— Ну, завтра я с тобой разделаюсь! — замахнувшись, пригрозил мальчику проводник.

Путешественник невольно подался вперед, чтобы заслонить ребенка, который уже успел добраться до камина и замер, пристроившись у огня. Мальчик жевал свой кусок, пристально смотрел, на языки пламени, и казалось, ни до чего на свете ему теперь нет дела.

Ветер дул всю ночь, дул яростно и неутомимо, то и дело налетая, как злой дух, на стены их убежища. Казалось, что он решил во что бы то ни стало вымести наружу укрывшихся там людей и сбросить их в глубокую горную пропасть.

Проводник, похрапывая, безмятежно спал, а чужестранец не мог никак заснуть. Время от времени он поднимал голову и поглядывал на мальчика, который спал крепким сном, свернувшись калачиком в кругу отбрасываемой им тени. Путешественник даже позавидовал ему. Потом погас в камине огонь, и сон — единственное из земных благ, которое никогда не обманывает человека, — объял всю хижину.

Проснувшись, все замерли в изумлении: казалось, что они видят сон. Ветер совсем затих, и солнце заливало стены комнаты радужным светом. Ярко-голубое небо словно начиналось сразу же за порогом и было таким чистым, ясным, точно его никогда и не затягивало тучами.

Выглянув за дверь, путешественники увидели долины и подножья гор, окутанные светлыми волнами тумана, и им почудилось, будто они находятся на пустынном острове. А первозданная тишина и чистота воздуха вселили в них чувство легкости и свободы.

Путешественников настолько поразила красота открывшегося им пейзажа, что они решили остаться здесь на несколько дней. Однако для этого требовалось пополнить запасы провизии, и они попросили проводника сходить за ними в деревню. А уж потом они вместе спустятся вниз. Для того чтобы окончательно убедить проводника, ему предложили задаток в счет обещанного вознаграждения. Проводник сначала запротестовал, но в конце концов согласился.

Между тем мальчик выскользнул из хижины и, прислонившись к стене, стал чего-то ждать, не спуская глаз с чужестранца. А тот следил за тем, чтобы проводник не привел в исполнение свою вчерашнюю угрозу. Но скоро это ему надоело. Он извлек из кармана брюк горсть монет и поманил к себе мальчика. Потом, раздумав, сам подошел к нему и, отдав деньги, ласково по­просил его уйти.

Мальчик тотчас же повиновался. Он побежал прочь, перепрыгивая с камня на камень, и его лохмотья развевались на ветру, словно взъерошенные перья маленького коршуна.

Оставшись одни, путешественники сели на каменную скамью у самой двери, и мужчина взял женщину за руку.

Она вздрогнула, как вчера при стуке в дверь, — эта дрожь передалась ее спутнику. И оба задрожали, словно звенья одной цепи. Но уже в следующее мгновение каждый из них постарался скрыть от другого свое волнение и сдержать внутренний трепет.

Они сидели молча, избегая смотреть друг Другу в глаза.

Внизу, у их ног, таял туман, открывая серо-зеленые волны горных цепей, которые вдали замыкались серебристой полоской моря. Но люди ничего не видели. С лица мужчины сбежала его обычная улыбка, и оно было теперь холодным, застывшим, как лицо мертвеца.

Внезапно он встал и направился в глубь площадки, на которой стояла хижина. Там он остановился и посмотрел наверх, стараясь разглядеть тропу, ведущую на самую вершину горы. Потом он вернулся к своей спутнице.

Она тоже поднялась и взяла со скамьи веревку. Низко опустив голову, мужчина вышел на тропу и начал подъем. Она последовала за ним.

Они двигались не спеша, внимательно глядя себе под ноги. Подъем был крутым, но не трудным. Сланец ярко блестел, распространяя в воздухе запах металла. Вдруг мужчина остановился, пропуская женщину вперед, — тропа в этом месте обрывалась, и путешественники с риском для жизни должны были карабкаться по небольшим каменным выступам. Женщина пожала плечами — опасность ее не страшила — и, не оглядываясь назад, стала подниматься выше.

