Я наряжалась как будто на свадьбу. Господи? Зачем? За-чем? Но душа моя вдруг захотела радости, радости, радости! У вас не бывало такого? Хоть

582

не часто? Когда хочется одеться во все новое, чистое, шелково-упругое, сбросить годы вместе с ношеной одеждой и засветиться какой-то умытой, резервной, таившейся молодостью? Вот все это я испытала в роскошной ванной с черной глянцевой плиткой, перед всеми этими зеркалами. Вымы-лась, умылась, так вычистила зубы, что рот дышал какой-то розовой, матовой свежестью, переплела косу, надела только что купленый голубой гарнитур и платье, на котором блестела овальная медаль. «Ладно, — сказала я себе. — В ресторан иду без всяких наград». Надеть платье, поправить чулки, еще раз оглядеть себя в зеркале у входа в ванную — оно во весь рост. Женщина, да еще, кажется, привлекательная, стояла, кося глазом на меня, клоня голову к плечу, отягченному даже и не женской, но все-таки идущей ей косой.

А.. Пойду! Я спустилась в бесшумном лифте на нижний этаж и зачем-то задержалась в вестибюле, не могла так вот, сразу, идт и в ресторан. Мне хотелось представить, что я кого-то жду. В вестибюле, среди пальм и колонн, мягких кресел, в которых курили приезжие, похожие на иностранцев, я ходила взад и вперед под недоуменные и чуть насмешливые взгляды стариков швейцаров в синих униформах и фуражках с позументами.

«Ждет кого-то! Как вырядилась!» — было во взглядах. Взгляды детально ходили по мне, и тогда я решительно направилась к широкому центральному входу, мимо будок с междугородными телефонами.

— Ишь какая!

— Я б.. дак всю получку отдал! — долетело вслед. В ресторане, он был заполнен лишь наполовину, я прошла к креслу у окна, за пустой столик. Села. Небойкая, надменная официантка, с холодом во взоре, подошла особой походкой павы и соблазнительницы с большой амбицией.

— Добрый вечер. Что хотить заказать? — пропела она.

— Ужин. Салат. Что-нибудь мясное.. И воду.

— Пить что будете?

— ..?

— Пить?!

583

— Ах, да.. Принесите, пожалуйста.. Какой-нибудь коктейль.. Или.. Сухого вина.

«Да ты не совсем деревня», — прочитала во взгляде официантки, несколько смягчившейся к провинциалке: ведь то, что не Москва, — все провинция. Она записала, кажется, и коктейль, и сухое. Ладно, пусть. Пробуду здесь вечер, и хорошо бы одной. Но столик на четверых. Ладно, пусть..

А пока я оглядывала громадный высокий зал ресторана с помпезными золотыми колоннами. Долженствовали, очевидно, подчеркивать все русское богатство. Под колоннами пальмы, блестят уставленные конусами салфеток накрытые столы. Черные фраки официантов. Парни сплошь кровь с молоком. Синие платья упитанных официанток, переднички и кокошнички. Молодой метр с баронской внешностью и сытым взглядом напоминал породистого петуха в стае кур. Оркестр ленивенько пробовал мелодии, словно раскачивался вместе с заполняющимся залом, и вот, наконец решив, что пора, ударил-заиграл какую-то бойкую модную мелодию. Модный ритм. Ресторан зажил привычной жизнью временного счастья, отлетевших забот, того счастья, которым живут халифы на час, на два часа или на весь вечер и что вместе с вином, звуками музыки, блеском фужеров и женских глаз обращает жизнь в иллюзию беззаботной — гуляй, душа! — а может быть, тем именно и живет ресторан и человек, находящийся за столиком в нем, — все может быть.

Официантка поставила передо мной салат. Принесла коктейль с нейлоновой соломинкой. Бутылку сухого вина. «Куда же столько?!» — про себя ужаснулась, не зная, что сказать. Официантка открыла воду и ушла. Я потянула коктейль. Он был вкусный, пахнул апельсином и словно бы ананасом. Ну, что ж.. Буду, так сказать, веселиться. Вина немного попробую. Должна же отметить высокую международную награду! Пила и ела потихоньку, но моя привычная наблюдательность не оставляла меня.

За соседний шестиместный стол весело ввалилась вольная московская

584

ватага, парни в джинсах, в тертых курточках-кожанках, девочки из того разбора, который называют «девчушками», чтоб не назвать шлюхами. Молодые, тощие, всезнающие, с нездоровыми лицами, где молодость уже перебита бесстыдством, с раскрашенными порочными глазами. Парням под стать. Чувствовалось, что здесь они — дома, заказывают не скупо. Угощал некий Гоша, мальчик «из хорошей семьи», изначально, однако, беспутный, наверное, со школы, с первого курса. Гоша играл в благодетели, делал широкие жесты, острил, хамил. Девчушки надрывались от хохота. Был там еще какой-то непрерывно прыгающий, непоседливый Тимоша и еще один угрюмый тощий парень в желтых усах, мрачных прыщах. Дальше большой сдвоенный стол заняла стая девушек, по обличью продавщичек, явились праздновать чей-то день рождения. В общем, зал наполнялся. И к моему столику подошли те двое синеволосых мужчин с моего этажа. С ними была и женщина, тоже восточная, толстая, сладкая, в серебряном платье — жена, а скорее, подруга одного из них.

— Нэ занято? А, как харашё, — сказал тот, что был постарше, с проглядывающей сединой в висках, усах и крепкой шевелюре. — Как харашё.. Армэн? Вот тебе и знакомство! Дарагая.. Ми вас давно видэли. Ми з вами сасэди. Сасэди должен жить в дружбэй. Правда, Армэн?

Армен подтвердил, что правда.

Они уселись за стол, как садятся хозяева, и официантка, та же самая, но уже другой походкой, с иным выражением лица, с другой улыбкой, глазами, принимала у них заказ. Старший заказывал много, важно, одних салатов три, икру, осетрину заливную, подумав, сказал еще: «Вэтчинки!» Коньяк велел подать. «Толька нашь!» Официантка угодливо записывала. «Эще лед! И шямпанское!» — заключил старший орлом с вершины, подняв бровь, улыбаясь, одаривая щедрым взглядом свою женщину в серебряной парче. Официантка бойко ушла исполнять заказ.

— А что вы такой грустный? — обратился ко мне улыбчивый Армен.

— В рэстаранэ.. Нэльзя быть грустный! Тут нада вэселиться!

585

— Да я не грущу. Вам показалось..

— Тагда эще лучшей..

Они сидели в ожидании заказа, и мне было неудобно. Натянутое состояние.

— Пожалуйста, попрошу вас, налейте себе и мне. У меня слишком много вина. Я хочу вас угостить, — сказала я, может быть, не очень ловко.

— Спасиба! Какой разговор! Давайте. Выпьем.. За нашу дружьбу, — сказал старший, улыбаясь и мигая Армену.

Так весь вечер я провела с новыми знакомыми. Теперь уже они угощали. Не было отбоя. И Армен приглашал. И я танцевала. А тот, старший, его звали Вазген, перемигиваясь со своей дамой, — конечно, это была не жена, — подмигивал и Армену, говорил, что он ему завидует. Армен в тон ему ухмылялся и отвечал: «У вас — своя щастья, у нас — своя щастья!»