Она вернулась в темную комнату и собрала все негативы, которые собиралась проявить, когда ей помешал телефонный звонок. Осталось только ждать. Питер рассердится, если она начнет обзванивать знакомых. Да и куда звонить? В доме священника будут явно недовольны, если она позвонит им. В лаборатории телефона не было. Ей, пожалуй, пора бы ко всему привыкнуть за эти восемь лет. Джанет стала вспоминать, по каким случаям Питер наказывал ей не беспокоиться: когда он оставался на час или полтора в ванной, когда не выходил вовремя к столу или не ложился спать. Иногда он задерживался до рассвета в лаборатории, а потом шел пешком до Манхэттена, где покупал свежую рыбу и приносил домой к завтраку.

В конце концов Джанет не на шутку разволновалась. Это заставило ее совсем забыть об Эрике Мазере. Она презирала себя за то, что он так часто занимает ее мысли.

Стейнберг, покинув кабину уличного телефона, остановился у газетного киоска на углу. Продавец раскладывал только что доставленный номер «Таймс». У него был единственный киоск в этом районе, где продавались «Таймс» и «Ньюс», и он этим очень гордился.

— Вы видели сегодня вечером доктора Бредли, Хэнк? — спросил его Стейнберг.

— Да, — сказал тот, но потом, почесав голову, поправился: — Я видел мисс Руссо, совсем недавно.

Какая странная ситуация, подумал Стейнберг. Он вспомнил, что Анна решила зайти домой, потому что забыла очки, и пришла в лабораторию позже всех. Ему очень не нравилось, что она эти два квартала от киоска до лаборатории проходит пешком одна. Сам он предпочитает этого не делать. Вскоре будет построено новое здание лаборатории, а пока она ютилась в помещении складов вблизи самых опасных в городе трущоб. Редко кто из домовладельцев, сдавая помещение, хотел иметь в нем циклотрон, даже самый маленький.

Патрульная машина № 37, совершающая дежурный объезд в районе Хьюстон-стрит, выехала на Десятую Восточную улицу. За рулем был офицер полиции Том Рид. Его напарник Уолли Херринг, черный, сидел рядом. Они давно забыли о цвете собственной кожи, но о том, что в их районе полная мешанина цветов и наречий они всегда помнили. В этой части Десятой улицы жили верхние классы общества, это был конгломерат старых семейных особняков, лет десять назад превращенных в доходные дома со сдачей квартир в аренду. Многие из домов обветшали, утратили былые прелесть и достоинство, постепенно превращаясь в трущобы. Сеть мелких магазинчиков здесь была предметом постоянного надзора Херринга, опасавшегося частых взломов и краж. В основном это были антикварные лавки, мастерские сапожников и мастеров набивать чучела, лавочки, торгующие испанскими деликатесами, и небольшие картинные галереи.

Дежурство Херринга и Рида кончалось в полночь. Для них это была спокойная ночь, да и погода не подвела. Хорошая погода, тихие соседи.

Херринг заметил фигуру человека, лежавшего между мусорными баками у входа в арку, рядом с подъездом дома № 853. Женщина, выгуливавшая разжиревшего спаниеля, пыталась оттащить его от подозрительной находки. Рид остановил машину у тротуара. Херринг вышел с зажженным фонариком в руке. Женщина, мешая ему пройти дальше, тут же набросилась на полицейского с претензиями.

— Откуда они берутся? Вот что я хочу знать? Откуда?

Собака скулила и тянула поводок.

Херрингу никак не удавалось обойти их.

— Мэм, попробуйте спросить об этом в ближайшем баре и пропустите меня, пожалуйста.

— Какое нахальство у нынешних выскочек, — ворчала женщина и, изменив тон, позвала собаку. — Пойдем, Денди, пойдем.

Рид, наблюдавший все из машины, видел как дама носком туфли пнула собаку в самое уязвимое место. Пес взвизгнул и, повертевшись, стал ластиться к хозяйке. А она захлопотала над ним, словно родная мать над ребенком. Если у нее есть муж, подумал Рид, то сохрани Господь его самого и его уязвимое место.

