Вдруг я ему все рассказала, вот так — легко. Точно так же, как и он начал спрашивать обо мне. Теперь я — совершенно не загадка, ведь объяснила большую часть своей души и самое главное, что было в ней. Боже, как же я не люблю эту свою черту характера — слишком быстро раскрываться людям. Хотя порой нам легче рассказать, что твориться у себя на душе незнакомым людям, чем нашим родным и друзьям.

— Уверен, я тебя заинтриговал, — произносит Майки.

— Мне кажется, что ты просто хорошо изучил мою страницу в фейсбуке.

— Не-а.

Мы закончили уборку туалета, а Майки все еще перечислял вещи, которые, по его мнению, должны быть мне по душе. И он был прав. Абсолютно. Во всем.

Мы забираем свои вещи из гардероба и одеваемся. Я укутываю шею мягким шарфом и надеваю своё пальто, которое мне почти по щиколотку. У Майки черное классическое пальто чуть выше колена. Хотя я снова забываюсь, у нас ведь разный рост: он выше меня на две головы.

Чем-то этот парень меня заинтересовал, и сейчас тянет к нему ужасно, хочется говорить с ним часами на пролет. Говорить. Говорить. Говорить… Я даже забыла о том, что у меня к нему есть неприязнь и какая-то ненависть. Все это так смешалось. Я не знаю, кто он. Я не знаю его характер. Могу лишь сказать, что он мне интересен, пусть и так двулик.

— Ты любишь плакать? Нравится думать о чём-то печальном? Об утерянном прошлом, например, об ошибках? — спрашивает он. Именно спрашивает, а не утверждает, это сразу понятно по интонации голоса парня.

      — Не совсем. — Да, определенно о прошлом я думаю, но не до такой степени, чтобы плакать, вспоминая его. Хотя ошибки… Я бы вернулась назад, чтобы их изменить, если бы была такая возможность.

Майки хмыкает, затем слегка ухмыляется и, вернув прежнее серьезное выражение лица, продолжает:

— Не откровенничай со мной, ты меня не знаешь.

— Я откровенничала? — Удивляюсь.

Вот оно, снова то самое чувство. Я его не понимаю. Он слишком странный и импульсивный. Сначала он говорит колкости, а затем переводит это в шутку или вовсе игнорирует.

— Разговор с незнакомым человеком — это уже откровение. А разговор о вещах, которые ты любишь — это уже более глубокие откровения. На будущее тебе.

И он уходит. А я так и осталась стоять посреди коридора с рюкзаком на плече и смотреть ему в след. В венах снова вскипала кровь. Я чувствовала, что злюсь, но и волнения здесь было не меньше. Нет, он мне не может нравиться. А даже если и тянет к нему, то это лишь из-за того, что он столько обо мне знает. Он меня бесит. Ненавижу Майки за его слова.

На следующий день на физкультуре у нас был водный волейбол. Урок был совместный: наш класс и класс, в котором учится Гарри. Я видела, как он смотрел на меня, раздевая глазами. Никто меня не жалует, но это лишь пока. Мы сумеем все доказать, мы сможем. Лондон была занята тем, что мы организуем завтра вечером, потому она не пришла в школу.

Вообще, я боюсь воды. Точнее не совсем воды, а глубины, потому что не умею плавать. Поэтому я стояла в бассейне у бортика и не сдвигалась ни на шаг. Когда урок близился к концу и нас отправили в душ и переодеваться, я ждала, пока душевая не опустеет, а за ней и раздевалка. Я опасалась всего и вся, потому что понимаю — любая из девушек может легко меня подставить или сделать какую-нибудь гадость. Оставшись одна, я приняла душ и надела майку, вся остальная одежда была у меня в раздевалке.

Неудачи преследуют меня на каждом шагу, как и смерть. Когда я вышла из душевой, Гарри набросился на меня и вписал в стенку, закрыв мой рот ладонью. Я брыкалась и пыталась укусить его за руку, но не вышло. Колотила его по спине руками, царапала, а Гарри мне отвечал:

— Да-а-а, давай. Так страстнее.

Он пытался снять с меня футболку, но я прижала локти к животу. Это было мне так знакомо. Еще одного раза я просто не вытерпела: слезы полились ниагарским водопадом. Несмотря на хватку Гарри я потихоньку съезжала вниз по стене, стараясь обхватив колени руками.

