От слабости он чуть не плакал. Прочь! Прочь отсюда и поскорее!

Но далеко он не ушел. Неверными шагами передвигался он вдоль канавы, совсем близко от стен здания и вдруг остановился. Дорогу ему преграждал самый большой из экскаваторов. Табличка на нем предупреждала:

ПРОХОДА НЕТ! ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!

Он повернулся и пошел по узенькой дорожке вдоль стен здания в обратную сторону, спотыкаясь, скользя на влажной глинистой почве, несколько раз он чуть не свалился в канаву.

Вот он перед высокой двустворчатой стеклянной дверью. Прижавшись лицом к стеклу, он увидел внутри большого зала десятка два мужчин, молодых, постарше и совсем старых. Все они сидели за столами. Он принялся стучать в стеклянную дверь и кричал: «Откройте!»

Никто из мужчин не пошевелился и не взглянул в его сторону.

Он потянул на себя одну из створок двери. Тщетно. Ручки у двери не было. Только небольшая квадратная дырка для специального ключа. Он заковылял к другой стеклянной двери. Тоже закрыта. И третья на замке. И только четвертая дверь была приоткрыта. Сглотнув от облегчения, он толкнул дверь и вошел вовнутрь.

Мужчины сидели без движения. Сорель слышал, как кто-то за его спиной захлопнул дверь. В испуге он оглянулся. Теперь и эта дверь закрыта. Как он отсюда выйдет?

В комнате со светло-зелеными стенами, светло-зеленым столом и стульями стояла сильная духота. Воздух здесь был спертый; солнце, уже совсем заходившее, все еще освещало зал. Только сейчас он заметил, какой тот большой. Пахло потом и мочой, Сорелю пришлось несколько раз подряд сглотнуть. Мужчины оказались одеты в дешевые пижамы, у некоторых на ногах были войлочные домашние туфли, кое-кто вообще сидел босиком, Все они, словно сговорившись, уставились в пустоту.

— Куда я попал? — Сорель остановился перед стариком с опухшим лицом. На коже у старика были темные пятна и кровоточащие прыщи, волосы очень коротко острижены; кто-то смазал ему неизвестной жидкостью фурункулы на голове.

— Куда я попал? — очень громко спросил его Филипп Сорель.

Старик смотрел мимо него. Из беззубого рта потекла слюна.

— Поцелуй меня в зад, — сказал он.

— Что-что?

— Целовать в зад так сладко, лучше, чем любая шоколадка…

Сорель двинулся к другому столу. Сидевший за ним мужчина был намного моложе первого. Ночная рубашка на нем задралась, и виднелась изжелта-бледная кожа худющих ляжек. На ногах у него были сандалии. Лицо этого человека тоже оказалось испещрено пятнами и прыщами, он был коротко острижен, голова усеяна смазанными чем-то кровоточащими струпьями, рот застыл в кривой гримасе, а глаза со зрачками величиной с иголочное ушко, уставились в пустоту.

— Куда я попал? — прошептал на этот раз Сорель.

Человек в ночной рубашке не отвечал, ритмично поднимая и опуская правую руку. Все снова и снова. «Посреди жизни на нее налетела смерть, нас завертело цунами; кто к нам на помощь придет, тот сжалится над нами…» Это уже другой человек, из-за соседнего стола, на вид ему лет шестьдесят; он сидит, сцепив пальцы, расплывшийся толстяк в рубашке и подштанниках, напевает что-то на мелодию церковного песнопения, монотонно и тоскливо. «Нас гнетут грехи наши, тебя, о Господи, разгневавшие…»

Сорель схватил за плечо четвертого:

— Как мне выйти отсюда?

Тот затараторил в ответ:

— Оба двигателя — полный вперед! Курс — шестьдесят градусов! Вода прорвалась в электроотсек!

Сорель, испуганный увиденным, огляделся вокруг и увидел еще одну дверь, одну-единственную в светло-зеленой стене. И заковылял к ней. У этой двери тоже не было ручки и открывалась она французским ключом. Он несколько раз стукнул кулаком по покрашенному светло-зеленой краской дереву и крикнул:

— На помощь!

— Весла на воду! Продуть третий скафандр!

Дверь открыли. Сорель испуганно отпрянул. Вошел молодой человек в белом халате, белых брюках, белой рубашке и белых туфлях.

— Что здесь происходит?

— Уплотнить переборки! Эсминец на горизонте!

