– Ты так не уверен в себе?
– Я уверен, но мне придется ежедневно на тебя смотреть, вспоминать вкус твоего поцелуя и все остальное, и терпеть, повторяя про себя все запреты по очереди, начиная от того, что тебе просто рано, и кончая уголовным кодексом.
– Ну один-то разочек можно?
Я тоже не железный! Сколько можно отбиваться, когда сам хочешь того же самого? Видимо, она где-то прочла, или узнала от более взрослых подруг, потому что когда наши губы соприкоснулись, она попыталась... В общем, французский поцелуй у нее не получился и пришлось помочь.
– Дети, вы там скоро? – спросила мама через дверь, заставив нас отскочить друг от друга.
– Заканчиваю дописывать, – ответил я. – Сейчас придем.
– И что будем делать? – спросил я. – По твоему виду только слепой не догадается, чем мы с тобой занимались.
– Я открою форточку и высунусь наружу.
– Я тебе открою! – пригрозил я. – Мало того, что намерзлась, еще не хватало схватить воспаление легких. Сейчас я заболтаю маму, а ты идешь в ванную комнату мыть руки. Заодно не забудь помыть холодной водой лицо. Может быть, и не догадаются.
Через пять минут мы уже пили горячий чай. Мама сидела с нами за столом, а сестра приветливо улыбнулась Люсе и ушла к себе в комнату.
– Надо было купить в городе пирожные, – сказала мама, вставая из-за стола, когда опустели чашки. – Пойдите пока в комнату, а я согрею борщ.
– Садись на кровать, – сказал я Люсе. – А я быстро просмотрю, чем вы занимались.
Мне понадобилось буквально три минуты, чтобы все просмотреть и записать, что задали на дом. Как только я закрыл последнюю тетрадь, на мои плечи легли ее ладони, лица коснулась прядь волос и, поцеловав меня в щеку, она шепнула:
– Спасибо!
Лучше бы и я ее в прошлый раз так же поцеловал. Слишком много всколыхнулось в душе, подняв наверх такой пласт воспоминаний, которому лучше было до времени лежать на дне моей памяти. Вот надо подсовывать голодному книгу о вкусной и здоровой пище? Как я говорил, так и вышло. Что-то я в последнее время стал часто делать глупости. Возвращаюсь к прежнему состоянию? И ведь всех неприятностей можно было избежать, если бы я просто сел и обдумал последствия.
– Пойдем, – вздохнул я. – Мама уже, наверное, управилась.
Мы уже заканчивали свои порции, когда пришел отец.
– У нас гостья! – радостно улыбнулся он Люсе.
– Это Люся Черзарова, – представил я подругу. – А твое имя она знает.
Мама варила такие борщи, в которые можно было ставить ложку. Мяса и сметаны в них тоже было с избытком, поэтому поев борщ, я часто уже не мог осилить второго. Сейчас мы тоже наелись первым, после чего я сказал, что пойду провожать подругу. Я помог ей одеться, оделся сам и прихватил свой портфель и мамин зонт. В портфеле лежали тетради, а зонт я старался держать так, чтобы моя спутница меньше промокла. Всю дорогу шли молча и только в подъезде, забирая свои тетради, она спросила, почему я поспешил от нее избавиться.
– Я каждый вечер должен выполнить уйму дел, – сказал я чистую правду. – Кое-что можно отложить, но очень немногое. Остальное я делаю в обязательном порядке. Не спрашивай что и почему, пока это секрет. Долго это не продлится, но пока я сильно ограничен в свободном времени. Не обижайся, ладно? И спасибо за то, что ты пришла.
Я застегнул портфель и выбрался из подъезда под противный осенний дождь. Дома ко мне подкатила сестра.
– У тебя с Черзаровой серьезно?
– Тебе это так интересно? – удивился я.
– Откуда взял песню, которую ей пел?
– Подслушивала?
– Только песню, – кивнула сестра. – Потом сразу ушла, но ее рев услышать успела. Потому и спрашиваю. Такие песни наедине поют только любимым, а я в тебе любви не вижу. Так откуда песня?
– Тань, извини, но этого я тебе сказать не могу.
– Ты стал совсем другим, – задумчиво сказала сестра. – И я никак не могу понять, плохо это или хорошо.
– А что в этом может быть плохого? – с недоумением спросил я. – Я многого достиг и достигну еще большего.
