— Значит, нужен энтузиаст, который отдаст свой слух машине, который вместе с ней, при ее помощи, изучит чужой язык и потом прослушает и переведет для людей чужепланетное послание.
— Вот тут вы правы. Даль Александрович. Такой человек нужен. Будь я помоложе и не так загружен:
— Я моложе. И я не так загружен.
Академик внимательно посмотрел на лохматого юношу, словно приценивался.
— А как же институт?
— Я возьму академический отпуск на год, на два:
Раздался телефонный звонок.
Песцов снял трубку. Далька было вскочил, но академик движением руки усадил его на место:
— Да, Галактион Александрович, здравствуйте! Рад вас слышать, ждал вашего звонка. Почему ждал? Ну как вам сказать. Хоть возможности вашего центра огромны и всесторонни, все же всем нам не терпится прикоснуться к вашему сокровищу:
Конечно, конечно, можете рассчитывать. Вся наша электроника включится. И не только техника: Хорошо, я приду к вам.
Песцов откинулся в кресле:
— Ну, дорогой мой Даль Александрович, брат ваш прежде всего ученый. А вы оформляйте свой академический отпуск. Я напишу ходатайство. Сколько вам времени для этого понадобится? Имейте в виду, что у нас, у кибернетиков, время исчисляется не неделями, не днями, а часами и минутами, а чаще секундами.
— Я только на вокзал сбегаю. Девушку провожу. Она и отвезет в Томск мое заявление.
— Девушку? Это хорошо. А я пойду к археологам. Не терпится, признаться.
Узнав о том, что брат не намерен возвращаться в институт, Галактион Александрович был вне себя от возмущения.
Когда же выяснилось, что Даль решил с помощью кибернетиков изучить язык фаэтов, (какое невиданное легкомыслие, мнимость действительности!) профессор просто рассердился на брата, он интуитивно почувствовал в нем противника, решающегося противостоять ему на пути ортодоксальной науки, подменяя ее спекулятивными сенсациями!
Даль мужественно вынес разнос, но твердо остался при своем мнении. Академика Песцова и его фаэтов он не выдал.
В сердцах брат даже отказал брату в гостеприимстве.
Узнав об этом, Леонид Сергеевич, которому Далька приглянулся, предложил ему жить у себя. Однако Галактион Александрович спохватился и такого скандала не допустил. Он слишком высоко ценил приличия.
Себя он успокоил тем, что язык фаэтов и есть тот язык мистификаторов, которые заложили его в свое нелепое сооружение в космосе. По-своему он тоже был человеком убежденным и принципиальным.
Глава пятая. СВАДЕБНЫЙ ПОДАРОК
— Не Обь, а сибирская Амазонка! — сказал академик Песцов, берясь за весла. — Нет в Европе таких рек, как великие сибирские! Это про них Гоголь должен был сказать: редкая птица долетит до середины, крылья устанут. А пловцу переплыть этакую ширь — подвиг зрелости!
Далька, тоже сидя на веслах, оглянулся через плечо: берег чуть ли не на самом горизонте.
— Еще чуть подальше — и была бы не река, а море, — словно угадав его мысли, сказала с кормы Таня.
Леонид Сергеевич, смеясь, назвал ее кормщиком-надсмотрщиком, на счастье гребцам, утопившим свой бич.
Потом гикнул по-разбойничьи, и они вместе с Далькой налегли на весла. Лодка ходко пошла от берега, забирая против течения. Она была украшена цветами и кедровыми ветками, которые привезли с таежной заимки родители Галактиона Александровича и Эльги Сергеевны. Сами они плыли во второй лодке, в "челне предков", по определению того же Песцова. Челном управляла, подгребая кормовым веслом, бабка Анисья, не признававшая руля. Она уже не работала вахтершей у профессора Петрова, ушла на пенсию, но привязанность к "Ольге Сергеевне"
сохранила. Называла она себя пельменных дел мастерицей, и в ногах у нее стоял огромный термос-камера ведра на два с замороженными пельменями, которые по ее рецепту все скопом готовили два дня.
Ее внук Ваня Крутых сидел за рулем третьей лодки, где разместились научные сотрудники археологического и кибернетического центров.
Галактион Александрович и Эльга Сергеевна, как и подобало молодоженам в такой день, сидели рядом в первой лодке на носовой скамейке, смотря на отодвигавшийся городской берег.
