— Любовь? — спросил он без обиняков.

— Нет. — Батуров выдержал его пристальный взгляд. — Хотя, может, и любовь…

— Кто она?

— Очень хороший, замечательный человек. Была замужем. Неудачно. Закончила университет, отделение журналистики. Работала нештатным корреспондентом московских газет. В основном «Вечерки». Родители на Дальнем Востоке, в Южно-Сахалинске. Отчим врач, мать домохозяйка. Бывший муж — тоже военный. Компрометирующих данных, как видите, никаких. Если не считать того, как вам уже, наверное, доложили, что познакомился я с ней на курорте, в Крыму.

Батуров отвечал, как на уроке, твердо, ясно, четко.

Может, в этой подготовленности Веденину и показалось решение Батурова необдуманным, поспешным.

— Вы уверены?..

Батуров был все-таки превосходным испытателем. Он ожидал этот вопрос и не дал его закончить.

— Да, Юрий Григорьевич, уверен. Вы, наверное, думаете, у тебя и раньше было так и ты тоже был уверен. Да, было, дважды. Но, поверьте, то было совсем другое. На Антонине я женился по глупости, чтобы удовлетворить свое уязвленное самолюбие. Ольга мне нравилась, не больше. И она сама решила свою судьбу. вернулась к мужу. А с этой… Тут настоящая любовь. Вы любили когда-нибудь, Юрий Григорьевич, по-настоящему?..

— Было, Андрей, было, — в дружеской доверительности не сдержал Веденин глубокого вздоха. — Но меня любовь позвала на подвиг, а тебя?

— Меня тоже, Юрий Григорьевич, — вздохнул и Батуров. — То, что я признался себе и открылся Вите, почему ухожу из испытателей, — это тоже подвиг. Откроюсь и вам: я стал бояться прыгать с самолета.

— Бояться? — не поверил вначале Веденин, но вспомнил, как последнее время Батуров пристрастился к спиртному, особенно перед испытаниями, как бывал раздражительным, несдержанным, понял — Батуров говорит правду: нервная система его доведена спиртным до такого состояния, что сила воли подавлена и уступила место страхам.

— У каждой болезни, Андрей Петрович, — перешел Веденин снова на официальный тон, — есть первопричина. Не кажется тебе, что все дело в коньяке?

— Может, и в коньяке, — не стал отпираться Батуров. — Как бы там ни было, с одним и другим покончено. Бесповоротно.

— Вольному воля, — не стал уговаривать Веденин. — Буду рад, если и в инженерном деле найдешь призвание.

— Постараюсь. Так как с вечером, Юрий Григорьевич?

— Ах да. Спасибо, Андрей. Но извини — не могу. И работы много, и жена сегодня уезжает в санаторий.

— Жаль. — Батуров не уходил, застенчиво переступал с ноги на ногу. — Еще одна просьба к вам, Юрий Григорьевич, — сказал несмело Батуров. — Пусть Вита поживет пока в моей квартире.

— Вы еще не расписались?

— Нет пока.

— Ты же уезжаешь на год? А любовь?

— Любовь есть, а квартиры нет, — скаламбурил Батуров. — Поживем немного друг без друга, проверим свои чувства.

— Ну-ну, — согласился Веденин и пожал на прощание руку капитану.

Не успела за Батуровым закрыться дверь, как позвонил Арефьев.

— Здравствуйте, Юрий Григорьевич.

Он узнал его голос и обрадовался: Арефьев, несмотря на то, что работа над предложенной им катапультой не состоялась, оставался, пожалуй, самым близким после Таи человеком в центре: они часто встречались, дружили семьями.

— Здравствуй, здравствуй, Игорь Андреевич. Что же это ты, выписался из госпиталя и помалкиваешь? Или плохо себя чувствуешь?

— Отлично себя чувствую, Юрий Григорьевич. А помалкивал — не хотел вам надоедать, отрывать от дел. Как там «Супер-Фортуна»? Слышал, «Иван Иванович» остался доволен?

— Вполне. Ты бы зашел, хочется посмотреть на тебя, поговорить.

— Когда прикажете?

— Тебе я не приказываю, а прошу. И рад видеть в любую минуту. Сможешь прийти сейчас?

— Иду…

Он пришел минут через десять в модном вельветовом костюме, в кремовой, с ажурной вышивкой рубашке: Дина ухаживала за ним, как за послушным милым ребенком. Он и в самом деле был мил: худощав, тонок в талии, лицо красивое, бледновато-смуглое, глаза умные, внимательно смотрят из-под густых изогнутых ресниц, пальцы рук длинные, изящные… Даже не верилось, что под этой женственно-нежной внешностью скрывался сильный характер, волевой человек. Веденину захотелось обнять его, но он сдержался — мужчинам не к лицу выставлять напоказ свои чувства. Просто крепко пожал ему руку.

— Выглядишь ты — будто только что с Черноморского побережья. Посвежел, подзагорел.

— Так целый месяц бездельничал. К этим эскулапам только попади, все косточки перещупали.

— Значит, все в порядке?

— В полном, Юрий Григорьевич.

Они сели рядом, продолжая рассматривать друг друга. Веденин догадывался, Игорь пришел с какой-то просьбой, и ждал, когда он ее выложит, но тот почему-то медлил. Спросил о здоровье Таи, о Батурове, и лишь когда Веденин рассказал о последнем разговоре с Андреем, Арефьев сказал:

— Разрешите мне, Юрий Григорьевич, вместо Батурова? Все-таки как-никак «Фортуна» моя крестница.

— Начальство не будет возражать? Даже Измайлов заартачился.

— Измайлов — известный перестраховщик. А начальство, думаю, разрешит: в ближайшее время у меня никакой работы не предвидится.

— В таком случае готовься. Через две недели — испытание.