— Ну, не плачь, — сказал он. А затем, тряся: — Не плачь!

Но я рыдала белугой. Потому что теперь у меня ужасное отвращение в себе. Меня облапали за такое короткое время столько раз, что создается ощущение, словно я и правда продажная девка.

— Не надо, пожалуйста, не надо. Я не та, за кого вы меня принимаете, — пробурчала я сквозь поток слез.

А потом моё обмякшее тело упало на пол, скрутившись в позу эмбриона. И я осталась рыдать на полу раздевалки, на котором совершено недавно красовалась лужа моей крови.

Весь вечер я провалялась в постели, рыдая. Я закуталась в одеяло, словно гусеница в свой кокон, и обгрызала кожу на пальцах. Родители сегодня вечером не пришли, вообще, они приходят раза три в неделю, в остальные дни работают. Кристи заходила несколько раз, но я не отвечала.

Дверь снова открылась. Закрылась. Пол заскрипел под ногами у посетителя. Кристи забралась на кровать и легла рядом со мной, обнимая меня. Ей не стоит узнавать все то, что со мной творится, она будет волноваться. Сестра стискивает меня сильнее, но я не издаю ни звука. Закусываю губу, чтобы истерические вдохи-выдохи меня не выдали. Наверное, она думает, что я сплю. Не знаю, сколько она со мной пролежала, но перед тем, как уйти, она произнесла:

— Я тебя люблю.

Это было впервые после смерти Тома, потому что, когда она в последний раз произносила «Я люблю тебя», то и брата видела в последний раз. Я тоже не произносила эти три слова потому, что боялась потерять кого-нибудь после того, как скажу им это. Но, наверное, Кристи поняла, что я все равно умру. А, может быть, поняла, что людям нужно говорить то, что чувствуешь, именно сейчас, а не откладывать на потом. Потому что завтра уже может быть поздно.

Эмили, ты должна быть сильной ради своих близких. Всего один день. Потерпи всего день.

В пятницу (специально по просьбе Трента) Марк — один из самых популярных парней в школе — устраивал вечеринку. Он и Трент хорошие друзья, потому Марк так легко согласился. Дом у Марка не очень большой, две спальни — его и родителей, две гостевые комнаты, большая и просторная гостиная, столовая и ванная комната. Так как меня и Лондон не приглашали, мы быстро (вместе с Трентом) пробрались в одну из гостевых комнат и там ожидали. Нас никто не узнал — это хорошо. Ив уже была готова, потому что мы встретились с ней немного раньше. Лондон вставляет флешку в нетбук и готовится ловить сигнал от камеры.

В назначенное время Ив прибывает на вечеринку. Картинка на экране появляется сразу же, как только камера попадает в радиус трансляции. Видимо, Ив прикрепила её где-то на груди, потому что людей, находившихся рядом с ней, видно было по плечи. Трент сразу же подходит к девушке, они делают вид, что флиртуют. Лондон, конечно же, понимала, что все это — всего лишь игра, но она крепко сжимала кулаки, когда Трент заигрывал с Ив. «О как! Все-таки влюбилась», — думалось мне.

Со стороны все должно было выглядеть так, словно Трент полностью охмурил Иви, а она поддается его ласкам. И, видимо, так было, потому что Брэд сразу же оживился. Он все время стоял где-то позади Трента и наблюдал, какие же шансы у его друга. Скорее всего, он злился. Мы все видели. Теперь все стоит на записи.

Затем Брэд резко подскочил к ним и попросил Трента познакомить его с Ив. У Брэда завязался разговор с девушкой. А парень Лондон тихонько смылся. Теперь все зависит лишь от Ив.

Брюнетка делала вид, что пила, что напитки её пьянят, хотя сама выливала всё в горшок с цветком. Она смеялась и заигрывала, как могла. Нам не было видно лица Брэда, но надеюсь, что он верил. К нам в комнату заходит Трент:

— Я не смог выбить из него информацию обычным разговором, он не говорил целыми фразами о том, что собирался сделать с тобой, поэтому надеемся только на Ив.

Ив слегка прикоснулась ладонью к щеке Брэда, затем провела своей рукой по его руке. Боже, да она просто мастер обольщения! Где она только этого набралась? По языку жестов парня видно было, что он поверил в то, что покорил Ив. И Брэд приступил к действиям: