— Сволочь! — продолжает Лондон и въезжает блондинке, Стейси, кулаком прямо в нос.

       Стейси снова визжит, как когда я в неё плюнула, и хватается за свой нос. Лори хорошо ей заехала, у неё идет кровь ручьем! Все в коридоре смотрят на Лондон и двух mean girls и ожидают, когда же начнется драка. На визг Стейси из ближайших кабинетов выбежали учителя и начали разборки:

       — Что здесь происходит?

       — Это ненормальная напала на меня и Стейси! — жалобно говорила брюнетка. Еще чуть-чуть и зальется слезами.

       — Ложь! — гневно бросает Лондон.

       Она пытается вновь ударить темноволосую, но её за руки хватает физрук. Подруга вырывается, но у учителя хватка хорошая.

       — Уоррен, Лоуренс, Мак-ки, немедленно успокойтесь или вылетите из школы! — произносит учительница. Я с ней не знакома, возможно, она вообще у нас ничего не ведет.

       В толпе появляются Трент и Брэд. Они подбегают к учителям и, округлив глаза, смотрят на происходящее. Брэд подходит к Стейси и усмехается ей в лицо:

       — Мы. С тобой. Никогда не будем вместе. Все кончено, Стейс. Ты поняла?

       Стейси, подняв гордо голову, отворачивается, заливается слезами и что-то бормочет себе под нос.

       — Где Эмили? — спрашивает Брэд.

       Лондон кивает в мою сторону. Все зрители этого происшествия, в том числе и учителя, обращают своё внимание на меня. Я сидела, обхватив колени, и наблюдала за ними, а теперь все наблюдают за мной. Брэд с сожалением улыбнулся мне и помахал рукой. Потом не выдержал и направился ко мне.

       Я удивилась. Мигом поднялась по стене, схватила сумку с пола и пошла ему на встречу. Но я ничего не рассчитала. В глазах темнеет, голова кружится. Звуки отдаются эхом. Слабость в ногах. И я падаю. Чувствую лишь, что меня подхватывают знакомые руки. Ничего не понимаю, мозг будто отключился, словно кто-то нажал на кнопку «ВЫКЛ». И темнота поглотила меня.

Комментарий к главе:

mean girls* — «школьные пижонки» из богатых семей.

Девять

       Смерть потихоньку наступает мне на пятки. Она поджидает меня за углом, караулит. Все происходит сейчас, взаправду. Меня поглощает темная дыра, неизвестность, небытие. Я не успела. Я не выполнила почти ничего из того, что хотела. Меня не будут помнить, ко мне не придут на панихиду, не будут плакать и вздыхать спустя месяцы. Меня забудут как старого пса или кошку. Все умирают, и это неизбежно.

       Я слышу, как стону, как вздыхаю. Не хочу это слышать. На меня смотрят сотни глаз. Нет, я ошиблась. Доктор перешептывается с медсестрой, та пытается говорить со мной. Кристи бросает безысходные взгляды на доктора, на моего отца и на мать. И тут я задаюсь вопросом: а что они тут делают? Но сил нет спросить. Если бы я могла, я бы уже давно закричала, залилась в ужасе, требовала бы, чтобы они ушли. Но я не могу. Да и мне уже как-то все равно. Они тоже обязаны знать.

       Я не хочу умирать. Только не сейчас. Я не готова. Не сейчас.

       Лондон приносит мне цветы, она ставит их в вазу, стоящую на тумбе. Я чувствую, как они пахнут, но не могу сказать «спасибо».

       — Почему она молчит? — спрашивает подруга.

       — У неё шок, — отвечает медсестра.

       — И долго она так будет?

       Молчание.

       Я стараюсь хвататься за кусочки памяти. Горячие поцелуи. Холодный горох. Соленые слезы. Слова. Небо. Розовые птицы или… нет, розовое небо. Смешные тараканы. Холодная боль. Умное сердце. Я все путаю. Я пытаюсь вспомнить, но не могу. Я падаю.

       Я снова просыпаюсь. Но на этот раз я чувствую, как во рту все печет от моего крика. Я кричу. Я, правда, кричу.

       Мама и Кристи резко просыпаются от моего крика. Они держались за руки все это время. Медсестра вбегает в мою палату и вкалывает в капельницу морфин, крутит колесико, подавая мне дозу. Я вижу, как папа мнется у двери, он ходит туда-сюда, заглядывая в палату и проверяя, как у меня дела. Ловлю его взгляд. Вбегает доктор.

       — Вы говорили, что ей не будет больно! — волнуясь, говорит Кристи.

       — Я ошибся. Все хуже, чем мы думали, — отвечает доктор Фитч.

       Мне хотелось спросить, что он имел в виду, но обезболивающее мигом действует, и я растворяюсь в своей боли.

       Когда я просыпаюсь в третий раз, то Лондон дремлет в кресле. Родителей нет рядом. Сестра смотрит куда-то в окно.

       — Воды, — хрипло выдыхаю я.

       Кристи резко оборачивается, теребит Лондон за плечо и подбегает к моей койке. Нажимает на кнопку срочного вызова медсестры и доктора. Лондон выходит из палаты и ищет кого-то. Дверь захлопывается.

       — Эмили! Эмили, все хорошо, все будет хорошо. — Кристи гладит меня по голове и убирает с лица волосы, стирает капельки пота со лба, сжимает мою руку.

       — Воды, — снова повторяю я.

       Кристи бежит к двери и говорит моей подруге как можно скорее принести воды, та кивает и убегает прочь. Сестра снова подсаживается к нам.

       — Ты нас очень напугала, — произносит. Она рисует на моей ладони бесформенные круги большим пальцем.

       Лондон возвращается со стаканом воды и персоналом больницы. Я быстро осушаю стакан и прошу еще, но доктор запрещает.

       — Для начала этого достаточно, — говорит он Лондон. — Эмили, вы меня слышите?

       Я пытаюсь что-то сказать, но голос хрипит, слова застревают.

       — Эмили, попробуйте хоть что-то сказать, — требует он.

       И я пробую:

       — Я хочу еще воды, — проговариваю.

       — Отлично! — радуется он.

       Спустя полчаса мне наконец-то приносят воду. Я её выпиваю и пытаюсь сесть на кровати, что выходит очень неловко, но через несколько попыток у меня получается сесть. Лондон, сняв ботинки, забралась ко мне в кровать, чтобы согреть. Я нежилась в её теплых объятиях. А затем пришли мои родители, я видела их, они стояли за дверью, не решаясь войти в палату и посмотреть мне в глаза.

       — Что они тут забыли? — спрашиваю я у Кристи.

       — Я их позвала, — отвечает мне сестра.

       — Они знают?

       — Да.

       Я не могу разобраться в своих чувствах к ним. Я словно разделяюсь пополам. Одна часть меня их ненавидит и винит во всем произошедшем, в том, что я заболела. А другая говорит, что опухоль жила во мне всегда, и рано или поздно я должна была заболеть; просто обстоятельства так сложились, и ей дали толчок к развитию.