— Конечно, господин Сорель! Только я не знаю, что вам нужно…

— Все. Я вам как будто объяснил уже…

Косоротый снова согласно кивнул.

— Хорошо, господин Сорель. Буду ждать, когда эти господа приедут.

— Спасибо, Генриетта! — Сорель положил трубку.

— Прекрасно, — сказал Ратоф. — Ты все проделал по первому разряду, друг мой. Я тобой восхищаюсь. Я всегда тобой восхищался. И не только из-за твоих дарований. Еще и из-за того, как ты держишься.

— Дональд?

— Да, Филипп?

— Заткнись!

Ратоф рассмеялся.

— Ах, друг мой! Я на тебя не сержусь. И никогда держать зла на тебя не буду. Для меня ты персонаж из античной трагедии. У них есть мобильные, я слышал.

— У кого?

— У Герцога с Эндерсом. — Нажатие на кнопку в подлокотнике. Спинка стула подается вместе с Ратофом вперед. Он набирает длинный номер. Ждет соединения, потом называет свою фамилию.

— О’кей, Герцог. Подождите еще пять минут и поезжайте! Вам откроет домоправительница. Милостивая госпожа еще почивает. Возьмите все до последней записки… Да, да, конечно, я могу на вас положиться, я знаю. Когда закончите, немедленно возвращайтесь и доложите мне! Конец связи, — Ратоф бросил взгляд на Сореля. — Так, с этим покончено. Теперь займемся-ка твоим кабинетом. Только мы двое. Чтобы никто ни о чем не догадался. Ты теперь возьмешь на себя другие дела. Я уже сказал.

— Кому?

— Всем. Твоим секретарям, твоим сотрудникам.

— И что же это за задачи?

— Будешь передавать знания.

— Что-что?

— Будешь передавать знания. Свои собственные! Будешь выступать на конгрессах. Ты ведь все равно собирался в Женеву, да? Вот видишь! Все совпадает так, что лучше некуда! В самом деле! Выступишь на этом самом симпозиуме, как он там называется: «Беседы о будущем» или «Мир в двадцать первом веке», а?

— «Перспективы двадцать первого века».

— Когда это у них начинается?

— Ровно через неделю, пятнадцатого.

— А тебе когда выступать?

— Шестнадцатого.

— Все идет как по маслу. — Нажатие на кнопку. Одна из ножек стула выдвинулась и приподнялась. Ноги Ратофа как бы повисли в воздухе. — С этого дня ты будешь частым гостем на конгрессах и симпозиумах. Будешь выступать с докладами во всем мире.

— И об этом ты сказал моим сотрудникам?

— И секретарям.

— Когда?

— Что «когда»?

— Когда ты им об этом сказал?

— Сегодня утром. Ты ведь обычно приходишь только к девяти. А твои сотрудники появляются раньше. Я должен был проинформировать их раньше, чем тебя. Ведь можно было предположить, что ты… Это было бы естественной реакцией, старина, совершенно естественной реакцией… Но теперь главное позади. Теперь ты осознаешь, что и я, и «Дельфи» только добра тебе желаем — только добра! Несмотря ни на что, у тебя будет много командировок. Будешь выступать с лекциями, понимаешь? Эту идею предложил руководству я. Я твой друг, ты же знаешь.

Сорель молча посмотрел на него.

— Да еще какой друг, нет, честное слово. — Ратоф начал восхищаться самим собой. «Почему он все еще у нас, хотя ему уже пятьдесят один?» — спрашивал я себя. Почему ты еще десять лет назад не показался нам уже слишком старым, выдохшимся? Потому что ты был с нами с самого начала! За последние тридцать лет мы развивались потрясающими темпами. Ты во всем этом участвовал: сначала в «Альфе», потом в «Дельфи». В этом развитии есть и твоя заслуга. Ты ведь еще не забыл эти страшные громадины — компьютеры семидесятых годов, ты сам их проектировал. Ты ведь помнишь еще старые языки программ: Кобол, Ассемблер и так далее… «Не думайте об изобретениях Сореля и только о них! — говорил я. — Вспомните о его знаниях, о его опыте! Второго такого человека нет», — говорил я им…

— Дональд…

— Нет, дай мне выговориться. У нас есть дочерние компании во всем мире. Мы сотрудничаем с предприятиями других фирм. Мы прислушиваемся к тому, что о нас говорят. В том числе и о тебе лично. И поэтому руководство предлагает уладить дело следующим образом. В ближайшие пять лет ты будешь получать всю свою прежнюю зарплату — но только зарплату, без надбавок и премиальных. Когда я думаю о размерах твоей зарплаты, я просто облизываю губы. Но пять лет ты будешь в полном распоряжении «Дельфи». А через пять лет поговорим о новых условиях. И может быть, как сказал я, может быть, Филипп…

