Я понял, что отбить интерес Игоря к девушкам можно спирт-ным. Семья Игоря жила очень бедно, денег на выпивку у него не было, на еду еле хватало. И я решил зарабатывать деньги, что-бы «отбить» любимого человека для себя с помощью алкоголя. Но где мне, тринадцатилетнему, хотя и выглядевшему старше, мальчику взять денег? Не воровать же, но я пошёл бы и на это ради Игоря. Но я умел хорошо танцевать, причём самые разно-образные танцы, в том числе и грузинские народные. Я вспом-нил, что к нам в училище как-то приходил «дядя» уговаривавший мальчиков-танцоров пойти к нему в ансамбль для выступлений

ресторане. «Дядя» так и не нашёл у нас желающих танцевать в ресторане и ушёл «не солоно хлебавши».

Как бы мне найти этого человека или его ресторан? Тогда уже в Грузии были «кооперативные» рестораны, привлекавшие публи-ку к себе разными способами: якобы «бесплатным» вином, высту-плением известных артистов, танцоров, в том числе и любимыми

народе детскими и юношескими танцами. Одетые в черкески и папахи, с кинжалами на поясе и в азиатских обтянутых сапогах, мальчики моих лет и старше танцевали групповые танцы, такие как, например, знаменитую «лекури» – лезгинку. Участвовали в

37

этих танцах и девочки, одетые в белые платья, «плывшие» слов-но «павы», а вернее – белые лебеди, среди энергичных мальчи-ков, то пляшущих на носочках, то падающих на колени. Эти танцы привлекали богатых завсегдатаев особых танцевальных ресто-ранов, которые на хорошие танцы денег не жалели. Вот только умевших хорошо танцевать, найти было трудно, а халтура тут не проходила – посетитель был ушлый. Знаменитое хореографиче-ское училище было «лакомым кусочком» для таких ресторанов, но сомнительная репутация ресторанных танцоров отталкивала способных мальчиков и девочек.

Пришлось обратиться к отцу за помощью:

– Нужны деньги, воровать не хочется, а ты столько не дашь. Узнай, какому ресторану нужны были танцоры!

Отец почесал в голове и обещал узнать.

– Только скажи, на что тебе деньги? – поинтересовался отец.

– На девочек нужны! – без тени улыбки ответил я.

Отец, было, хихикнул, но увидев, насколько серьёзен я, за-молк.

Через несколько дней я уже репетировал в ресторане, ко-торый отец не только нашёл, но и рекомендовал меня туда, как одного из талантливейших танцоров. Техника моя понравилась руководителю ансамбля и меня приняли в коллектив. Мы с отцом поторговались об оплате моего труда и договорились на непло-хие деньги, которые они должны были платить моему отцу, а не «беспаспортному» мальчику.

Выступать я стал по вечерам в субботу и воскресенье, когда наплыв посетителей был особенно велик. Платили настолько хорошо, что это было значительно больше, чем получала мама в школе.

Для полноты картины о нашей семейке, я должен описать жизнь моего непутёвого отца. Заключение сломило его волю: он перестал заниматься искусством, нужным народу, но не пере-стал – нужным только ему и его партнёрам. Не перестань он тан-цевать – был бы, может, вторым Чабукиани или Нуриевым, а ещё если бы и запел, как мог, то уж Бориса Моисеева перещеголял бы. Но папа был пассивным слабовольным геем, и кроме как о своих

38

сексуальных потребностях, всерьёз ни о чём не думал. В училище он работал, повторяю, на хозяйственной должности, только из-за денег.

