грех. Я не был чертовым дьяволом, просто был другим. Но твоя херова церковь утверждала, что я зло. Ты думал, что все вокруг зло: я, мама, Исаия. Когда на самом деле это ты... именно ты трахнутый на голову!
Я громко выдохнул. Выдохнул с криком и полоснул ножом по животу отца. Лезвие не прошло глубоко, но ублюдок точно почувствовал. Он почувствовал гребаное острие моего ножа.
— Ты грешник, Иосия. Посмотри, кем ты стал. Кем ты всегда будешь, — хохотнул он. — Гребаный дьявол с пламенем во плоти. Даун со злом в крови.
— Заткнись, бл*дь, — выплюнул я, тыча ножом ему в лицо. — Просто. Бл*дь, Заткнись.
Он смотрел на меня темными глазами. Я поднес нож к его лицу и проревел:
— Ты засунул меня в эту чертову клетку. — Я кивнул в сторону люка. — Ты резал меня ножом, ночь за ночью, хрен знает сколько времени. Морил меня голодом. Оставил меня замерзать. — Затем все мое тело напряглось, когда мне удалось сказать: — Ты насиловал меня. Ты, бл*дь, меня насиловал. Тупой больной ублюдок. — Я затих, чтобы сделать вдох, затем продолжил: — Мама, Исаия... ты, бл*дь, их сломил. Они умерли из-за того, что ты с нами сделал. Ты и твоя сраная церковь.
На этот раз он ничего мне не сказал. Просто пялился своим мертвым взглядом. Это бесило меня. Мое тело горело, ножи в руках потяжелели. Я посмотрел на Викинга, который стоял как камень, и приказал:
— Опусти его руки.
Викинг силой опустил руки моего отца вниз. Встав над ним, я повернул ножи, затем полоснул по его руке.
— Один, — взревел я, наблюдая, как кровь течет из его ран, пока он делал резкие вдохи. Я снова порезал: — Два, — и зашипел, когда он стиснул зубы от боли. Я резал снова и снова и снова, мой член твердел от каждой струйки крови. — Три. Четыре. Пять. Шесть Семь. Восемь. Девять. Десять... — медленно считал. Руки мудака были порезаны в клочья. Кровь текла на пол. Затем, мой пульс подскочил, и я полоснул ножом его бедро с ревом. — Одиннадцать!
Мой старик свисал со стола с потрясением во взгляде.
Затем, борясь с тошнотой, я двинулся вперед и спросил:
— Какого черта ты меня насиловал?
Папа замер. Я прижал лезвие к его щеке и повторил:
— Какого черта ты меня насиловал?
Я сильнее вжимал лезвие в его тонкую кожу, чем больше он молчал. Затем он внезапно сказал:
— Чтобы полностью избавить твою плоть от греха. Чтобы наказать за то, что ты забрал свою мать у меня.
Я замер, все еще прижимая нож к его щеке, затем отшатнулся. Он больной ублюдок, которого не изменило время.
Я посмотрел вглубь комнаты. Указал на люк и приказал:
— Вик, притащи его туда.
Я мчусь вперед, но резко останавливаюсь перед гребаным люком. Я не могу сдвинуться с места. Дерево сильно поцарапано за годы использования. Замок ржавый, но все еще крепкий.
— Бл*дь, мужик, — сказал Викинг. — Какое дерьмо ты там пережил? Мне уже хочется свернуть шею этому херову педофилу. Этот подвал доведет меня до ручки.
Не отвечая, я закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Наклонившись, заставил себя отпереть замок и дернул гребаную дверцу с рычанием. Ветхое старое дерьмо с легкостью слетело с петель.
Знакомая вонь с подвала немедленно ударила мне в нос. Я боролся с тошнотой. Как только я собрался приказать Викингу кинуть туда моего отца, мой взгляд уловил движение.
Сердце замерло в моей груди, когда в меня вперилась пара темных глаз. Я сморгнул, уверенный, что мне померещилось, но затем бледное лицо показалось на свету. Я попятился назад, к стене, грудь сдавило от шока.
АК бросился ко мне.
— Что, бл*дь. не так? — спросил он. Викинг бросил пьяное тело моего отца на пол и присоединился к нам.
Я покачал головой, затем сказал:
— Кто-то здесь… Кто-то, бл*дь, здесь...
Викинг и АК подбежали к люку и посмотрели вниз. Мой желудок ухнул вниз, когда Викинг закричал:
— Бл*дь! Бл*дь, мужик, там ребенок внизу!
