Обожествление римских императоров уходит своими корнями в республиканскую эпоху, когда в день триумфа консул облачался в одеяние Юпитера Капитолийского. При этом его лицо и руки были выкрашены красной краской, чтобы увеличить сходство с терракотовой статуей бога, "numen" которого он воплощал в эти мгновения[138]. Диоклетиан — Иовий, Юпитер — естественное логическое завершение древней традиции.
Что же касается восточных элементов, то они естественным образом постепенно инкорпорировались в римскую цивилизацию с самого начала политического господства Рима на Востоке. Синкретизм — важнейшая черта римской культуры, что, собственно, аксиоматично. По сакральному праву при овладении чужой страной вся масса религиозных обязанностей, которые были связаны с этой областью, переходили к Риму[139]. По мере постепенного возобладания Востока над Западом, в империи ориентализм во всех сферах римской жизни возрастал. Когда в 217 г. Каракалла, пятью годами ранее даровавший гражданские права всему свободному населению империи, упразднил также сакрально-правовые различия между римскими и прочими богами, то фактически первым божеством Рима стала Исида и, по мнению О. Шпенглера, Рим сделался частью Востока, находящейся в религиозной зависимости от Сирии[140]. В III в. в империи распространялся митраизм — почитание божества иранского происхождения Митры.
Иные выдающиеся мыслители эпохи Поздней империи проявляли глубочайший интерес к Востоку. Так, Нумений придавал большое значение учениям индийских брахманов, иранских магов, египетских жрецов[141]. Филострат в биографии Аполлония Тианского постоянно подчеркивает его интерес к восточной мудрости. Об иранских магах Аполлоний говорит: "Они мудры, однако не во всем"[142]. Более же всего привлекает греческого философа мудрость индийцев: "Цель, к которой я стремлюсь в моем странствии — индийцы"[143]. Плотин, по словам его биографа Порфирия, собирался принять участие в походе Гордиана III (238–244 гг.) на восток, надеясь побывать в Персии и Индии, для ознакомления с учением тамошних магов и брахманов[144].
Тем не мисс, как полагает Е. М. Штаерман, "Все это, однако не подтверждает распространенное представление о решающем и всеобъемлющем влиянии Востока па культуру поздней античности. В основе увлечения Востоком, видимо, лежало не действительно серьезное и глубокое изучение сущности его культуры, а погоня за некоей экзотикой, исключительностью, за санкцией тем более почитаемых, чем менее понятных авторитетов"[145].
В таких условиях малопонятный, непривычный, а в силу таковых качеств как раз и вызывающий особое почтение персидский придворный церемониал был, что называется, к месту.
В свете всего этого простое заимствование внешних форм персидского двора не было чем-то из ряда вон выходящим. Римляне достаточно охотно заимствовали многое не только из греческого, но и из варварского быта. Достаточно вспомнить многочисленные шутки времен первых десятилетий Принципата по поводу распространения в Риме галльских штанов. Диоклетиан же, сочтя популярный императорский плащ (мантию), который ранее служил единственным отличием императорского одеяния, прочими деталями оно от одежд и иных знатных римлян не отличалось[146], решил добавить к нему обильные драгоценности на персидский манер. Каковыми теперь щедро украшались не только одежда, но и обувь правителя Римской империи[147].
Сам императорский пурпур, сохраненный впоследствии и в Византии как сугубо царская принадлежность и не только в мантии — последний византийский император Константин XII, погибший в 1453 г. при взятии турками Константинополя был опознан по пурпурным сапогам — выходил к почитанию Юпитера.
Завершая тему сакрализации императора, достигшей при Диоклетиане своего апогея, должно отметить, что таковая привела к окончательному отходу граждан империи от общественной жизни[148]. Отмирание гражданских чувств у населения Римской империи означало и постепенное угасание античной цивилизации.
Установление абсолютной монархии являлось для Диоклетиана необходимым условием для проведения в жизнь задуманных им преобразований. Только в такой ситуации, когда "император признается выше всех законов или, лучше сказать, он воплощение закона"[149], он получал возможность единолично решать все проблемы, стоявшие перед римским государством.