Херринг быстро обвел лучом фонаря распростертую фигуру и задержался на спине, где увидел небольшой разрез на ткани пальто и растекшееся пятно вокруг него. Полицейский прикоснулся к пятну пальцем, хотя мог бы и не делать этого. — Сукин сын! — выругался он тихо и навел луч фонарика на лицо жертвы. Оно было похоже на лицо обиженного ребенка. Хорошее лицо, как у священника, видимо, добрый был человек, подумал Херринг. На висках он увидел седину. За ухом у бедняги красовалась грязная шишка. — Сукин сын, — снова выругался полицейский, а затем дал волю языку, обогащенному всеми эпитетами улицы, на которой он вырос. Это был необычный для полицейского взрыв эмоций в такой момент. Херринг вернулся к машине.

— Вот такие дела, — сказал он. — Похоже, его убили ножом. — Херринг посмотрел на часы: без двенадцати минут девять. Вытащив книжку рапортов, он вспомнил даму с собакой. Тротуар на протяжении двух кварталов был пуст. Херринг поспешил за уже завернувшей за угол женщиной, крича ей вдогонку: — Мадам, на одну минуту, пожалуйста!

Когда он настиг ее, женщина запротестовала.

— Я ничего не видела, ничего. Нельзя даже прогуляться с собакой без того, чтобы к тебе не пристала полиция.

— Мадам, этого человека убили, — объяснил ей Херринг.

— Меня это совсем не удивляет, — ледяным тоном заметила она.

— Когда вы вывели собаку…

Женщина тут же прервала его.

— Я уже сказала вам, офицер, что ничего не видела.

Херринг выпрямился и принял официальный вид.

— Ваше имя, мадам, и адрес, пожалуйста?

— Миссис Роза Финли, квартира 4 А.

— Адрес дома, прошу. — Херринг не взглянул на номер дома, хотя он был у него перед глазами.

— Номер 871.

— Благодарю вас, мэм. — Он с готовностью открыл ей дверь парадного.

Женщина, посмотрев на него с удивлением и некоторой опаской, вошла в дверь, таща за собой пса. Херринг широко улыбнулся ей, показав все свои ровные, как на подбор, зубы и тут же сомкнул губы, словно опустил занавес над сверкающей сценой.

На звонок в отдел убийств ответили инспектор Джозеф Фицджеральд и лейтенант Дэйв Маркс. Через пятнадцать минут они уже были на месте преступления. Вскоре прибыл и врач со специалистами. К этому времени в окнах домов появилось много любопытных. Участковые полицейские огородили ленточкой место происшествия.

Фицджеральд, полицейский детектив с двадцатичетырехлетним стажем, провел рукой по бедру убитого и обыскал боковые карманы его одежды, а затем, подсунув руку под тело, ощупал и нагрудные карманы.

— Никаких документов? — спросил он, посмотрев на полицейского Рида.

— Нет, сэр. — Рид доложил, как был обнаружен труп и рассказал о единственном свидетеле — даме с собакой, отказавшейся давать показания.

Фицджеральд недовольно проворчал что-то и обвел взглядом галерею голов в окнах, напоминавших в пугающем свете прожекторов прыгающие шары.

— Он ваш, — коротко бросил он врачу.

В дверях дома № 853 лейтенант Маркс беседовал с офицером Уолтером Херрингом, который с фонарем осматривал электропроводку в вестибюле дома. Верхняя лампочка была разбита, и управляющий из дома напротив, поставив лестницу, собрался заменить ее новой. Подобный вандализм был здесь не в новинку, особенно если управляющий не жил в этом доме.

Особняк, превращенный в многоквартирный дом, был достаточно чистым и опрятным. В вестибюле недавно покрасили стены. Маркс навел луч фонарика на почтовые ящики. Их было всего четыре: один, на первом этаже, не имел имени постояльца, что всегда было соблазном для грабителей. Маркс, наступив на битое стекло, поморщился от неприятного скрежета под ногами.

— Из жильцов есть кто-нибудь дома?

— Не знаю, сэр, — ответил Херринг. — За это время сюда никто не входил и никто не выходил.

Маркс, изучая фамилии жильцов на почтовых ящиках, гадал, каково их материальное положение. На верхнем этаже жил доктор А. Дж. Уэбб, на двух других ящиках аккуратно чернилами значились фамилии: Бреннон, Руссо — видимо, женщины, раз нет имен, — далее — Адам Бритт и Джойс Либлинг Бритт. Что-то знакомое, и Маркс решил, что это, должно быть, театральная публика.