Забини не испытал того, что пришлось испытать ему, не видел муки несчастных, не слышал этого въедающегося в сознания “Круцио!”, не чувствовал волну, отлетающую от направленного на очередную жертву этой войны луча смертоносной Авады.

Поэтому не знал, что чувствовал Малфой, не понимал, что сподвигло того чуть ли не сдаться, проявить слабость.

Гордый образ слизеринского принца разрушался на глазах.

***

Блейз переключает треки, пытаясь найти хоть один, подходящий по настроению. Сейчас, сидя в обычной толстовке перед столом с ноутбуком, к которому подключены колонки, он выглядит, как обыкновенный маггловский парень восемнадцати лет, который живёт своими увлечениями, беззаботно проводит время и не испытал на себе силу противостояния тёмных и белых магов.

Сквозь звуки ударных слышится очередной вскрик Пэнси.

Блейз закатывает глаза.

– Оставь ты его уже в покое!

– А ты вообще заткнись, – кидает на него раздражённый взгляд. – И сделай свою музыку потише! Сколько раз я должна повторить?

Он всё-таки снижает громкость и вновь переводит взгляд на подругу.

Она уже полчаса сидит и занимается совершенно несвойственным для неё делом, а именно – пытается зашить платье, методично укалывая пальцы иголкой каждые пять минут.

– Зачем ты это делаешь?

– Я же объяснила, оно мне велико, хочу уменьшить!

Звучит это нелепо. Как истинная аристократка, Паркинсон никогда не надевала одно вечернее платье два раза. Совершенно непонятно, по каким причинам этот наряд из голубого шёлка, расшитый стразами, должен стать исключением. Но, повнимательнее вглядевшись, Блейз узнаёт это платье. Она на четвёртом курсе ходила в нём на святочный бал вместе с Драко.

Забини хорошо запомнил тот вечер, когда все они казались особенно счастливыми. Пэнси танцевала с Малфоем, который в кои-то веки улыбался ей, шутил и смеялся над её шутками, украдкой целовал её алые губы. Блейз тайком пронёс в зал огневиски, которым они делились со всеми теми, кого считали наиболее достойными их компании. Тогда было очень весело. Они были беззаботным, безответственными, эгоистичными, но у них хотя бы была иллюзия вечной радостной юности. Тогда они были ещё детьми и им казалось, что у них всё будет хорошо. Казалось, что они всегда будут весёлыми, пьяными, смеющимися над всякой ерундой и, несомненно, находящимися на вершине мира, созданного их собственным воображением. Им не придётся взрослеть и сталкиваться с трудностями, болью, разочарованием и отчаянием. Никогда не будет смерти, лишь эта сумасшедшая радость и восторг от того, как же это захватывающе – жить.

Но иллюзии имеют свойство разбиваться, оставляя лишь сверкающие в отблесках былого света осколки.

– Неужели ты собралась куда-то его надевать?

– Я… – она резко замирает. – Нет… Не знаю…

Должно быть, Пэнси и сама не понимает, для чего это делает. Просто сегодня она решила примерить это платье, которое случайным образом нашла в своём шкафу. Оказалось, что оно ей велико. Помнится, в пятнадцать лет она была стройной, но куда более плотной, чем сейчас. Выпирающие кости, тощие запястья. Вообще за последнее время она сильно изменилась.

Выглядит не очень, хотя это продолжается уже давно. Синяки под глазами, которые не скрывает даже косметика, сильно похудевшее лицо, нездоровая бледность, искусанные губы. С тех пор как Драко исчез около недели назад, она практически не спит. Совсем недавно, выйдя среди ночи в гостиную, Блейз обнаружил её, страдающую от бессонницы. Она сидела, тупо уставившись в камин, сжимала в дрожащих пальцах наполовину опустошённую пачку сигарет и, кажется, находилась в каком-то трансе.

Малфой никому не сказал, что собирается покидать Хогвартс, просто одним утром они не обнаружили его. Должно быть, вернулся к армии Волдеморта. Это говорило о том, что скоро должно что-то произойти.

Видимо, Паркинсон, как всегда, безумно переживала за него. Но если раньше они хотя бы всегда знали, где он, сейчас оставалось лишь строить догадки.

– Просто я так больше не могу, – вздыхает она.

– Слушай, – стул Забини с громким скрипом отодвигается, и он вскакивает на ноги, стремительно приближаясь к ней, – перестань. Тебе нужно быть сильной.

