— Я имею к вам разговор,— тихо говорит Моисей.
Сёма забивается в угол и делает вид, будто внимательно изучает пятнышки на стене. Он щурит глаза, поплёвывает, трёт рукавом, что-то шепчет, но уши его — там, около дедушки и Моисея.
— Я должен знать точно, кто я,— говорит Моисей.— Вы мне сказали тогда, что отец у меня умер от чахотки. Так. Братья есть, сёстры есть? Как их зовут? Что оии делают?
— Вы можете быть спокойны, как за железной стеной. Вы, то есть настоящий владелец паспорта, — в Америке, братьев у него нет. Есть одна сестра — слепая, она живёт в местечке Трегубы. Вяжет чулки. Он был щетинщик и дома жил мало. А люди, знающие его, предупреждены.
— Значит, одна сестра...— задумчиво повторяет Моисей.—> Одна, это хорошо.
— А что, вы собираетесь в дорогу?
— Я должен через пять дней уехать.
Сёма бросается к Моисею и взволнованно спрашивает:
— Как, ты уедешь? Надолго? Кто же будет у нас?
— Кто будет? — смеясь, повторяет Моисей.— Чёрт его знает, кто будет и что будет!
— Ты ж мне не рассказал, как ты бежал!
— Тише, Сёма! — сердито кричит дедушка.— Что ты пристал с глупыми вопросами? Сколько раз я тебе говорил: не вмешивайся, когда говорят старшие!
Сёма обиженно умолкает. Ох, эти старшие — покоя от них нет человеку!
* * *
Старый Нос сидит, опустив голову на колени. Он гадает: если Моисей подойдёт к нему перед уходом, значит, останется, если нет — уедет. Если дверь откроется, значит, останется, если нет — уедет. Если в странице меньше ста строчек, останется, если нет...
— Обидели молодого человека,— слышит Сёма знакомый голос и поднимает голову.
Моисей, улыбаясь, стоит рядом с ним:
— Обидели молодого человека... Может быть, молодой человек пойдёт с Моисеем к фабрике?
— Конечно, пойдёт.— И Сёма быстро натягивает куртку.— А где ящик?
— Здесь, со мной.
— Ну, пошли!
...Опасаясь подозрений, Моисей продолжал торговлю порошками и палочками, хотя нужды в этом уже не было. Покупки завёртывались в чистые белые листки, и, может быть, поэтому покупателей стало меньше. Но по-прежнему весело покрикивал хозяин, и Сёма восхищённо следил за каждым его движением. Они вышли сегодня позже обычного. Моисей разложил товар и, подстелив платок, присел на камень:
— Ну, мудрец, загадки умеешь отгадывать?
— Загадки? Смотря какие.
— Ну, ответь мне: чего нельзя увидеть?
— Своих ушей.
— Ну, это положим! — Моисей быстро приподнял брови, и уши его смешно зашевелились.— Видел, брат?
— Видел,— с восхищением повторил Сёма, пристально глядя на красные уши Моисея.— Как же это они сами?
— Нет, ты отвечай на вопрос.
— Значит, не уши?
— Нет... Ну, слушай. Нельзя увидеть следов птицы в небе, следов змеи на скале. Правильно?
Сёма подумал:
— Как будто правильно.
— А кого не хочется видеть?
— Не знаю.
— Того, кто сюда идёт, только не смотри на него.
Через площадь медленно и тяжело шагал полицейский — сомнений не было, он шёл к ним. Сердце Сёмы испуганно сжалось.
— Беги, дядя,— прошептал он,— направо, через сквозной двор! Попадёшь к Пейсе, скажешь — я послал...
Моисей засмеялся и погладил Сёму по голове:
— Спасибо, но давай не будем спешить.
Полицейский подошёл и, небрежно кивнув головой, сказал:
— Ну-ка, пойдём со мной!
— У меня торговля, ваше благородие,— спокойно ответил Моисей.
— Ладно,— хмуро прервал полицейский.— Пойдём. Здесь всего ходу два шага!
Моисей захлопнул ящичек и, подмигнув, отдал его Сёме:
— Понесёшь домой.
Сёма хотел ответить, но язык не слушался его. Молча принял он товар, с затаённым дыханием ожидая конца. Моисей пошёл с полицейским. Сёма робко поплёлся за ним.
— Ты по-вашему, по-еврейскому, знаешь? — спросил полицейский Моисея.
— Знаю,— ответил Моисей,— читать обучен.
