Известие потрясло ее — погиб Игорь Арефьев. Андрей столько рассказывал о нем, говорил, что это врожденный испытатель, самая светлая голова в летно-испытательном центре после Веденина и что писать надо только о нем. Она и сама убедилась, что это незаурядный человек, интеллигентный, обаятельный офицер. Она познакомилась с ним всего две недели назад…
Ясноград. 16 сентября 1988 г.
Вита уступила просьбам Андрея устроить проводы — ей и самой хотелось познакомиться с его коллегами и сослуживцами, — но предупредила:
— Никаких горячительных, кроме горячего чая и кофе.
— Нас не поймут, — пытался Андрей выторговать еще одну уступку. — Посчитают, скопидомничаем.
— Поймут и не посчитают. Ты утверждал, у вас все умнейшие люди, таланты да гении.
— Гении тоже имеют свои слабости…
— Ты же обещал.
И Андрей сдался. Но она подумала, что выдержки его надолго не хватит, и пожалела о своем согласии приехать к нему. Как она поддалась уговорам? Ведь зарекалась… Первый раз ошиблась — простительно. Тогда она была наивной девчонкой и влюбилась до глупости. А теперь?.. Любовь ли это?..
Ей поручили сделать репортаж о спортсменах-парашютистах, принимавших участие в праздновании, посвященном Дню Воздушного Флота СССР. Еще на тренировках ее внимание привлек коренастый разбитной спортсмен, вытворяющий в небе до роспуска парашюта всевозможные сальто-мортале и управляющий своим телом как циркач на батуте. О нем и решила она написать.
Батуров тоже ее заприметил. Когда она подошла к нему знакомиться, Андрей запросто протянул руку, назвал себя и тут же поставил условие:
— Интервью могу дать только вечером. Либо у меня на квартире, либо у вас, либо в каком-нибудь кафе.
Виту возмутила его самоуверенность.
— Сегодня пригласить вас к себе на квартиру или подождете, пока приз завоюете?
Его не смутила ирония.
— Можете не сомневаться, приз у меня в кармане. Так что поторопитесь, а то другие журналисты вас опередят.
В его дерзком взгляде, в поведении в небе таилась неодолимая сила — такой пройдет сквозь любые преграды, — а волевые люди были по душе Вите, и она несколько смягчилась:
— Боюсь, популярность погубит вас окончательно.
— Это точно, — согласился Батуров. — Популярность, деньги, женщины — мои злейшие враги, потому я предпочитаю их не иметь.
Оба весело рассмеялись.
— Хорошо, — согласилась Вита. — Коль вы такой аскет и женоненавистник, жду вас в молодежном кафе на Горького в двадцать ноль-ноль.
На свидание Батуров пришел в форме старшего лейтенанта, подтянутый, наглаженный, а главное, он оказался хорошим рассказчиком и вел себя безупречно: не приставал, был галантен и предупредителен, как и подобает военному человеку.
Репортаж получился интересный, ее поздравляли, хвалили, и Андрей заинтересовал ее еще больше. Они встречались, делились своими успехами и неудачами, а когда Андрей уехал, писали друг другу. И тему дипломной работы Вита выбрала о спортсменах-парашютистах. И защитила ее блестяще. Ей дали свободный диплом, что вполне ее устраивало: она могла от любой газеты или журнала поехать туда, куда хотелось, благо, в журналистских кругах ее хорошо знали. А месяц назад Батуров снова объявился в Москве и уговорил Виту поехать на юг, к Черному морю, потом сюда, в Ясноград.
Она была довольна: столько Батуров открыл ей нового и столько интересного узнала она о работе испытателей и изобретателей, что у нее родилась идея написать книгу. И то, что Андрей решил уйти из испытателей, не пугало ее, а радовало: значит, любит, коль решил отказаться от плохих привычек и даже от любимого дела. И все-таки что-то ее сдерживало, предложение Андрея стать его женой пока не приняла.
— Давай немного подождем, проверим свои чувства, чтобы еще раз не раскаиваться…
Теперь она знала, что ее сдерживало…
Гости пожаловали почти все сразу: Игорь Арефьев, которого она узнала бы по рассказам Андрея в другом городе — интеллигентный, с утонченными чертами лица, женственно-нежный, застенчивый, как девушка; его жена Дина, черноволосая и черноглазая, похожая то ли на гречанку, то ли на цыганку; Николай Николаевич, длинный и худой, создатель уникальных тканей; Федор Борисович, одутловатый, краснолицый, инженер-пороховик; Венедикт Львович — с большими залысинами, инженер-аэродинамик.