Чтобы "слушать реку", на этот раз отказались от моторок. Никакого шума — торжественная тишина! Доносившиеся по воде звуки и всплески весел только подчеркивали чуткую тишь.
Таня приехала на свадьбу сестры сразу после окончания университета. Она вглядывалась в напряженное лицо Дальки. Как он изменился: губы крепко сжаты, глаза какие-то пронзительные, брови чуть ли не срослись. На нее смотрит, а видит ли? Она была права. Даль смотрел на Таню, а видел Эльгу. Укоризненный взор девушки вернул его к действительности. Вот Танька молодец, успела закончить университет — молодой историк! А он так и застрял на четвертом курсе политехнического. Положим, не зря застрял: А чего это стоило?
С помощью кибернетики он стал овладевать мертвым языком, который, что бы ни говорил Галактион, не мог быть выдуман из озорства или злобного умысла. И Эльге первой прошептал Даль выученные им еще в первые месяцы работы странные слова и даже продемонстрировал, как звучит во втором аппарате длинное повествование на этом ярком и трудном языке. Одному Дальке его не одолеть! Вот если бы Эльга согласилась:
Бесхитростный расчет Дальки был прост. Он хотел вместе с Эльгой зубрить неведомые слова, всегда быть с ней рядом и говорить между собой на их собственном "тайном языке".
Но Эльга не без ехидства напомнила ему про поцелуйчики и Таню. Это было несправедливо! Он только раз поцеловал девушку, да и то случайно! Даль вспылил, а Эльга холодно заявила, что не может служить антинаучным целям, как бы красочно они ни выглядели. У Галактиона Александровича уже сложилось определенное мнение о муляжах из космоса, а она выбрала себе путь в науке рядом с ним.
Оказывается, не только в науке! И даже в жизни! Значит, неверно понял Даль многоречивые взгляды ее прищуренных глаз!
Но не только Даль, никто на свете не догадывался о сокровенной тайне гордой Эльги, не знало ее слезах и мучениях. После "измены" Дальки, который писал ей сумасшедшие письма, а сам целовался с Таней, Эльга решила жестоко отплатить ему.
Однако все выжидала. А Даль, как она решила, прикидывался, будто ничего особенного не произошло! Увлекся языком фаэтов и даже Эльгу старался склонить к его изучению. Совсем другого ждала она от него.
Так он и не раскаялся и не сказал Эльге самого главного. К подчеркнутому вниманию Эльги к своему шефу — профессору Петрову — Даль отнесся, казалось бы, совершенно равнодушно. Этого Эльга простить не могла. Скрытная и гордая, она носила все это глубоко в себе, а потом вдруг согласилась выйти замуж за Галактиона Александровича.
Ревность ослепила ее, заставила решиться на непоправимое. Не знала она жизни! Не знала, что ревность еще никогда и никому не принесла счастья.
Даль, узнав о решении Эльги, "открыл себе глаза и закрыл душу", замкнулся и целиком ушел в мертвый язык, "квазиэсперанто" (придуманный, но не международный), как назвал его Галактион Александрович. Только академик Песцов внимательно следил за усилиями Дальки и даже знал несколько фраз фаэтов. Ему прямо с голоса диковинного аппарата Даль переводил записанный для землян рассказ.
Охотник до всяких сюрпризов. Песцов согласился на озорной замысел Дальки и греб теперь вместе с ним на свадебной лодке.
Следом скользил "челн предков". На веслах в нем сидели: отец Галактиона Александровича, проректор Томского политехнического института Александр Анисимович Петров, нестареющий властный крепыш с бритой головой и живыми глазами, отличавшийся несгибаемой волей старшего сына и энергией младшего, и отец Эльги Сергеевны — Сергей Борисович Веденец, редактор газеты "Красное знамя", по сравнению с проректором человек умеренный, но умевший видеть все с неожиданной стороны. У него была невероятно густая копна волос и кривоватый, длинный нос. Их жены сидели рядом: детский врач Агния Елисеевна Петрова, статная, стареющая красавица, с усталым лицом, и Раиса Афанасьевна Веденец, суетливая полная дама, прежде работавшая у мужа в редакции, а потом воспитавшая трех дочерей и теперь мечтавшая о внуках.