Мэтт взял ее за руку. Пальцы у Хейли были как ледышки, но тепло Мэтта подействовало на нее успокаивающе. Старший пилот объявил по радио, что самолет держит курс на международный аэропорт Гонолулу, сообщил время и условия полета.

Итак, они на пути в Оаху. Хейли снова испытала приступ тошноты.

— Эй, вы в порядке? — поинтересовался через проход Хэнк, снимая с плеча камеру.

Хейли подняла взгляд. Мэтт потрепал ее по руке и ответил вместо нее:

— Она просто устала. — Мэтт выразительно вскинул брови и, понизив голос, добавил: — Сами понимаете, брачная ночь…

Хейли изо всех сил наступила Мэтту на ногу, к счастью, оператор, кажется, этого не заметил. Он понимающе улыбнулся Мэтту:

— Догадываюсь.

В это время стюардесса стала раздавать пассажирам меню завтрака. Хэнк положил камеру на свободное сиденье рядом со своим.

— Прекрати! — прошипела Хейли Мэтту.

Тот с самым невинным видом поинтересовался:

— Что именно?

— Сам знаешь что!

Мэтт невинно улыбнулся, показывая ямочки на щеках.

— Не знаю. Так что же?

— Прекрати свои сексуальные намеки! — смущенно прошептала Хейли.

Мэтт ответил так же шепотом:

— Хейли, но мы же считаемся молодоженами.

Стюардесса подала оператору поднос с завтраком, и тот сосредоточился на еде. Мэтт снова улыбнулся:

— Он, знаешь ли, имеет право предполагать, что мы занимались сексом.

Выражение досады на лице Хейли было до того комичным, что Мэтт чуть не расхохотался. Хейли не успела придумать достойный ответ — к ним подошла стюардесса, положив тем самым конец разговору. Каждый получил свой поднос с завтраком. Мэтт с аппетитом принялся за еду, Хейли без энтузиазма подцепила вилкой кусочек омлета. У нее возникло стойкое предчувствие, что «медовый месяц» пойдет совсем не так, как она планировала. Кинооператор относился к своему заданию серьезнее, чем можно было рассчитывать, а Мэтт оказался более… более Мэттом, чем она ожидала. А она… Хейли положила вилку на поднос и краем глаза посмотрела на Мэтта. Он неотразим: загорелый от работы на открытом воздухе, подтянутый, красивый. Сексуальный. Похоже, она влипла.

— Что ты делаешь?

Хейли держала в руках тонкую книжицу в мягкой обложке. Мэтт наклонился к ней, от нее пахло свежестью и чем-то сладким, и он еле сдержался, чтобы не прислониться к ней, не зарыться лицом в массу медно-рыжих волос, ниспадающих на ее плечи. Стюардесса уже собрала подносы после завтрака. Гул радостно-возбужденных голосов туристов, направляющихся на Гавайи, стих, и в салоне слышалось только приглушенное гудение двигателей самолета. Ничто не могло отвлечь внимание Мэтта от Хейли, от ее мягких волос, от гладкой кожи…

Мэтт только теперь запоздало понял, что его недавние шуточки насчет их брачной ночи рикошетом ударили по нему самому. Он не мог избавиться от волнующих образов, которые рисовало ему воображение: Хейли в постели обнаженная, Хейли раскрывает ему объятия…

— Это словарь гавайского языка, — пояснила Хейли, поднимая глаза на Мэтта. — Я его учу.

— Учишь? — Мэтт был изумлен, но обрадовался возможности отвлечься от опасных мыслей. — Зачем? Нам что, в конце поездки придется сдавать экзамен?

Хейли поджала губы.

— Нет.

«Ну вот, — подумал Мэтт, — теперь я вижу прежнюю Хейли». С такой Хейли, зажатой, чопорной, воспринимающей отпуск как школьный поход, Мэтт чувствовал себя гораздо более непринужденно. Такую Хейли ему было легко дразнить и не так легко представить в своей постели. Это совсем не та Хейли, которая являлась ему в сексуальных фантазиях. Хейли его фантазий может спать спокойно — она попросту не существует в действительности.

— Между прочим, они там, на островах, понимают по-английски.

Он почувствовал себя гораздо лучше. Если бы еще совсем забыть о той, другой Хейли… Беда состояла в том, что реальная Хейли, напряженная, как сжатая пружина, и прямая, как натянутая струна, сидела рядом, и он не мог не задумываться о том, как помочь ей расслабиться. Мэтт мысленно встряхнул себя. Чего ради пытаться превратить реальную Хейли в Хейли его грез? Лучше просто выкинуть фантазии из головы. Их «медовый месяц» — притворство от начала до конца, и нельзя об этом забывать.