– Ты жил... – она ненадолго задумалась, подбирая слово. – Беззаботно. Пожалуй, даже слишком. Таким и должно быть детство. А сейчас ты вечно озабочен и на что-то нацелен. Эти бесконечные занятия и куча секретов... Тот брат, который у меня был, исчез. Ты сильнее и умнее его, но вот лучше ли?
– Хуже, что я отлично учусь и заработал кучу денег?
– Деньги это хорошо, – кивнула она. – Но все равно, когда я вспомню, каким ты был, почему-то становится грустно. Ладно, забудь.
Забудешь тут! Сначала мама, теперь она. Беззаботности им во мне не хватает! По-моему, мне наоборот не хватает осторожности и предусмотрительности. Все время тянет выпендриваться. Точно ребенок резвиться! А теперь еще нужно ждать неприятности от издательства. Чувствую, отольется мне гонорар за ворованную книгу кучей неприятностей! И ждать все эти неприятности следует после выхода в свет сборника. По плану это февраль следующего года. Вздохнув, я пошел заполнять две тысячи пятый год. Скоро закончу третью тетрадку и нужно будет начинать следующую. Как же надоела эта писанина! Писал я всего полчаса и закончил октябрьскими беспорядками во Франции. В ноябре вспомнились только испытания «Тополя-М», а в декабре вообще ничего важного не было.
Обычно я не просыпался ночью, этой я проснулся и не сразу сообразил, что увидел. Я лежал ногами к окну, выходившему на площадку, где у нас играли в баскетбол и у забора стояли скамейки. В ночное время там горел фонарь, и сейчас в его свете неслись и кружились бесчисленные снежинки. Утром за окнами все было покрыто снегом, а термометр показал минус пять. Дома, как и в школе, давно топили, поэтому было тепло, на улице после осенней сырости было холодновато, но хорошо! У меня было теплое осеннее пальто, а до школы идти всего ничего, поэтому из зимних вещей я взял только меховую шапку и теплый шарф.
– Как хочешь, – не стала настаивать мама. – Сегодня же займусь вашими вещами. Не думала, что за одну ночь так похолодает.
Я вышел из дома за десять минут до звонка и сразу же увидел идущего к забору Сергея. Он оглянулся на звук моих шагов и остановился подождать.
– Привет, – поздоровался друг. – Как съездил, нормально?
– Вызвал удивление всей редакции, – ответил я. – Они думали, что мне на несколько лет больше. Что вчера было в школе?
– А тебе разве Люся вчера не сказала? – спросил он. – Меня послали в магазин, и я ее увидел у въезда. Мне ее, честно, стало жаль. Никогда не ожидал такого от Черзаровой.
– Надеюсь, что, кроме тебя, ее никто из наших не видел, – вздохнул я. – Для меня это тоже было неожиданностью. Она вчера намерзлась на ветру, только бы не заболела.
Мы потопали перед входом в школу, очищая обувь от снега, и забежали в вестибюль. Почему-то мы с Сергеем почти всегда появлялись в классе перед самым звонком. Вот и сейчас он раздался, когда мы подходили к дверям класса. Я быстро занял свое место, привычно отвечая на приветствия и вытащил из портфеля учебник истории.
– Ты как? – спросил я Люсю. – Не простыла?
– Пока нет, – ответила она. – Скажи спасибо своей маме.
– Сама скажешь, – шепнул я. – Я надеюсь, ты к нам не последний раз пришла.
Вошла учительница, и все разговоры пришлось прекратить. Наверное, из-за первого снега она была в хорошем настроении, поэтому урок прошел бескровно. Она не столько спрашивала нас, сколько рассказывала сама, причем не просто пересказывала текст из учебника, так что послушал и я. На перемене никто из класса не вышел: всем было интересно, для чего меня вызывали в редакцию.
– Обычная правка текста, – утолил я их любопытство. – По договору они это могли сделать и без моего участия, но хорошо, что поехал. Почти все места, которые они хотели править, удалось отстоять.
– А когда выйдет книга? – спросила Ира.
– По плану должна выйти в феврале, – ответил я. – Ребята, хватит об этом, давайте я вам лучше расскажу анекдот.
За первым анекдотом последовал второй, и, когда звонок загнал всех за парты, с лиц большинства не сходили улыбки.