Установление абсолютизма в правление Диоклетиана подвело окончательный итог длительной эволюции императорской власти. Ее неограниченность была окончательно юридически оформлена.
"Император есть ныне источник законодательной и судебной власти и самодержавно руководит в империи гражданским, финансовым и военным управлении, при посредстве значительного числа иерархически разделенных на классы чиновников, которые все назначались императором"[150].
Законодательно закрепленный абсолютизм означал установление новой политической системы в Римской империи. Этой системе суждено было просуществовать до самого падения Западной империи и оказать огромное влияние на становление государственного строя Византии. Император стал высшим гражданским правителем империи, верховным главнокомандующим, законодателем и высшей судебной инстанцией[151].
Одним из важнейших мероприятий Диоклетиана следует считать установление им тетрархии, Впервые осуществлено разделение высшей власти. В Римской империи стали управлять четыре императора: два августа — Диоклетиан и Максимиан, два цезаря — Галерий и Констанций Хлор, которые были подчинены августам и повиновались им.
Тетрархии предшествовала диархия. I апреля 285 г. Диоклетиан официально объявил о том, что берет себе соправителя, что для империи последних столетий отнюдь не было внове. Соправителем с титулом цезаря стал Максимиан. При этом Диоклетиан сразу объявил, что через 20 лет они с Максимианом добровольно сложат с себя власть и передадут ее другим избранникам. Таким образом, Диоклетиан впервые в римской имперской истории установил предельный срок правления — 20 лет и возложил на царствующих императоров-соправителей прямую обязанность избрать себе преемников.
Ровно через год Диоклетиан возвысил Максимиана до титула августа и произвел первый раздел империи, отдав соправителю Запад-Италию, Галлию, Британию, Испанию, Африку, себе же оставив Восток — Грецию с Македонией, Фракию, Малую Азию, Сирию, Египет. Резиденцией Максимиана первоначально был Медиолан, затем стала Равенна. Сам же Диоклетиан облюбовал бывшую столицу царства Вифинии Никомедию, расположенную на восточном побережье Мраморного моря. Вифиния была знаменита самоубийством в ее пределах Ганнибала в 183 г. до н. э., когда славный карфагенянин предпочел смерть от собственных рук позорной выдаче злейшему врагу своему Риму, кою под римским давлением и замыслил тогдашний вифинский царь Пруссии, ранее великодушно Ганнибала приютивший. Позже Никомедия "прославилась" как место постыдной связи Гая Юлия Цезаря с царем Вифинии Никомедом, по поводу чего его легионеры даже во время триумфа покорителя Галлии пели про него:
"Галлов Цезарь покоряет,
Никомед же Цезаря…"[152]
В 293 г., за 12 лет до истечения назначенного срока правления августов, Диоклетиан объявил о назначении их преемников, получивших титул цезарей. Максимиану должен был помогать Констанций Хлор, в чьем ведении были Галлия, Британия и Испания (Италией, Африкой управлял сам Максимиан), помощником Диоклетиана стал цезарь Галерий, которому старший Август вверил балканские провинции империи вплоть до опасной дунайской границы, Фракию, азиатские владения и Египет Диоклетиан оставил за собой.
Констанций Хлор сделал своей резиденцией Августу Треверов (современный Трир в Германии), Галерий — придунайский Сирмий (территория современной Сербии).
Суть взаимоотношений между августами и цезарями, распределение их полномочий предельно четко описал Лактанций: "Duo sint in republica maiores, qui summam rerum teneant duo minores, qui sint adjunmento" — Двое должно быть в государстве старших, кто всю полноту дел держит, двое младших, кои им помогают.
Очевидно, что maiores — это, безусловно, augusti, августы, т. е. Диоклетиан и Максимиан, minores — это cesares, цезари Галерий и Констанций Хлор, как прямо подчиненные своим августам.