Среди тех, чьи имена значились в списке, одни спешили надеть новое платье и новые туфли, другие всеми силами пытались изобразить на своем лице безразличие. Некоторые что-то писали на стене. Некоторые разглядывали свои сочинения, тысячу раз перечитывали их, прятали в рукав и уходили прочь. Одни утешали неудачливых друзей, другие громогласно заявляли, что экзаменаторы попались никудышные. Были и такие, что просили стоявших рядом прочитать им весь список, и те делали это, скрепя сердце. Некоторые заводили ученые разговоры и доказывали, что в этом году экзаменаторы были на редкость беспристрастны. Другие утверждали, что результаты экзаменов приснились им еще в новогоднюю ночь. А третьи ворчали, что в этом году все сочинения никуда не годятся.

Один человек наспех переписал сочинение, объявленное лучшим, пришел в харчевню и стал читать его нараспев, покачивая в такт головой. Юноша, сидевший рядом, спросил:

— Почему это сочинение такое короткое?

— Оно было намного длиннее, — ответил читавший. — Но я выписал из него только лучшие строки. Не упускай случая, прочти его вместе со мной, зазубри кое-какие выражения и на следующий год, глядишь, выдержишь экзамен.

Вдвоем они принялись декламировать:

Одним словом, изначальное дело творения не ниже Неизменной Середины, а тайна судьбы духов и демонов ускользает у нас между пальцами».

Услыхав этакое, Сунь Укун не сдержал смеха. «Пятьсот лет назад, когда я попал в Котел Восьми Триграмм[24], мне довелось слышать, как Лао-цзы беседовал с Небожителем Яшмовой Истории о словесности, — подумал он. — Лао-цзы тогда сказал так: «Со времен Яо и Шуня до Конфуция была эра Чистого Неба, ее именуют Великим Изобилием. Со времен Мэн-цзы и Ли Сы была эра Чистой Земли, и ее можно назвать Средним Изобилием. Пять столетий, минувших с тех пор, были эрой Воды и Грома, тело словесности стало изобильно, а дух скуден. Эту эру можно назвать Малым Упадком. А восемь столетий, которые грядут в будущем, будут эрой Гор и Вод. Тогда все погибнет! Все погибнет!» Небожитель Яшмовой Истории спросил, почему словесности суждено погибнуть. «О горе нам! — возопил в ответ Лао-цзы. — Люди без глаз и ушей, без языка и носа, без рук и ног, без сердца и легких, без костей и мускулов, без крови и духа будут слыть тогда «цветущими талантами». За сотню лет земного срока каждый из них испишет не более листа бумаги, и как только в крышку его гроба вонзятся гвозди, никто на свете не вспомнит и пары строк из написанного ими. В их сочинениях не будет ни одного слова правды. А Хаос — всего сущего исток — даже спустя миллион лет после своей смерти никого не обманет. Вместо того чтобы позволить Яо и Шуню спать вечным сном в Желтом Дворце, эти ученые мужи будут без конца тревожить их тени. Дыхание — вещь чистая и бесплотная, но, вместо того чтобы дать свободу дыханию, они будут вредить ему. Дух — наше великое достояние, но, вместо того чтобы успокоить его, они будут его волновать и будоражить. Как, по-твоему, назвать такую словесность? Ее пристало называть «сочинениями шляп из газа»! Если этим ученым мужам удастся нацарапать хоть несколько фраз, их ждет почет и благоденствие, им будут наперебой льстить, их будут бояться».

«Когда Лао-цзы кончил свою речь, Небожитель Яшмовой Истории расстался с ним в слезах. Если верить его словам, лучшее сочинение на экзамене нужно отнести, конечно, к эре Гор и Вод. Впрочем, мне-то какое дело? Загляну-ка я во второе зеркало с надписью «Небо».

Прибытие Сунь Укуна во владения Новой Тан — это первая ступень; хождение в Зеленый-Зеленый Мир — вторая; хождение в зеркало — третья. Каждая новая ступень гибельнее предыдущей.

Сунь Укун заглянул во второе зеркало с надписью «Небо» — старинное, украшенное затейливым узором, бронзовое зеркало — и увидел каменную плиту под высоким кипарисом, а на плите древним уставным почерком вырезанную надпись: «Мир Древних, испокон веку примыкающий к Миру Первого Ветра».

«Раз это Мир Древних, — подумал Сунь Укун, — здесь должен обретаться император Цинь Шихуан. По словам служанки из дворца Новой Тан, у него есть Колокол, Передвигающий Горы. Я раздобуду этот Колокол и отодвину горы, что стоят на нашем пути в Западный Рай. К тому же, чудищам и разбойникам тогда негде будет прятаться».

Он превратился в жука-бронзоеда, сел на зеркало, примерился, прогрыз дырку и пролез внутрь. И тут же очутился на высокой террасе. Снизу доносились голоса, поэтому он не осмелился принять свой настоящий облик и, оставшись маленьким жучком, спрятался в оплетенном цветами зеленом окне, чтобы посмотреть, что происходит вокруг.

Случилось так, что в Мире Древних жила одна красавица по имени Зеленая Жемчужина[25]. Что ни день устраивала она пиры, на которых всегда звучали стихи и рекой лилось вино. Но Зеленой Жемчужине казалось этого мало, и она надумала выстроить себе башню высотою в сотню локтей и дать ей имя «Башня Благоухающей Капели».

Как раз в тот день, когда Сунь Укун появился в Мире Древних, закончилось возведение башни, и к Зеленой Жемчужине пришли с поздравлениями госпожа Сиши[26] и девица Сысы. Зеленая Жемчужина очень обрадовалась и поспешила устроить в новой башне пир в честь любезных гостей. Девица Сысы сидела посередине, Зеленая Жемчужина по правую руку от нее, а госпожа Сиши — по левую. Прекрасные собой прислужницы подносили им вино и собирали для них букеты цветов. И тут Сунь Укуну пришел в голову хитрый замысел. Он принял облик прекрасной девы и смешался с толпой служанок. Как же он выглядел?

— Наша Башня Благоухающей Капели воистину привлекает все ароматы, — хихикая, сказала одна служанка. — Хотя эта красивая девушка не здешняя, она сразу пришлась ко двору.

— Сестричка, ты видела нашу Зеленую Жемчужину? — спросила Сунь Укуна другая служанка.

— Старшая сестра, я здесь новенькая. Не соблаговолите ли отвести меня к ней, — попросил Сунь Укун.

Служанка усмехнулась и повела Сунь Укуна к Зеленой Жемчужине. Увидев новенькую, та так обрадовалась, что даже всплакнула и, утирая слезы, сказала Сунь Укуну:

— Ах, Красавица Юй[28]! Как давно я тебя не видела! Но почему твое белое, как яшма, лицо печально?