Он появился на свет в дремучей чащобе, в одном из тех укромных лесных тайников, о которых ведают лишь исконные обитатели леса.

Его большие мутные глаза еще не видели, его большие мягкие уши еще не слышали, но он уже мог стоять, чуть пошатываясь на своих тонких ножках, и частая дрожь морщила его блестящую шкурку.

— Что за прелестный малыш! — воскликнула сорока. Она летела по своим делам, но сейчас разом обо всем забыла и уселась на ближайший сучок. — Что за прелестный малыш! — повторила она.

Ей никто не ответил, но сорока ничуть не смутилась.

— Это поразительно! — тараторила сорока. — Такой малютка — и уже может стоять и даже ходить! В жизни не видала ничего подобного. Правда, я еще очень молода, что вам, наверно, известно, — всего год, как из гнезда… Но нет, это поистине изумительно и необыкновенно! Впрочем, я считаю, что у вас, оленей, все изумительно и необыкновенно. Скажите, а бегать он тоже может?

— Конечно, — тихо ответила мать. — Но извините меня, пожалуйста, я не в состоянии поддерживать беседу. У меня столько дел… к тому же я чувствую себя немного слабой.

— Пожалуйста, не беспокойтесь, — поспешно сказала сорока. — У меня самой нет ни минутки времени. Но я так поражена!.. Подумать только, как сложно проходят все эти вещи у нас, сорок. Дети вылупляются из яиц такими беспомощными! Они ничего, ну ничего не могут сделать для себя сами. Вы не представляете, какой за ними нужен уход! И они все время хотят есть. Ах, это так трудно — добывать пропитание и следить, чтоб с ними чего не приключилось! Голова идет кругом. Разве я не права? Ну согласитесь со мной. Просто не хватает терпения ждать, пока они оперятся и приобретут мало-мальски приличный вид!

— Простите, — сказала мать, — но я не слушала.

Сорока улетела. "Глупое создание! — думала сорока. — Удивительное, необыкновенное, но глупое".

Мать не обратила никакого внимания на исчезновение сороки. Она принялась мыть новорожденного. Она мыла его языком, бережно и старательно, волосок за волоском, вылизывая шкурку сына. И в этой нежной работе было все: и ванна, и согревающий массаж, и ласка.

Малыш немного пошатывался. От прикосновений теплого материнского языка им овладела сладкая истома, он опустился на землю и замер. Его красная, влажная, растрепанная шубка была усеяна белыми крапинками, неопределившееся, детское лицо хранило тихое, сонное выражение.

Лес густо порос орешником, боярышником и бузиною. Рослые клены, дубы и буки зеленым шатром накрывали чащу; у подножий деревьев росли пышные папоротники и лесные ягоды, а совсем внизу ластились к смуглой, бурой земле листочки уже отцветших фиалок и еще не зацветшей земляники.

Свет раннего солнца проникал сквозь листву тонкими золотыми нитями. Лес звенел на тысячи голосов, он был весь пронизан их веселым волнением. Без устали ворковали голуби, свистели дрозды, сухонько пощелкивали синицы и звонко бил зяблик. В эту радостную музыку врывались резкий, злой вскрик сыча и металлическое гуканье фазанов. Порой всю многоголосицу заглушало звенящее, взахлеб, ликование дятла.

А в выси, над кронами деревьев, неумолчно гортанными голосами ссорились вороны и, прорезая их хриплое, назойливое бормотанье, долетали светлые, гордые ноты соколиного призыва.

Малыш не различал голосов, не узнавал напевов, он не понимал ни одного слова в напряженном и бурном лесном разговоре. Не воспринимал он и запахов, которыми дышал лес. Он чувствовал лишь нежные, легкие толчки, проникавшие сквозь его шубку, в то время как его мыли, обогревали и целовали. Он вдыхал лишь близкое тепло матери. Тесно прижался он к этому мягкому, ароматному теплу и в неумелом голодном поиске отыскал добрый источник жизни.

И пока сын пил из нее благостную влагу, мать тихо шептала: «Бемби». Она вскидывала голову, прядала ушами и чутко втягивала ноздрями воздух. Затем, успокоенная и счастливая, целовала своего ребенка.