— Хм…

— …может быть, даже о твоем возвращении. Но это все в будущем. Откуда нам знать, что будет через пять лет… Все, что следует, записано в соглашении о наших отношениях. О самом договоре ты, разумеется, никому ни полслова. Проронишь хоть одно слово — всему конец! Если ты нарушишь договор, если вступишь в переговоры с другой фирмой, если хоть один-единственный раз откажешь фирме в услуге, о которой тебя попросят…

— Что вы тогда сделаете?

— Тогда нам придется защищаться.

— Каким же образом?

— Ты это на себе почувствуешь, Филипп, и очень, очень скоро. Ты меня понял?

— Хм.

— Нет, не «хм!» Скажи, что ты нас понял.

— Я все понял.

— Официально это будет звучать так: «Филипп Сорель, наш выдающийся сотрудник, уважаемый во всем мире ученый, в ближайшие годы будет работать не в главном управлении фирмы, а займется преподавательской и лекционной деятельностью. Будет читать лекции и преподавать». Как это ты находишь?

Сорель не ответил. Ему вдруг сделалось так нехорошо, что подкатила рвота.

— С Женевы ты и начнешь! — надул щеки Рагоф. — Об опасности, которую представляет собой новый вирус «ява» и об ошибке с тремя нолями тысячелетия. В Международном центре конференций! Бывал ты там?

— Нет!

— Зато я бывал! Ну и здание, доложу тебе, совершенно фантастическое! Дыхание перехватывает! Ты будешь выступать перед лучшими в мире специалистами. Видишь, как удачно все сходится? Согласен? Ну, скажи, что согласен!

— Согласен.

— Ты в Женеве бывал?

— Нет.

— Никогда не был? Ты ведь весь мир объездил!

— А вот в Женеву попасть не довелось. Только на аэродроме был. Когда пришлось пересаживаться на другой самолет.

— Изумительный город, — восторгался Ратоф. — Ты в него влюбишься. Ты ведь любишь Францию. А это почти Франция. Почти. Ты ведь французским владеешь, как немецким. В Женеве ты будешь чувствовать себя прекрасно. Я тебе завидую. — Он вне себя от удовольствия задвигался взад и вперед на стуле, даже отъехал чуть-чуть в сторону. — Когда ты летишь?

— Я собирался уже в четверг. Хотел до начала немного оглядеться…

— Чудесно, чудесно. Поселишься в отеле «Бо Риваж», мы заказали тебе двухкомнатный номер.

— Я уже заказал в «Ричмонде»…

— Наплюй на «Ричмонд»! У тебя будет двухкомнатный номер или «люкс», в «Бо Риваже»! Какой оттуда вид… а какая там в ресторане жратва… а какой сервис! Такой человек, как ты, просто должен жить в «Бо Риваже». Разве ты не должен выступить в Международном центре конференций?

— Да.

— Когда?

— В начале декабря.

— Тогда я имею честь от имени «Дельфи» и, разумеется, за счет «Дельфи» предложить тебе полгода пожить в «Бо Риваже».

— Полгода? — «Они хотят для начала убрать меня из Франкфурта, — подумал Сорель. — Их можно понять».

— Ужасно, правда? Хуже, чем в привокзальной гостинице, а? Бедный мой! Полгода в «Бо Риваже», ухмыльнулся Ратоф. — Можешь, разумеется, взять с собой Ирену, чтобы не умереть от тоски по ней… Мне-то известно, как вы друг к другу привязаны. Мы предоставим в ваше распоряжение рояль.

— Прекрати!

— Ты не обязан брать с собой Ирену! Твоей пианистке ведь совершенно безразлично, где ты и чем занимаешься… Она, конечно, предпочтет остаться у своего инструмента… За полгода у тебя всего два доклада. Ну, разве что ты нам иной раз зачем-нибудь потребуешься. Наслаждайся этим временем! Самим городом и его удивительными окрестностями! Вот увидишь, ты очень быстро обретешь покой, ты будешь чувствовать себя очень вольготно, это я тебе абсолютно честно говорю, ты забудешь о постоянной нервотрепке, об этой постоянной гонке!.. — Ратоф повернулся на стуле вокруг своей оси. — Ну, разве я не шик с отлетом для тебя придумал при данных обстоятельствах?