Я замер на месте, прислонившись к стене, когда Викинг и АК присели на корточки. АК развернулся ко мне и закричал:
— Бл*дь, Флейм. Иди сюда.
Я передвигал ноги, борясь с воспоминаниями, когда находился в той дыры. Затем обернулся... и увидел, что отца нет на месте.
Я заорал:
— Куда он, бл*дь, ушел?
Затем снаружи раздался крик.
— Флейм!
Мэдди...
НЕТ!
— Бл*дь! — выплюнул Викинг. Но я уже помчался к двери, моя кровь была в огне. Я вылетел на улицу и увидел, что у моего отца в руке снова нож и он прижимает Мэдди к груди. А сраное лезвие упиралось ей в горло.
Гнев застилал мой взор, и я закричал во всю силу легких.
Зеленые глаза Мэдди были расширены и наполнены слезами. И она смотрела на меняя, умоляла взглядом помочь ей.
— Позволь мне уйти, или я перережу горло шлюхе, — предупредил отец. Моя кровь мгновенно превратилась в лед.
Я стоял неподвижно и спокойно сказал:
— Отпусти ее.
Викинг встал рядом со мной, и папа переводил взгляд с одного на другого.
— Позвольте мне уйти, и ты получишь свою шлюху назад.
— Флейм, — прошептала Мэдди, побледнев.
Я наблюдал, как лезвие касалось ее кожи и бросил свои ножи на землю.
— Отпусти ее, бл*дь, — приказал я. Мой голос разносился как гребаный гром.
Ублюдок начал уходить к подъездной дорожке, переместив Мэдди в сторону. Я как раз собирался бежать вперед на мудака, когда АК оказался рядом со мной, а его пистолет целился между глаз моему отцу.
— Готовься к тому, что пид***ла попытается действовать, — прошептал он.
Секунду спустя, АК пустил гребаную пуль прямо в ногу моего отца, и мой старик упал на землю, истекая кровью. Мэдди упала в другую сторону, но он все еще держал ее за шею. Но она смогла высвободиться.
И это был знак действовать.
Наклонившись, я поднял ножи и бросился вперед. Папа откатился, пытаясь подняться, как раз когда я оказался рядом. Пламя разгоралось с новой силой, когда я смотрел ему в глаза и сел на него, погружая ножи в его плоть и нанося удар за ударом. И я, бл*дь, наблюдал за ним. Как ястреб смотрел на то, как он пытался закричать. Я ударил острым лезвием ему в грудь, живот, поворачивая нож и распарывая плоть. Перед моими глазами было лицо мамы. Я видел то, как он бил ее, ее кожа была в крови и синяках. Я видел, как он кричал на Исаию. Как он положил его рядом со мной, в грязной дыре, и, бл*дь, оставил нас умирать.
Я наклонился ниже, в то время как кровь хлыстала потоком из тела моего отца. Но я, бл*дь, не мог остановиться. Не мог остановить гребаные крики из многих лет боли. Я потянулся к нижней части его тела и проткнул двумя ножами его член. Отец захлебывался в крови. Но я закрыл глаза, пытаясь избавиться от ощущения его дыхания на моей коже, когда я был ребенком, от ощущения его потной груди на моей спине, когда он трахал меня у стены.
И я все еще не мог остановиться. Я наносил удары ножом по его ногам, разрывая его мышцы. Затем перешел к животу и резал кожу, затем к лицу. Его темные глаза, что смотрели мне в душу, остекленели, и подняв руку, я ударил двумя острыми ножами в них. И я все равно не мог насытиться. Продолжал, колол его подбородок, щеки и чертов череп.
Я не думал, что смогу остановиться, пока...
— Флейм! Перестань… пожалуйста! — послышался плачущий голос.
Но я поднял ножи дрожащими руками, затем погрузил их в череп, чувствуя часть кости под своими руками.
— Флейм! Прекрати! Хватит!
Внезапно голос ворвался в мой разум, и я опустил ножи, рухнув вниз в изнеможении. Я тяжело дышал, пытаясь наконец сфокусироваться.
Кровь. Я мог видеть только тонны гребаной крови. Кровь подо мной, кровь, покрывающая гребаное тело подо мной... гребаное тело, изуродованное настолько, что было сложно разглядеть лицо. Нельзя было точно определить, он это или нет.
Я повернулся из-за движения рядом, и ахнул. Мэдди… Мэдди...