— Бемби, — говорила она, — мой маленький Бемби!

***

Ранней летней порой воздух тих, деревья стоят недвижно, простирая руки-ветви к голубому небу, и молодое солнце изливает на них свою щедрую силу.

Белые, красные, желтые звездочки усеяли живую изгородь кустарника. А другие звездочки зажглись в траве. Сумеречная лесная глубь сверкает, пылает всеми красками цветения.

Лес крепко и остро благоухает свежей листвой, цветами, влажной землей, юными нежно-зелеными побегами. Все звонче и богаче его многоголосье; погуд пчел, жужжанье ос, низкий звук шмелиной трубы влились в лесной оркестр. Первая пора детства Бемби…

Бемби шел за матерью по узкой тропе, пролегавшей между кустами. Это было приятное путешествие. Густая листва, уступая дорогу, мягко колотила его по бокам. Ему то и дело мерещились неодолимые преграды, но преграды рушились от одного его прикосновения, и он спокойно шел дальше. Тропинок было не счесть, они во всех направлениях исчертили лес. И все они были знакомы его матери. Когда Бемби остановился перед непроницаемой зеленой стеной жимолости, мать мгновенно отыскала лаз.

Бемби так и сыпал вопросами. Он очень любил спрашивать. Для него не было большего удовольствия, чем задавать вопросы и выслушивать ответы матери. Бемби казалось вполне естественным, что вопросы возникают у него на каждом шагу. Он восхищался собственной любознательностью.

Но особенно восхитительным было то нетерпеливое чувство, с каким он ожидал ответа матери. Пусть он порой и не все понимал, но тогда он мог спрашивать дальше, и это тоже было прекрасно. Иногда Бемби нарочно не спрашивал дальше, пытаясь своими силами разгадать непонятное, и это тоже было прекрасно. Подчас он испытывал чувство, будто мать нарочно чего-то недоговаривает. И это тоже было прекрасно, потому что наполняло его ощущением таинственности и неизведанности жизни, что-то сладко замирало в нем, пронзая все его маленькое существо счастливым страхом перед величием и неохватностью подаренного ему мира.

Вот сейчас он спросил:

— Кому принадлежит эта тропа, мама?

А мать ответила:

— Нам.

Бемби спросил:

— Тебе и мне?

— Да.

— Нам обоим?

— Да.

— Нам одним?

— Нет, — ответила мать. — Нам, оленям.

— Что это такое — олени? — спросил Бемби смеясь.

Мать посмотрела на сына и тоже рассмеялась.

— Ты — олень, я — олень, мы — олени. Понимаешь?

От смеха Бемби подпрыгнул высоко в воздух.

— Понимаю. Я — маленький олень, ты — большой олень. Правильно?

Мать кивнула.

— А есть еще олени, кроме тебя и меня? — став серьезным, спросил Бемби.

— Конечно, — ответила мать. — Много-много оленей.

— Где же они? — воскликнул Бемби.

— Здесь… всюду.

— Но я их не вижу!

— Ты их увидишь.

— Когда? — Охваченный любопытством, Бемби остановился.

— Скоро, — спокойно сказала мать и пошла дальше.

Бемби последовал за ней. Он молчал, раздумывая над тем, что значит «скоро». Ясно, что «скоро» — это не «сейчас», это «потом». Но ведь «потом» может быть и "не скоро".

Вдруг он спросил:

— А кто проложил эту тропу?

— Мы, — ответила мать.

Бемби посмотрел удивленно:

— Мы? Ты и я? Мать ответила:

— Ну, мы — олени.

Бемби спросил:

— Какие?

— Мы все, — ответила мать.

И они пошли дальше.

Бемби развеселился. Он храбро прыгал в сторону от дороги, но тут же возвращался к матери.

Вдруг что-то зашуршало в траве. Закачались папоротники, тонкий, как ниточка, голосочек жалко пропищал, затем все смолкло, лишь тихо шептались стебельки и травы, растревоженные чьим-то незримым бегом.