Жил он, как я уже упоминал, в районе старого Тбилиси, назы-ваемом Авлабар, населённом, в основном, армянами. Попада-лись изредка и другие «нации» – грузины, русские, евреи, поляки, но редко. Гомосексуализм процветал на Авлабаре, возможно по-тому, что там обитал этнос, склонный к этому виду искусства; не скажу, какой этнос и какое искусство – из политкорректности. Па-паша Станислав был достаточно молод – тридцати с небольшим лет, строен, красив – блондин с голубыми глазами, и любовники для него находились. Конечно же, любил он, преимущественно, людей искусства, балетного, в первую очередь, но не гонял и актёров, цирковых артистов, спортсменов силового плана, а на безрыбье и торгашей считал рыбой. Коллективчик, в основном, был устоявшийся, любимым «мужем» у отца был, как ни странно, чиновник из Министерства культуры, его старый друг, которого так и не подловили за мужеложство. Но как «муж», так и «жена» частенько изменяли друг другу. «Муж» – с молодыми мальчиками и даже женщинами, а «жена» – с более взрослыми, солидными гомосексуалистами. Хотя, смеха ради, отец встречался и с жен-щинами, которые периодически влюблялись в него. Но секса у них не получалось, если какой-нибудь из любимых друзей отца не ласкал и не целовал его в нужное время.

Бабушка, жившая с отцом в одной квартире, сильно тяготи-лась этим и ушла в дом престарелых, хотя была и не так уж стара. Отец навещал её там , платил мзду обслуживающему персоналу и бабушку не обижали.

Квартира отца была двухкомнатной с большим холлом, веран-дой, кухней, раздельным санузлом, и главное с двумя входами, а, стало быть, и выходами. Один из них – парадный, шёл в холл, а другой – «чёрный ход» – на кухню и предназначался для прислу-ги, которая, видимо, и обитала раньше на кухне. Комнаты были разные – большая, в которой жил отец, и маленькая, где ранее проживала бабушка, и на которую в последнее время «положил глаз» и я. Жить с мамой для меня становилось всё невыносимее,

39

особенно, когда к нам стал приходить выпивший Игорь и мы за-пирались с ним в моей комнате. Мама требовала открыть дверь; она боялась, что мы будем курить, а ещё, чего доброго и колоть-ся наркотиками. Дальше её воображение не шло, а мы не хотели шокировать простодушную княжескую дочь.

Поэтому я напросился жить к отцу, он встретил эту мою прось-бу весело, но потребовал, чтобы в магазин за вином и закуской бегал я. На это я с большой охотой согласился, и зажили мы там, два гомосексуалиста, душа в душу. Конечно, я навещал и маму, выслушивал её сентенции, дарил подарки ко дню рождения и 8-му марта, но на ночь не оставался. А примерно через год по-сле моего ухода из её квартиры, я обнаружил в моей комнате ма-ленькую старушку в чёрном, типа монашки. Мама очень уж увле-клась церковью и даже пустила жить к себе старушку-монашку из деревни. После этого мои визиты к маме почти прекратились,

как мне показалось, она и не жалела об этом. Что же касается отцовской квартиры, то Игорь уже мог приходить в мою комнату, когда хотел и даже оставаться там на ночь. Наши комнаты были в разных концах квартиры, имели разные выходы: на улицу – у отца, и во двор – у меня, и мы, если не хотели, то могли жить там

не встречаться.

Трапезничали мы с отцом или на кухне вместе, когда гостей у нас не было, или порознь – каждый у себя в комнате, когда нас посещали наши любовники. Отцовская квартира была устрое-на так, что умывальники были и на кухне и в соответствующей части раздельного санузла, вместе с ванной. Оба эти помеще-ния запирались, причём кухня была смежной с моей комнатой, а ванная – с папиной. Между ними, за двумя занавесками нахо-дился, собственно, туалет, куда можно было сходить по очень уж серьёзной нужде. А по нужде несерьёзной, называемой «малой», мы мужчины, биологические, по крайней мере, ходим обычно в умывальники, если конечно помещения запираются. Так и не промахнёшься мимо сосуда, да и подмыться под краном, пардон, можно. Уже позже, знакомый врач-уролог говорил мне, что толь-ко ненормальные мужики писают в унитаз, если есть возмож-ность воспользоваться умывальником.