На вершине горы была небольшая круглая площадка. Ее каменная поверхность оказалась совершенно гладкой, словно отполированная, и смотреть на нее было немного жутко. Смотреть следовало вдаль, — иначе ничего не стоило потерять равновесие — волшебное чувство связи с землей, которое удерживает человека на ногах.

Северный склон горы отвесно уходил в глубокую пропасть, откуда поднималось ледяное дыхание, казавшееся дыханием самой смерти. К краю этой пропасти и подошли оба путешественника.

Женщина медленно раскрутила веревку и, обмотав один ее конец вокруг себя, другой протянула мужчине. Тот сделал неопределенный жест рукой, который, возможно, означал, что ничто уже теперь не имеет значения, что они и так соединены навеки, даже если их тела упадут далеко друг от друга. Тем не менее веревку он взял и тоже обмотал ее вокруг пояса.

Женщина уже держала в руках оба конца веревки, собираясь связать их узлом, когда что-то заставило ее еще раз вздрогнуть. Это что-то, напоминавшее две орлиные лапы, неожиданно вскинулось над краем площадки — сначала одна лапа, потом другая. Затем показалась шапка, а потом лицо глухонемого. Одним прыжком он очутился рядом с путешественниками. На скользкой каменной площадке он держался уверенно и спокойно, словно на деревенской улице. Его нимало не смутило, что чужестранцы были связаны веревкой, потому что трусливые туристы именно так всегда и поступали. Он лишь осмотрелся, желая удостовериться, что рядом с ними нет проводника. Затем он сделал мужчине знак следовать за ним, а женщине — оставаться на месте и ждать. Увидев, что на его знаки не обращают внимания, мальчик вынул из кармана какой-то тяжелый блестящий камень и протянул его мужчине. Тот взглянул на камень, и глаза его загорелись.

— Это же серебро! — воскликнул он. — Где ты его взял?

Мальчик снова сделал ему знак следовать за ним. И женщина сказала:

— Ступай, я подожду тебя здесь.

Впоследствии она не могла вспомнить, сколько ей пришлось тогда ждать. Она клубочком свернулась на земле — так же, как вчера мальчик у камина, — и ей почудилось, будто далекие девичьи грезы обступили ее голубым хороводом.

Наконец мужчина вернулся. Он бросился на землю рядом с ней и, с трудом переводя дыхание, прошептал:

— Здесь действительно залежи серебра. Металл почти в чистом виде. Мальчик уверяет, что никто о нем не знает. Он объяснил мне, что земля здесь ничья и что хозяином могу стать я. Пойми, это наше спасение — от разорения, от позора… от смерти, — прибавил он едва слышно.

— Ты это заслужил, — сказала она просто.

Мадонна со свертками

(Перевод Е. Гальперина)

Случилось это в августе прошлого года, в чудесную лунную ночь. Я сидела на скамейке в самом конце мола и разговаривала с морем. Мне было скучно: за долгое время можно и с морем обо всем переговорить. И наступает минута, когда голос человека начинает звучать для тебя громче и значительнее, чем голос морских волн.

Именно так прозвучали для меня голоса двух молодых людей, которые, присев на краешек скамейки, заговорили на моем родном диалекте.

Моя Сардиния лежала за морем, так лее далеко отсюда, как далеки были молодые люди от мысли, что сидевшая рядом с ними синьора понимает их речь.

Были они самыми обыкновенными таможенными охранниками, но в тот момент показались мне личностями, достойными внимания, и я стала прислушиваться к их беседе с таким же интересом, с каким зритель, сидящий в театре, слушает захватывающий диалог в исполнении знаменитых актеров.

Сказать по правде, разговор их был вначале не слишком занимателен. Тот, что выглядел моложе, видимо, находился перед этим в отлучке, потому что спросил, не случилось ли чего нового в казарме за минувшие дни. Его товарищ рассказал ему о стычке между фашистами и коммунистами, которая произошла недавно на городской площади и в которую пришлось вмешаться таможенным охранникам, поскольку иных стражей общественного порядка поблизости не оказалось. Однако ни того, ни другого это событие не интересовало: они были совершенно равнодушны к политике и ко всем местным происшествиям. Тот, что был постарше и находился на площади во время беспорядков, говорил о случившемся с полным безразличием, и оба они казались здесь чужими и от всего далекими.