Пока они снимали пальто и плащи, рассаживались за столом — комната была такая маленькая, что стало тесно, — пришли еще два офицера, подполковник Грибов и капитан Мовчун, как представил их Андрей.
— Прошу простить, что не при параде, — извинился Грибов, — прямо со службы.
А Веденин, по рассказам Андрея, самый интересный человек, видимо, не придет, подумала Вита и пожалела: ей очень хотелось познакомиться с молодым и талантливым конструктором.
— Все в сборе, — сказал Андрей. — Можно наполнить бокалы. Виноват, чашки, а не бокалы, — повторил Андрей с улыбкой. — Как вы, наверное, уже слышали, Андрей Батуров изменил не только профессии, но и своим привычкам, о чем докладываю вам торжественно на этом не объявленном по радио собрании. И клянусь, что отныне и во веки веков в моем доме сухой закон, не считая, разумеется, самовара.
А самовар стоял посередине стола, сияющий, крутобокий, с фарфоровым чайником наверху, испуская тонкий аромат.
Нет, сюрприз никого из гостей не удивил, видно, они уже прослышали о перевоплощении Андрея, и Вита стала разливать по чашкам чай.
— Вот это напиток! — отхлебнув, похвалил Щупик. — И как это вам удается так заваривать — все ароматы Краснодарского края чувствуются.
— Вы правы, чай действительно краснодарский, — улыбнулась Вита и, чтобы увести традиционный разговор о хозяйке, кивнула на Андрея: — Это он мастер и тонкий ценитель, предпочитает только краснодарский и знает секрет заварки.
Разговор и в самом деле переключился на Андрея, на его новый, долго скрываемый талант — умение выбирать не только чаи, а кое-что и более важное для жизни — комплимент Грибова Вите.
Вита с улыбкой слушала друзей Андрея, стараясь по высказываниям, интонации, манерам дополнить их характеристики, данные Батуровым. Самым разговорчивым был Грибов, но и самым ординарным, а вот Щупик, Арефьев — это, несомненно, личности: немногословные, собранные, рассудительные. Николаю Николаевичу уже под шестьдесят, а когда он говорит о своей работе, глаза загораются, как у юноши, совершившего восхождение на самую высокую гору. Игорь Арефьев — ровесник Андрея, а выглядит значительно моложе, тонкий, элегантный; Андрей по сравнению с ним — богатырь, хотя ростом меньше… Если бы она не знала, что скрывается за внешностью одного и другого: Игоря — по рассказам Андрея, Андрея — по своим наблюдениям. Конечно, Андрей тоже личность: сумел взять себя в руки, решил начать новую жизнь. И все-таки она чувствовала, что интерес к нему пропадает, любовь гаснет. А может, ее не было совсем? Андрей увлек Виту просто как спортсмен? Вполне вероятно. Ехать с ним к его новому месту службы ей, во всяком случае, расхотелось, и она заколебалась, быть ли его женой. А вот желание написать об этих удивительных людях, простых и гениальных, скромных и отважных, разгоралось все сильнее. Слова сами собой начали складываться в фразы, в предложения: «В его манере говорить, в жестах, проницательных взглядах чувствовалось что-то особенное, профессиональное — словно он родился инженером, изобретателем лучших в мире тканей». Это о Щупике. «Психологи утверждают, что под доброй натурой, как правило, скрывается мягкий, покладистый характер, — так можно подумать при первом знакомстве с Арефьевым. Такой он среди друзей вне службы. Но в деле, в работе он становится до педантичности принципиальным и непреклонным человеком»…
Она еще не успела рассмотреть всех и сделать о них вывод, как снова раздался звонок.
«А это уже Веденин», — с радостью подумала она и поспешила открыть дверь, приготовившись встретить самого обаятельного, самого незаурядного мужчину в гарнизоне. Перед ней стоял среднего роста, полноватый капитан с голубыми петлицами и медицинской эмблемой на них.
— Капитан Измайлов, — представился непрошеный гость, дохнув на нее спиртным перегаром. — Прошу простить, я к Батурову.