– Проблема в том, что я слабая, – грустно говорит она.

– Нет. Я знаю, что нет. Мы все многое пережили, и ещё многое нам предстоит. Если раскиснешь, можешь долго не протянуть.

Не лучшее подбадривание, но зато правда в глаза.

– И, если уж тебе так нужно это платье, отдай его кому-нибудь, они всё сделают. Не пристало тебе подобным заниматься.

В это момент в гостиной появляется какая-то когтевранка, на пару лет помладше их. Должно быть, ходила к кому-то из своих слизеринских друзей.

– Эх, – тихо ворчит Забини, – какая молодёжь стала! Вот уже и слизеринцы водят дружбу со всякими… Никуда не годится!

Паркинсон не может сдержать смешка на шутку друга.

Но в следующий момент лицо её становится гордым, самодовольным, и она громко окликает девчонку.

– Эй, ты! Да-да, ты, рыжая, – жестом подзывает её, – подойди сюда.

Когда испуганная студентка подходит, Пэнси даёт ей платье и какой-то лист бумаги.

– Уменьши по меркам, указанным здесь, и принеси мне. Поняла?

В голосе её столько превосходства и уверенности в своём праве командовать, что девчонка лишь поспешно кивает со страхом в глазах, хватает платье и убегает.

Блейз, молча взиравший на эту картину, начинает дико хохотать, хватаясь за живот.

– Мда… – наконец, отсмеявшись, тянет он. – Пожалуй, ещё не всё потеряно. Вот это Пэнс, которую я знаю. А ты, я вижу, не теряешь сноровку, слизеринская принцесса!

Пэнси немного грустно улыбается.

Вернуть бы те дни, когда им приносила удовольствие такая обычная школьная популярность, когда им казалось, что они властвуют над миром. А теперь сами стали куклами, пешками в руках настоящих властителей.

Забини, наконец, слышит песню, которую так долго искал. На первых же аккордах он протягивает руку Паркинсон.

– Позволите, Ваше Высочество?

Она смотрит на него, как на полоумного, но Блейз не убирает руки. Паркинсон неожиданно хочется выбросить всё из головы. Вкладывает в протянутую ладонь свою.

Забини резко дёргает её на себя, поднимая на ноги, подхватывает за талию и начинает медленно кружить к середине комнаты.

I’ll never get to heaven cause I don’t know how

Let’s raise a glass

Or two

To all the things I’ve lost on you

Мелодия ни быстрая, ни медленная, с оттенком печали, но при этом есть в ней что-то обнадёживающее. Она льётся плавно, диктует ритм движений.

Oh

Tell me are they lost on you

Oh

Just that you could cut me loose

Oh

After everything I’ve lost on you

Is that lost on you

Пэнси переступает с ноги на ногу, уткнувшись носом ему в плечо.

Как же всё стало сложно, как много они потеряли.

So smoke ‘em if you got ‘em cause it’s going down

All I ever wanted was you

Забини стремительно крутит её вокруг своей оси, и она неожиданно смеётся. Комната кружится вместе с ней, мысли улетучиваются. Остаётся лишь широкая улыбка лучшего друга, боль, разделённая пополам, и воспоминания о том, что было и навсегда ушло. Они никогда не станут прежними, но в этот момент возникает ощущение, что на секунду у них появилась возможность вернуться в прошлое.

Let’s take a drink of ever this can turn around

Let’s raise a glass

Or two

To all the things I’ve lost on you*

Паркинсон смеётся обречённо, зная, что, возможно, в последний раз. Смех Блейза тоже имеет немного грустный оттенок, в котором выражены все его метания и попытки принять решение, выбрать что-то. Вскоре всё это становится неважно, они кружатся и кружатся, постепенно выпадая из реальности.

Что делать, когда не остаётся ничего, когда ты ничего не выбирал, но тебя всё равно тянет вниз, туда, где вряд ли ожидает что-то хорошее? Конечно же, танцевать!

***

Снейп убил Дамблдора?

Об этом Драко не рассказывал, как и обо всем остальном, произошедшем той ночью. Раньше Блейз вообще допускал мысль о том, что убийство совершил сам Малфой. Однако сейчас оказалось, что всё иначе. Кто бы мог подумать?

Окно со звоном разбивается, когда Северус вылетает из него, скрываясь во тьме.

По залу приносится поражённый шёпот.