— Я… я… я… — бормотал Сорель.

— Ну же! — торопил его белый халат.

— «…он утешением своим снимет с нас тяжелое бремя — за все это время, за все это время…»

— Это я стучал.

— Почему?

— Потому что я хочу выйти отсюда! Пожалуйста, выпустите меня!

— Кормовые переборки в порядке! В дизельном отсеке все в порядке!

— А как вы сюда попали?

— Через одну из стеклянных дверей.

— Они все заперты.

— Одна была открыта.

— Не может быть!

— Действительно!

— Какая?

— Вон… вон та, — правая рука Сореля описала полукруг. — Вон та, третья слева.

— Она тоже закрыта.

— Сейчас да. Но недавно она была открыта.

— Вот как.

— В десяти градусах по курсу шум двигателя! Слышу радиосигналы!

Белый халат проговорил:

— Я доктор Ландер. А вы кто?

— Я… я…

— Ну же!

— Я… я… заблудился… Меня зовут Сорель, Филипп Сорель. Что-то я не найду дороги назад. Вызовите мне, пожалуйста, такси, господин доктор!

Врач по фамилии Ландер не сводил взгляда с человека, стоявшего перед ним в грязных брюках и перепачканных туфлях, в распахнутой рубашке, со спутанными волосами и залитым потом лицом. Да, весь он какой-то грязный и потный. Вот он покачнулся, сделал несколько шагов, придерживаясь за стенку, и рухнул в кресло.

— Немедленно соедините меня с командным пунктом!

— Что с вами? — спросил врач.

— Мне плохо, очень плохо.

— Да, вижу. Сколько времени вы уже здесь?

— Минут десять.

— А точнее?

— Я… я живу в Нидерраде, на Хольцекке… в доме номер… номер…

Он никак не мог вспомнить номер дома.

— Есть у вас удостоверение личности?

«Удостоверение… удостоверение… удостоверение… Разве его не забрал у меня Ратоф?»

— A-а, документ… конечно… есть. Да. В машине.

— …открыть люки торпедных аппаратов! Первый аппарат — к бою!

— Моя машина стоит…

— Где?

— Она… она… — Он знал, что оставил свой «БМВ» на Тирольской просеке, совсем рядом с Мерфельдер-Ланд-штрассе, но сказать этого не мог, просто не мог, и все.

— Вы не знаете, где оставили машину?

— Конечно, знаю! Но сейчас я безумно устал…

— И в машине у вас есть удостоверение личности?

— Да. Водительское удостоверение. Оно в бардачке. Оно лежит там. Позвоните мне домой. Там вам подтвердят, что я Филипп Сорель…

— …Моя вина, моя вина, моя наибольшая вина…

— Какой номер телефона?

— Шестьдесят семь, шестьдесят семь, нет… шестьдесят восемь, нет, шестьдесят семь… Да посмотрите в телефонном справочнике! И вызовите, наконец, такси!

— Вы даже не представляете себе, куда вы попали, господин… Как вы сказали, ваша фамилия?

— Сорель. Филипп Сорель. Так где я?

— В санатории «Лесное умиротворение».

— «Умиротворение»?

— Да, «Умиротворение».

— Санаторий?

— Да, частный санаторий. Для душевнобольных.

— Психиатрическая клиника?

— Можете называть это и так.

— Домой! Мне немедленно нужно домой!

— Я очень скоро вернусь. Зайду только за одним коллегой.

И доктора Ландера словно ветром сдуло. Светло-зеленая дверь захлопнулась за ним.

— На помощь! — закричал Филипп Сорель.

Кто-то положил ему руку на плечо. Он резко оглянулся. За спиной стоял старик, высокий и худой. В отличие от остальных лицо у него было не вспухшее, без прыщей и пятен. Зато его глаза… Глаза человека, пережившего немыслимую трагедию… Он был в очках с толстыми стеклами.

— Песик, — сказал он. — Послушный песик…

— Что? — отпрянул Сорель.

Старик сделал шаг назад.

— Ищи, послушный песик, ищи…

— Перестаньте!

— Непослушный песик? Не хочешь искать? Но ты должен, должен!

— Кто вы такой?

— Вы меня не знаете, зато я знаю, кто вы. Ищи, песик, ищи…

Над домом с ревом пролетел самолет, идущий на посадку. От дикого грохота задрожали стены здания, и Филипп Сорель тоже задрожал всем телом. Сидевших за столом мужчин била дрожь.