Воин по имени Мормоликион, в сотый раз нарушая дисциплину, отбился от своих товарищей. Он сидел на камне, когда что-то легонько ударило его по затылку. Мормоликион обернулся, порядком напуганный. За ним стоял мальчик в нарядной, отделанной серебром тунике и прятал за спиной руку, которой за мгновение до этого кинул в ахейца маленький камень.

— Если я тебя поймаю, — сказал Мормоликион, — то спущу с тебя кожу полосами, сделаю из нее кнут и буду хлестать тебя им по голому мясу.

Затем он снова погрузился было в себя, но тут его помутненное сознание слегка просветлело. Он резко встал.

— Не бойся, мальчик, Мормоликион — твой друг. Он не сделает тебе ничего плохого.

Маленький критянин, впрочем, не выказывал никакого страха, а, наоборот, спокойно смотрел на чужеземца, который приближался к нему, пытаясь изобразить на свирепом лице жалкое подобие улыбки. Мормоликион не видел детей тысячу лет. Он протянул руку и погладил мальчика по длинным черным волосам.

— Как тебя зовут, малыш? Ты понимаешь, что я говорю?

— Я Минос, сын Европы, — ответил мальчик. Он говорил на ахейском несколько шероховато, но весьма уверенно.

— Хорошо, молодец. Хочешь подарок? У меня для тебя кое-что есть. Ай-ай-ай, как же так? Мои карманы пусты! Наверное, твой подарок у одного из моих товарищей. Пойдем посмотрим?

Представ перед Астерием, ребенок рассказал, что неподалеку от лагеря ахейцев находится город Кносс. Мальчик был настолько великодушен, что от имени своего народа решил оказать ахейцам гостеприимство.

Греки, само собой, и не подумали отказаться. Войдя в город, потрясший их своим великолепием, они не стали расчехлять оружия, хотя были готовы отразить любое нападение. Увиденное напугало их: город был открыт со всех сторон, каждая улица служила входом: никаких крепостных стен, никаких стражников. Какое же колдовство защищало жителей от воинственных соседей, безжалостных пиратов и пришлых завоевателей?

Вслед за царевичем Миносом ахейцы отправились во дворец, возвышавшийся на холме за городом, за ними следовала причудливая толпа нарядных критян: женщины были одеты в юбки с цветными воланами, мужчины — в льняные или кожаные напередники. На каждом из толпы — драгоценные камни, золотые и серебряные кольца, серьги, браслеты… Ахейцы никогда еще не видели, чтобы столь богатый город был совсем не готов к приходу многочисленного вооруженного отряда чужаков, и потому великолепие Кносса и горделивое величие дворца пугали греков все больше и больше. Прежде чем войти во дворец, Минос предложил им оставить оружие у входа. Астерий дрожащим голосом осведомился:

— Должны ли мы считать себя пленниками?

— Ни в коем случае. Вы сможете забрать оружие, когда захотите, а если ваши военные законы запрещают вам выпускать его из рук, оставьте его при себе. Мы лишь просим проявить к нам уважение и, поверьте, будем вам благодарны.

Сбитые с толку ахейцы беспомощно уставились друг на друга. Астерий первым отстегнул ножны с мечом и отдал их вместе с луком и колчаном. Все остальные молча последовали его примеру.

У входа во дворец их встречала мать Миноса, Европа, которую ахейцам представили как Госпожу Луны. Астерий уже целых три месяца не видел ни одной женщины, а эта предстала перед чужаками в ритуальном платье Богини. Ее кожа была покрыта белилами, обнаженную грудь поддерживал легкий, почти незаметный корсаж, прозрачную короткую тунику перехватывал на талии широкий пояс. Европе не было еще и тридцати, ее лицо, покрытое слоем белой краски, лучилось неземной красотой, а глаза смотрели холодно и проницательно.

Астерий, запинаясь, осведомился, может ли он видеть царя.

— Я говорю от лица Богини. Если ты предпочитаешь беседовать с мужчиной, выбери любого и говори с ним, — ответила ему Европа под дружный смех своих придворных дам.

