— Мария, я хочу попытаться построить будущее вместе. — Слова Дэниела звучали почти как требование. Он снова взял ее руки в свои. Одно только его прикосновение вызвало к жизни неосуществимую фантазию, чарующую мечту, что они могут быть счастливы вместе. В конце концов, мечта была только мечтой.

Мария заставила себя собрать остатки внутренней силы и сказать:

— А я не хочу.

Она держалась решительно, пытаясь не упасть духом, прикусив изнутри нижнюю губу, чтобы она не дрожала. Дэниел снова взглянул на нее. Выражение его лица стало жестким. В темной глубине его глаз читалось разочарование.

— Ты боишься, Мария, — резко сказал он, швырнув подарок, который держал в руке, на стол. — Тебе однажды причинили боль, и ты боишься доверять. — Его губы сжались в плотную черту, что выдавало, насколько он был зол. Потом он заговорил снова: — Между нами возникло что-то совершенно особенное, что-то, с чего мы могли бы начать. Просто помни, что ты сама отказалась от этого.

С этими словами он повернулся и пошел через лужайку к выходу, исчезая из ее жизни. Когда Мария услышала звук отъезжающего «порше», она разрыдалась.

Дэниел гнал «порше» по трассе на Форт-Уэрт, гнев клокотал у него в груди. Он планировал остаться на всю ночь и не уезжать до вечера воскресенья. Теперь же он не мог дождаться, когда окажется достаточно далеко от Грэнбери и Марии с ее смехотворными ожиданиями.

Чего хочет эта женщина? Неужели она думает, что он должен был просто уйти с переговоров по крупнейшей сделке в его жизни?!

Он был страшно расстроен тем, что пропустил праздник. Но черт возьми, потом будут еще праздники! Он не пропустит ни одного. Мария, очевидно, не доверяет ему. Она не верила ему, когда он убеждал ее, что они смогут найти компромисс между различными стилями их жизни.

Это она не хотела попытаться — не он!

Это он купил по ее прихоти полный новый гардероб, ловил рыбу на рассвете и был осмеян за свой улов, исколесил весь этот чертов город, осматривая его достопримечательности, и это не считая удара веником по голове и того, что его держали на мушке полицейские. Он сделал то, что совершенно не соответствовало всей его предыдущей деловой карьере, — сохранил «Уэстбрук». Он даже отказался от возможности хорошо заработать на продаже дома.

Через полчаса, когда Дэниел оставил скоростное шоссе и въехал в Форт-Уэрт, маневрируя в субботнем потоке машин, справедливое негодование сменилось чувством оскорбленной гордости. Он сделал для Марии все. А она имела наглость осуждать его за то, что он опоздал на одно-единственное семейное торжество, не доверять ему!

Он сжал руль. Его плечи ссутулились в напряжении, когда он всматривался в дорогу за ветровым стеклом, преодолевая сеть шоссе между Форт-Уэртом и Далласом. Она призналась ему в любви и в ту же секунду заявила, что не хочет даже пытаться строить будущее вместе!

Что ж, ему же будет лучше, разочарованно подумал Дэниел, когда наконец въехал в границы Далласа и направился к своему стильному пентхаусу, который был его домом вот уже десять лет. Он не искал любви. Он вообще ездил в Грэнбери не для того, чтобы встретить Марию, и он не нуждался в ней сейчас.

Больше никаких пасхальных кроликов. Никаких яичных охот. Никаких глупых сентиментальных сказочек о прошлом.

Больше никакой Марии.

Он снова был в Далласе, окруженный знакомой упорядоченной системой «Техас интерьерз». Въезжая в подземный гараж под зданием, где находилась его квартира, Дэниел напомнил себе, что у него есть множество дел, на которые нужно направить свою энергию, множество всего, что поможет ему забыть Грэнбери. В ближайшие дни он собирается подписать крупнейшую сделку в своей жизни.

Отец мог бы им гордиться.

Дэниел въехал на свою площадку парковки и, заглушив мотор, уставился в бетонную стену перед собой.

Его отец умер много лет назад. Он больше не был маленьким мальчиком, торчащим в конторе отца в попытке привлечь его внимание и готовым на все ради малейшего знака одобрения.