Мэтт спросил себя, с какой стати он вообще фантазирует о Хейли. Он знает ее почти всю жизнь и вроде бы давно перестал о ней грезить. Напрашивался вывод, что он нуждается в отпуске гораздо больше, чем думал. Раньше Мэтт умел развлекаться так же самозабвенно, как работать, но в последнее время только и делал, что вкалывал.

— Спасибо, я знаю, что на Гавайях говорят по-английски. — Изумрудные глаза Хейли смотрели очень серьезно. — Но мне было бы интересно выучить несколько слов или фраз на местном наречии. Ты знаешь, что в гавайском алфавите всего двенадцать букв?

Мэтт нахмурился. Ему вспомнилось третье правило Хейли: уважать взгляды друг друга и считаться с тем, что они разные. Его кольнула совесть: он согласился помочь Хейли, но, наверное, с ее точки зрения, до сих пор не очень хорошо справляется с задачей. Ради Хейли, да и ради самого себя, он должен исправиться. Возможно, изучать гавайский — не такая уж плохая идея, например, это отвлечет его от более опасных мыслей.

— Всего двенадцать? Правда? — Мэтт потянулся за книжкой. — Дай-ка я взгляну.

Хейли явно удивилась, но все-таки отдала ему словарь.

— Ты же меня знаешь, — не удержавшись, пошутил Мэтт, — я обожаю учиться.

— Ну да, — с некоторым недоверием пробормотала Хейли.

Даже не взглянув в книгу, Мэтт произнес:

— Алоха. Вот видишь, я уже говорю по-гавайски.

Хейли вздохнула:

— Мэтт, ты неисправим. Спасибо за помощь.

На этой саркастической ноте она потянулась за книгой, но Мэтт не спешил ее возвращать.

— Махало.

— Что?

— Махало. — Мэтт улыбнулся. — Это значит спасибо.

Неожиданно Хейли тоже улыбнулась:

— Махало.

Внутри у Мэтта что-то шевельнулось — нечто непривычное, но вместе с тем знакомое, что-то, что он не хотел анализировать. Он напомнил себе о том, чем занимался, и перевернул несколько страниц.

— Холо холо. Хорошее выражение, означает развлекаться и веселиться. Мы с тобой будем много холо холо, правда?

— Холо холо, — тихо повторила Хейли.

В ее голосе слышалась неуверенность, как будто она сомневалась в серьезности Мэтта, но во взгляде светилась надежда на то, что он все-таки серьезен. Мэтт почувствовал гордость за самого себя. Он внезапно понял, что доставлять Хейли удовольствие может быть почти так же приятно, как поддразнивать ее.

Остаток утра они провели, заучивая гавайские слова и выражения. После ленча в самолете показывали фильм. Хейли надела наушники и стала внимательно следить за перипетиями сюжета триллера. Мэтт попытался последовать ее примеру, но никак не мог сосредоточиться на сюжете. Ему было одновременно и хорошо, и как-то неуютно, и эти смешанные чувства были порождены тем, что он провел очень необычное утро в обществе Хейли. Впервые в жизни они были заняты общим делом — учили язык. Прежде все отношения Мэтта с Хейли строились на конфликтах — он ее дразнил, разыгрывал, подшучивал над ней, таким образом на свой, мальчишеский, лад справляясь с чувствами, которые питал к подруге сестры. Но теперь им с Хейли предстояло играть роль новобрачных, то есть ладить друг с другом. При этом он не должен был забывать, что это лишь притворство. Мэтт спрашивал себя: почему дома, в Техасе, эта задача казалась ему очень простой, а сейчас все осложнилось?

Не найдя ответа, Мэтт попытался сосредоточиться на фильме и в конце концов это ему почти удалось, но неожиданно его плеча что-то коснулось. Мэтт повернулся. Хейли с закрытыми глазами склонила голову на его плечо. Наушники сползли с ее головы и запутались в густых рыжих волосах. Мэтт снял наушники и окончательно отказался от попыток следить за развитием сюжета. Многие пассажиры спали, кто-то читал, кто-то смотрел фильм. Поддавшись искушению, Мэтт повернулся к Хейли, наклонился к ее волосам и с наслаждением вдохнул их нежный цветочный запах. Оператор тоже дремал, поэтому Мэтт не мог оправдать свой поступок тем, что работает на публику. Он сделал это не для Хэнка, а для самого себя — и тут же за это поплатился, почувствовав внезапный жар в паху.