Дальнейшие мои размышления прервал вернувшийся со службы отец.
– Алексей, к тебе можно зайти? – услышал я из-за двери его голос.
– Да, конечно, – ответил я, поднявшись с кровати. – Заходи, отец.
Он вошел в комнату и занял единственное здесь кресло, а я, немного постояв, сел на край кровати.
– Что ты наговорил матери? – строго спросил он. – Когда она со мной говорила, чуть не плакала!
– Извини, но я буду жить своим умом, – ответил я. – Если тебя это не устраивает, я сниму квартиру.
– А чем будешь расплачиваться? Насколько я знаю, тебе в редакции еще не заплатили ни копейки и могут вообще не взять в штат.
– Могут, – согласился я, – но, скорее всего, возьмут. А если даже и нет... Как зять, я Николая Дмитриевича устраиваю, а свою единственную дочь он без помощи не оставит. Я не хотел спешить со свадьбой и пользоваться его деньгами, но если ты не оставишь мне выхода...
– Шантаж, – задумчиво сказал отец. – Неужели она действительно так хороша, что ты готов из-за нее рвать семейные связи?
– Из-за любви люди способны на многое, – ответил я, – а связи будешь рвать ты, а не я.
– Выбери время и пригласи ее к нам, – сказал он. – Посмотрим на твой выбор. Только предупреди нас заранее.
– Подожди, – остановил я его. – Скажи, тебе известен такой человек, как Владимир Ульянов?
– А почему ты спросил? – заинтересовался отец. – Спрашиваю потому, что его давно убили. Это было задолго до запрещения партии социал-демократов и даже до начала моей службы в департаменте.
– А чем вы занимаетесь в своем делопроизводстве? – спросил я, меняя тему разговора. – Из названия понятно, что законами, но ты дома никогда не рассказывал о работе, а потом выказывал недовольство тем, как я к ней отношусь. Чем ты сегодня занимался?
– Тебе это действительно интересно? – удивился он. – Ну что же, кое-что можно рассказать. Только учти, Алексей, что такой разговор не для твоих друзей и тем более не для газеты. Занятие у меня было паршивое. У нас в Думе есть комитет по законодательным инициативам, так вот, сегодня я собачился с товарищем председателя этого комитета. Проект любого закона, если он поступает на обсуждение, сначала должен рассматриваться у нас. Наших сенаторов из Государственного совета это не касается, только депутатов. Фракция кадетов прислала нам на рассмотрение законопроект о легализации употребления морфия и героина. Мало им закона о легких наркотиках!
– И чем мотивировали? – спросил я.
– Чем мотивируют в таких случаях! – сердито сказал отец. – Нарушение свобод потребителей. Людей лишают удовольствия и нужных лекарств из-за совершенно незначительных побочных явлений. В конце концов, каждый человек вправе распоряжаться своей жизнью, а у нас дефицит бюджета. Даже не постыдились напомнить о двух миллиардах доходов от продажи водки!
– И чем все закончилось? Ты им его вернул?
– Написал заключение и вернул, только толку-то! Не та я величина, чтобы меня не обошли. Даже если упрется мое начальство, способы нас обойти найдутся.
– А кто его лоббирует? – задал я вопрос, уже примерно зная, что он мне ответит.
– Слова-то какие знаешь, – усмехнулся отец. – Небось, подхватил в своей редакции? Ты, Алексей, должен смотреть на мир открытыми глазами. Болтать об этом не стоит, но большая часть думских депутатов куплена еще до их выборов. С Государственным советом сложнее, но и там есть купленные. Нужно объяснять, кто покупатели?
– Англичане и французы?
– Угадал, – кивнул отец. – Многие куплены немцами и другими. Наши соседи, как свора собак рвут от империи куски. Если раньше им было достаточно скупать наши банки и заводы и довольствоваться тем, что иностранцы могут получить в империи за свои деньги, то сейчас у нас хотят забрать все, включая землю. Но россиян уже больше двухсот пятидесяти миллионов, а хорошей земли не так и много, и она вся в чьей-то собственности. Но ведь нашу численность можно и сократить! И убирают водочную монополию, а из Остзейских губерний сюда идут эшелоны со спиртом! Сволочи лифляндские! А сейчас взялись за дурь. Знал бы ты, сколько ее к нам идет через поляков. Этим и законов не нужно, лишь бы нам подгадить!