От царицы греки узнали, что, войдя в город, они стали гражданами Кносса, что, если они захотят провести в городе ночь, их отведут в дома, отведенные для приема гостей, и если они решат задержаться на Крите, то им придется работать по три часа в день, как и всем остальным жителям Кносса.

— Мы — воины, — гордо заявил Астерий, и, стремясь разузнать побольше о защите города, продолжил: — Мы могли бы служить в вашем войске.

— Это не работа. Нас защищает Богиня. В Кноссе, да и вообще на Крите, нет армии. Это самый крупный город острова, но во всех остальных селениях вы увидите то же, что и здесь. Если захотите, мы обучим вас любому ремеслу. Впрочем, сейчас вам нужно отдохнуть. Можете оставаться в наших домах для гостей столько, сколько вам будет нужно, чтобы решить, уйдете вы или останетесь. Решите остаться — для вас выделят постоянное жилище.

Прежде чем уйти, ахейцы забрали свое оружие.

— Прости нас за недоверие, Госпожа, но мы редко сталкиваемся со столь радушным приемом. К тому же на следующий день после нашей высадки на остров двое моих людей подверглись нападению неких воительниц, один из них умер. Мы не хотели бы оказаться в западне.

— То были не воительницы, а жрицы, — ответила ему Европа. — Быть принесенным в жертву во время ежегодного празднества обручения Богини Луны и Диониса — великая честь, и любой из жителей этого города был бы счастлив оказаться на месте твоего воина. Ты волен забрать свое оружие, но не пускай его в ход.

Первой же ночью Астерий и его люди разработали план действий: они останутся в городе, чтобы разузнать, как устроена его оборона, позволяющая жителям чувствовать себя в полной безопасности. Разнюхав все, они нанесут внезапный удар изнутри и захватят власть.

В соответствии с планом, на следующий день ахейцы попросили, чтобы им предоставили собственное жилье. Разбившись на группы по четыре человека, они поселились в недавно построенных домах на окраине города. Затем греки обошли мастерские дворца, и каждый из них выбрал то ремесло, которое было ему по душе, хотя большая часть ахейцев предпочла стать охотниками и земледельцами. Как они и ожидали, горожане обрадовались их решению, и греки стали выжидать.

Настоящим открытием для ахейцев, привыкших к грубому вкусу ячменного пива, стало виноградное вино, которое кноссцы обильно употребляли во время праздников.

— Скажи своим людям, — предупредила Европа Астерия, — что они могут выпить столько вина, сколько найдут в кладовых дворца. Но вы не должны прикасаться к священному вину, что хранится в храме Богини. Это напиток богов, опасный для непосвященных. Его можно пить только в присутствии жрицы, следуя ее указаниям.

Слова Европы, которые Астерий передал своим людям, вызвали обратный эффект. Не прошло и трех дней, как Мормоликион стащил кувшин амброзии. Многие видели, как он, ошалевший от выпивки, метался по улицам города. Вино сыграло с беднягой злую шутку: ему чудилось, что он вновь и вновь убегает от чуть было не разорвавших его на кусочки жриц. Его схватили и заперли в доме, но даже привязанный к кровати он снова и снова пытался спастись от кровожадных женщин. Успокоился Мормоликион лишь через неделю, когда смерть, которой он чудом избежал в священной роще, вновь вернулась за ним.

Время шло, а ахейцы все не могли понять, как устроена оборона города — более того, многие из них пришли к выводу, что Богиня, оберегавшая остров, должно быть, очень могущественна, раз она смогла сделать так, что жители Крита ничуть не опасаются нападения. Астерий беспомощно наблюдал, как решимость греков захватить город постепенно сходит на нет: зачем осложнять себе жизнь, если у них и так есть все необходимое? Никогда еще им не жилось так хорошо: еда, внимание, отдых… Жалкие три часа работы не слишком утомляли людей, привыкших странствовать, воевать и добывать пропитание грабежом, занятием на редкость опасным. Зачем захватывать власть в городе, где ты и так живешь по-царски?

Астерий понимал, что скоро окончательно утратит власть над своими людьми, и потому, собрав ахейцев как-то вечером во дворе своего дома, он обратился к ним с речью: