— Сколько же войска у Штейнбока?
— Точно не знаю. Разве сосчитаешь…
Граф, слушавший молча, сделал нетерпеливый жест, сказал на ломаном русском языке, чтоб не понял швед:
— Этот негодяй не можно верить. Зольдат мало знает…
Елизар пожал плечами, ответил графу:
— Поживем — увидим… — Потом снова по-немецки обратился к пленному: — С какой целью послали вас сюда? Прогуляться, что ли?
Швед беспокойно зашевелился.
— Мы посланы в разведку. Послано несколько разъездов. Нужно выяснить, что здесь происходило. Вчера слышна была сильная пальба.
— Так чего ж вы так далеко заехали? — спросил Аким. — Ведь Эйдер ближе к вам?
Швед смутился, отвел глаза.
— Что ж нам было делать? Не могли же мы сунуться в лагерь Меншикова. Вот и пытались выяснить по деревням.
— Что ж вы выяснили?
— Пока ничего… Крестьяне сами ничего не знают.
— Врешь! — крикнул граф. — Все путаешь! То не знаешь, сколько у Штейнбока войска, то у крестьян ничего не можешь узнать. Говори правду, а то будет хуже…
— Я не боюсь! — вскинулся вахмистр. — Угрозами ничего не добьетесь.
Отвечаю я добровольно. Сколько у Штейнбока войска, установить трудно, потому что кавалерия стоит по деревням, там легче с фуражом. Часть солдат не в городе, а в укрепленном замке, еще часть занята на оборонительных работах, восстанавливают укрепления форштадта, предместья перед замком.
— А город разве не укреплен? — спросил Елизар. Швед отрицательно помотал головой.
— Говорят, когда-то Маргаретенштадт имел высокие стены. Но отец нынешнего шведского короля наказал город за непослушание, велел пробить в стенах бреши и снести все башни. Теперь укрепить город труднее, чем строить стены заново.
— Так что ж, крестьяне не знают, из-за чего учинилась пальба? — настаивал граф.
— Нет, в тех деревнях, где мы были, никто не знает. Я так полагаю, что господин Меншиков имел сражение с нашим генералом Крассовым, который должен был соединиться со Штейнбоком. У Крассова войск вдвое или втрое больше, чем у нас.
Больше ничего существенного у шведа узнать не удалось, — видимо, он действительно был мало осведомлен.
— Надо прикончить этих болванов и ехать дальше, — предложил граф.
— Зачем же кончать? — возразил Елизар. — Связать потуже — и пусть лежат, пока сами не сдохнут. Эй, Тимоша! — крикнул он матрозу. — Отвяжи веревку от бадьи в колодце да стяни покрепче этих гусаков. Узлы сделай морские, чтоб не развязались.
Когда граф отошел к лошадям, Елизар, оглянувшись, шепнул:
— Тимоха! Морскими узлами не надо, так вяжи, для виду… И ремни ослабь. Ночью от росы кожа еще поразмякнет. Нам-то все едино, мы уж далеко будем. Неча на свою душу лишний грех брать, все же живые люди.
Ехали по лесу снова гуськом. Граф сунулся было первым, но Елизар опередил его, стал головным. В глубине души он что-то все меньше и меньше доверял чужестранцу.
Начало смеркаться. С земли вставал легкий туман, тропинка стала сырее, кое-где попадались лужи. Река явно была недалече. Решили выехать на дорогу, чтобы не заплутаться.
Вдруг впереди из кустов кто-то сердито крикнул по-русски:
— Стой! Кто такие?!
В то же мгновение лошадь Елизара чуть не наткнулась на загораживающую путь рогатку.
— Свои! — крикнул Елизар, натягивая повод. — Мы русские, офицеры.
— Стой кто где есть! — приказали из кустов. — Каки таки ахвицеры? Шатаетесь тут!
Ежели ты ахвицер, так изволь объявить пароль. Без этого не пустим. И удирать не пробуйте, пристрелим, — Ты, служба, поменьше рассуждай! — рассердился Елизар. — Зови старшего по караулу, с ним и потолкуем.
В кустах зашевелились, зашептались. Потом вытащили, верно из ямки, зажженный фонарь. Человек с фонарем в руке вышел на тропинку, приблизился не сразу, посветил на Елизара издали. Разглядев Преображенский мундир, начал подходить шаг за шагом.
— А кони откуда? Сбруя не наша… — спросил он.