Или все-таки был?

Дэниел сидел в тишине подземного гаража и смотрел в стену. Он вспомнил разговор с Марией той ночью, когда его второй раз приняли за взломщика. «Вы хотите быть похожим на своего отца?» — спросила его тогда Мария.

Действительно ли он хотел быть таким же, как отец? Его отец всегда был холодным, сдержанным человеком. Дэниел никогда не видел его радостным. Он был человеком, который, как теперь понимал Дэниел, прожил ограниченную, безрадостную жизнь. Жизнь, которая ничем не отличалась от жизни его отца — деда Дэниела, основавшего «Техас интерьерз» после отъезда из Грэнбери.

Были ли когда-нибудь его отец и дед действительно счастливы? Дэниел не мог вспомнить их такими. Он помнил их всегда занятыми бизнесом. Удачливыми. Одинокими.

Дэниел потратил всю свою жизнь, пытаясь стать похожим на отца, заслужить его одобрение. Он никогда не задавал себе вопросов о собственном будущем, своей позиции главы «Техас интерьерз», своих приоритетах.

До встречи с Марией.

Гнев, который он испытывал по дороге в город, исчез, оставив после себя только легкий дискомфорт в желудке — и ужасную пустоту в душе. Это заявляла о себе Мария.

Если бы не Мария, он без размышлений продал бы дом и «Уэстбрук». Она дала ему его наследство. И она открыла ему новую сторону жизни — сторону, состоящую из семьи и простых радостей, к которым его отец питал отвращение, считая их бессмысленными.

Она отдала ему и себя — и это он был тем, кто все разрушил, а не она. Как-то Дэниел подумал, что ее бывший муж совершил глупость, отодвинув Марию на задний план своей жизни, а теперь он уехал и сделал то же самое.

Дэниел с силой ударил кулаком по приборной доске. Он знал, все время знал, чего хотела Мария. Она говорила ему и показывала это всеми возможными способами.

Он потер лоб — у него разболелась голова. Глупец! Мария дала ему шанс доказать, что на него можно положиться, а он все разрушил.

Он захотел прямо сейчас вернуться в Грэнбери, к Марии, убедить ее дать ему еще один шанс, даже если теперь потребуется вечность, чтобы доказать ей, что она может доверять ему.

Но теперь это было не так просто.

— Тебе не обязательно это делать.

Мария обернулась на голос Холди, продолжая втирать лимонный полироль в антикварный дубовый обеденный стол. Они почти не пользовались парадной столовой в старинном доме, предпочитая непринужденный уют кухни.

— Нет, я должна, — сказала Мария, возвращаясь к своей работе. Ее рука уже болела, но ей было все равно. Она чистила, мыла, приводила в порядок дом, красила комнату для керамики в магазине — делала все подряд, лишь бы занять себя в эти две недели после разрыва с Дэниелом.

Несмотря на все попытки отвлечься, она продолжала, лежа по ночам в постели, вспоминать каждый поцелуй, каждое прикосновение, каждое слово — все, что было между ними. Сейчас, уложив детей в постель, она не могла вынести мысль об еще одной ужасной ночи без Дэниела.

— Мария, я натирала этот стол только вчера утром, — сказала Холди. Старушка прошла через длинную узкую комнату и взяла тряпку из пальцев Марии. Мария взглянула в обеспокоенные глаза Холди. — И даже если бы я этого не делала, — многозначительно продолжала Холди, — полировка этого стола не поможет тебе забыть Дэниела.

Мария на секунду зажмурила глаза, пытаясь сдержать внезапно подступившие слезы. Чувство оставалось в опасной близости к поверхности все эти две недели, когда она пыталась смириться с безнадежностью своей любви к Дэниелу.

Открыв глаза, Мария опустилась на ближайший стул. Опершись локтем на блестящую поверхность стола, она положила подбородок на ладонь и посмотрела на Холди.

— О, Холди, неужели я была с ним слишком сурова? — Вопрос, не дававший Марии покоя по ночам, вырвался внезапно, с болью, из самой глубины ее души. — Неужели я просто боюсь? — Последние слова Дэниела, что она разрушает все между ними, не давали ей покоя.