– Просвещенная и либеральная Европа! – сказал я.
– Сволочи они все! – припечатал отец. – Они либералы только для своих, а для других хуже зверей! Не получилось нас взять сталью, так взяли золотом! Ладно, что-то я разошелся. Смотри, только не распускай язык.
Он встал с кресла и вышел из комнаты, а я опять принял лежачее положение. Разговор с отцом оставил неприятный осадок, хотя он не сказал мне ничего нового, кроме закона о героине, да еще вроде смягчил свое отношение к Вере. Он не коснулся в разговоре императорской семьи, хотя один намек был. Ведь закон о легализации морфия и другой гадости лоббировал сам император. Его отец если и не был главным виновником нынешней долговой кабалы, очень ей способствовал. И, скорее всего, во всем этом свою роль сыграла императрица Александра Федоровна, которая была такой же Федоровной, как я Папой Римским. Виктория Алиса Елена Луиза Беатриса Гессен-Дармштадская была четвёртой дочерью великого герцога Гессенского и Рейнского Людвига IV и герцогини Алисы, дочери английской королевы Виктории. Хорошая родословная для российской императрицы? Сенатор Гурко очень емко охарактеризовал эту женщину следующими словами: «Если государь, за отсутствием у него необходимой внутренней мощи, не обладал должной для правителя властностью, то императрица, наоборот, была вся соткана из властности, опиравшейся у неё к тому же на присущую ей самонадеянность». И у их сына в женушках тоже была такая же немка с примесью крови королевского дома Великобритании и длинным именем Фредерика Луиза Тира Виктория Маргарита София Ольга Цецилия Изабелла Криста, принцесса Ганноверская, герцогиня Брауншвейг-Люнебурская. Ну назвали ее Ольгой Александровной, и что это изменило? Ладно, все это сейчас не важно, важно что же делать мне. Бороться с иностранным засильем? Это даже не смешно, это глупо, по крайней мере если такой борьбой заниматься в одиночку. Наверное, среди дворян и промышленников достаточно недовольных, и есть какая-то оппозиция, но я ничего об этом не слышал. И вообще я не представлял, как можно выпутаться из сложившегося положения при этой правящей династии. Выкупить все назад уже не получится: и нечем, и просто не позволят, а других законных способов просто нет. В моей реальности большевики поступили просто, предъявив странам Антанты встречные материальные претензии за интервенцию. Потом об этом писалось много всего, в том числе и то, что в западные страны вывезли больше золота, чем требовалось для расплаты с долгами. Здесь тоже нужна смена правления, которая позволила бы скрутить европейцам кукиш. Только просто отказаться от обязательств не получится. Зная наших соседей, можно утверждать, что они без колебаний прибегнут к военной силе. И плевать им, что все займы уже несколько раз окупились выплатами процентов. А к такой войне нужно хорошо подготовиться, иначе быстро задавят и лишат даже видимости самостоятельности. И как готовиться при таком императоре? Я ничего не знал о состоянии российской армии, но не удивился бы, если бы узнал, что ее активно разваливают. В самом деле, зачем она России? Если это так, то жаль. Я мог бы очень много подсказать по части вооружений. Пусть это будут только зарисовки с описанием принципов работы, имея производство и грамотных инженеров, можно очень многое быстро довести до рабочих образцов. Ладно, я здесь еще неполный день и все-таки многого не знаю, поэтому нечего ломать голову. Времени у меня для этого впереди еще много. В любом случае это настоящая жизнь, а не тот ее суррогат, который мог затянуться на сотни лет. Да и потом в чужое тело переселилась бы только душа, а не личность. Так что буду радоваться тому, что я получил. Молодость, знатность и достаток – это прекрасное сочетание. К тому же у меня в неполные восемнадцать лет уже есть любовь к замечательной девушке. После слияния личностей я во многом изменился, вот только эти изменения совсем не коснулись отношения к Вере. Я ее по-прежнему любил, разве что в своих поступках больше руководствовался не чувствами, а разумом. Моей молодой половине было трудно прожить день, не увидев предмет обожания, я вполне мог потерпеть до завтрашнего утра.