Они подошли к воротам. Почти целиком ворота были обклеены серыми листками. Вокруг всё больше и больше теснился народ.
Ткнув пальцем в листок, полицейский сказал Моисею:
— Читай, торговый человек, слово в слово читай, как есть. У этих жидков правды не узнаешь!
Моисей всё понял: полицейского обманывали, ему читали вымышленный текст. Но вряд ли сейчас, в этом есть смысл. И громко, во весь голос, стараясь, чтобы было слышно стоящим позади, Моисей начал читать:
— «Товарищи!
Царское правительство душит всякую свободную мысль, давит всех, кто не принадлежит к господствующей шайке чиновников, попов, капиталистов и дворян. Оно гнетёт чужие национальности, скучивает евреев в тесной черте оседлости, где они задыхаются под гнётом нужды и бесправия...»
— Довольно! — сказал полицейский и сорвал листок.— Хватит! — Обернувшись к толпе, он закричал: — Чего уставились? Разойтись сейчас же велю! Разойдись, нечисть проклятая!
— Тут и православрые есть,— насмешливо крикнул кто-то.
— Что? Кто сказал?
В ответ раздался протяжный свист.
* * *
Через час Моисей и Сёма были дома. Весело потирая руки, Моисей рассказал дедушке о происшедшем.
— И ты ему прочёл?
— А что же! Я всем прочёл. Я ему оказал услугу, этому чёрту лысому.
Сёма с восхищением смотрел на Моисея: как приятно быть большим, смелым и умным! Очень даже приятно!
ЧАЙ С ПИРОЖКАМИ
Да, Моисей был умным и смелым. Вчера полицейский сорвал листки и широким ножом соскабливал с ворот клочки серой бумаги, а сегодня чья-то невидимая рука опять расклеила их. На дверях синагоги, на заборах, у входа в народную чайную появились эти листки с призывом к революционному действию. Стены и двери замазывали чёрной краской, со злобой срывали прокламации, но листков было много, и они опять появлялись в самых неожиданных местах. Утром жители местечка видели четыре серых листка даже на дверях полицейского участка. Ливень обрушился на местечко, и какой ливень!
Сёма ходил по улицам, посмеиваясь, потирая руки. Хитро сощурив глаза, он с любопытством смотрел на прохожих. Неистовство полицейских смешило его. «А ну-ка, сорвите ещё! — шептал он.— А на Песках тоже есть, и около станции есть, и на башне есть! А ну, сорвите ещё!»
Ему хотелось подойти к кому-нибудь и сказать, что он ещё вчера знал, где появятся прокламации. Но говорить об этом запретили, и, с трудом сдерживаясь, Старый Нос бродил от дома к дому, прислушиваясь к шуму уличной толпы. Около аптеки он встретил Моисея. Моисей шёл с высоким загорелым парнем в жёлтой панамке. Они говорили о чём-то, не обращая внимания па суету. Увидев Сёму, они остановились.
— Что это такое? — спросил Моисей.— Что за шум?
— Чепуха! — в тон ему ответил Сёма.— Листки какие-то расклеили и вот никак не сорвут!
— Познакомься,— сказал Моисей, обращаясь к спутнику,— сын Гольдина.
— Гольдина? — переспросил парень.— Очень приятно! — и протянул руку.
Сёма смутился. Между тем незнакомый человек, внимательно осмотрев Сёму с ног до головы, сказал что-то Моисею. Тот кивнул головой:
— Ты, Сёма, какой номер ботинок носишь?
— Не знаю.
Они неожиданно вошли в магазин. Спутник Моисея велел приказчику подобрать пару ботинок мальчику.
— У меня нет денег,— испуганно сказал Сёма.
— Ничего, мы сочтёмся! — деловито ответил парень и, склонившись на одно колено, стал примерять Сёме ботинок.— Ну-ка, поставь ногу хорошо. Так! В носках не жмёт?.. Смотри, мизинец-то выпирает.
— Нет, не жмёт,— недоуменно сказал Сёма.
— Ну-ка, пройдись.
Сёма прошёлся. Ботинки неподражаемо скрипели, ходить в них было приятно и скользко.
— Теперь гуляй! — сказал парень улыбаясь.
— Как, разве они теперь навсегда мои?
— Навсегда! — успокоил Сёму Моисей.— Можешь с ними делать, что хочешь. Только не меняй па айданы!
На улице спутник Моисея пожал руку обоим и ушёл к станции.
— Ах, я забыл! — воскликнул Сёма.
— Что ты забыл?
— Я забыл узнать, сколько я ему должен.