— Будет разглядывать, наша, не наша! Говорят, давай старшего! Некогда нам…
— Гляди-кось, какие сторожкие! — рассмеялся Аким. — Елизарка, они нас в обхват взяли! Пока с тобой толковали, целое капральство кругом зашло.
Гвардейский унтер-офицер саженного роста теперь уж подошел без опаски, взял Елизарову лошадь под уздцы.
— Ты не серчай, господин фенрих, чай, не у себя дома. Наш-то мундир могли и шведы напялить. Откуда путь держите?
— Нас высадили с россейского корабля в Фишгафе, — сказал Елизар.
Унтер кивнул.
— Фишгаф слыхивали. Ну что ж, слезайте с коней, отведем вас к начальству, пущай разберутся.
В темноте не заметили, как дорога постепенно перешла в улицу. Ущербная луна то и дело окуналась в резво несущиеся облака. Выныривая из облаков, на миг освещала неверным светом крыши и стены домов, закрытые ставни, штыки шагавших сбоку солдат. У кирхи с пробитым шпилем на земле рядами лежали убитые с прикрытыми лицами: шведы с одной стороны, русские и датчане с другой. Это были жертвы боя с эскадрой, который фенрихи наблюдали с корабля. Перед прислоненной к стене иконкой горела свеча. Фенрихи и матрозы сняли шляпы, перекрестились. Граф только склонил голову; выпростав из-под плаща руку, странно простер ее, перекрестив тела мелким, чуть заметным крестом.
Впереди из-за неплотно прикрытой ставни мелькнул свет. У крыльца стояли парные часовые в надвинутых на лоб треуголках. Увидев идущих, шевельнулись было, один перехватил ружье, выставил вперед штык. Но шедший первым унтер что-то сказал вполголоса — и часовые посторонились.
В просторном, с низким потолком покойчике было душно. На столе оплывала толстая сальная свеча, воткнутая в фигурный бронзовый подсвечник. Стояли тарелки с недоеденными кусками разной снеди, кружки, стаканы, порожний кувшин. За столом, уронив голову в шляпе на руки, дремал дежурный офицер; у стен люди спали прямо на полу. Оттуда несся густой храп.
Услышав шаги, офицер мигом проснулся, кулаком протер глаза, поправил шляпу и офицерский шарф, чтоб видели: человек при исполнении обязанностей. Унтер, как положено по артикулу, стукнул каблуками, доложил:
— Так что задержаны караулом два господина фенриха. Говорят, будто наши.
При них какой-то немец да два матроза услужающие.
Елизар и Аким шагнули вперед, вытащили подорожные, положили на стол перед офицером. Граф стоял неподвижно, как статуя, весь черный от шляпы до пят, закутанный в плащ. Дежурный офицер поглядел на него с любопытством и смущением, но сразу поспешил придать лицу строгое выражение, пальцем поманил Елизара, чтоб подошел поближе.
— А это кто с вами? Лютерский поп?
— Нет… — Елизар наклонился к нему, сказал на ухо — Сие граф, цесарец…
— О-о!.. — удивился дежурный. — Вон как!
— Слушай, господин поручик, — продолжал Елизар шепотом. — Ты этого цесарца определи куда-нибудь на постой. А то мы с секретным… при нем не скажешь.
Поручик кивнул, встал, подошел к графу, церемонно раскланялся. Граф снял шляпу, ответил таким же поклоном.
— Сейчас вас проводят в дом самого богатого купца, герра Брандта, где вы сможете отдохнуть, — сказал дежурный и, подозвав караульного унтер-офицера, приказал нарядить с графом солдат для сопровождения и охраны.
Когда граф уже двинулся к двери, поручик ухватил унтера за плечо, шепотом наказал:
— Пусть солдаты покараулят возле дома. Персона важная, нужно его оберегать да приглядывать.
После ухода графа стало как-то свободнее. Елизар и Аким уселись на табуретки, устало облокотились на край стола.
— Ну, чего у вас, господа фенрихи? — строго спросил дежурный.
— Мы с секретным донесением господину фельдмаршалу.
— Ну уж, к фельдмаршалу! — насупился поручик. — Станут для вас светлейшего тревожить посеред ночи. Докладайте мне.
— Не дозволено! — решительно отрезал Елизар. Дежурный прошелся по горнице, вернулся.
— А кого ж вам тогда? Генерала хватит? Вон спит генерал-квартирмейстер, может, его разбудить? Он утречком светлейшему доложит.