Бейдлман и Букреев обсудили эту идею с клиентами и решили выйти рано утром, чтобы успеть вернуться в базовый лагерь до наступления темноты. На спуске был запланирован обед и краткий отдых во втором лагере.

Когда решение было принято, Букреев обратился к Бейдлману: «Когда мы вчера поднимались сюда, я видел, как шерпы провешивали перила к третьему лагерю. Давай завтра поднимемся чуть выше и принесем им еще веревки?» Нил согласился, сказав, что у него полно сил и он готов идти хоть до четвертого лагеря.

Мы провели с клиентами еще одну беседу об акклиматизации. В который раз мы призывали их внимательно следить за своим здоровьем, ни в коем случае не забывать о том, что на большой высоте человек воспринимает все не так, как внизу. Конечно, мы, гиды, не отказывались от своих обязанностей, собираясь и впредь уделять много внимания их самочувствию. Однако истинное положение вещей могли распознать только сами клиенты. От них требовалась полная искренность. Даже опытные альпинисты могут перепутать ранние симптомы воспаления легких или отека мозга с банальным акклиматизационным недомоганием. Последствия такой ошибки зачастую оказываются очень серьезными. Еще раз мы объяснили клиентам, как важно всегда оставлять запас сил, не допускать полного истощения организма. Не могу — значит, не могу. Не можешь — и не надо. Остановись, поверни назад и останешься жив.

После ужина мы связались по рации с Фишером, который вместе с Питом Шенингом все еще находился в базовом лагере. Фишер одобрил наш план на завтра. Не прерывая связи, Питтман принялась диктовать очередной репортаж для Эн-Би-Си. Через спутниковый телефон Фишер транслировал ее слова в офис в Нью-Йорке. Как говорили работники Эн-Би-Си, Питтман было «еле слышно», а голос Фишера был «четким и ясным». В Нью-Йорке ее сообщение сразу ввели в компьютер и разместили на интернет-сайте Эн-Би-Си. Виртуальные ценители Эвереста смогли тут же узнать последние новости: «Здесь все есть, кормят хорошо, и всегда рядом наши верные шерпы». Лучше и не скажешь.

На следующее утро энтузиазма у клиентов заметно поубавилось. За завтраком не было и следа вчерашнего оживления и шуток. На участниках сказывалось воздействие высоты. Ничего необычного в этой апатии не было — естественная реакция организма, и мы с Нилом решили, что выход наверх откладывать не стоит.

Букреев и Бейдлман сунули к себе в рюкзаки по бухте веревки и отправились вместе с клиентами вверх по тропе. Первым шел Букреев. Он держал ровный темп, аккуратно обходя ледовые трещины. Некоторые из них были совсем незаметны для непривычного глаза, поскольку были присыпаны выпавшим за ночь снегом. Через два часа пути склон стал круче, и Букреев решил взять левее. Он считал, что будет проще преодолеть последние 300 метров по более пологому рельефу.

Не пройдя и тридцати метров по новому пути, я заметил впереди что-то необычное, какой-то занесенный снегом предмет. Сначала мне показалось, что это обломки снаряжения предыдущих экспедиций, упавшие сюда из верхних лагерей. Но, подойдя ближе, я увидел ноги, обутые в альпинистские ботинки с кошками. Верхняя половина тела отсутствовала. Кто это? Какая трагедия разыгралась на этом склоне? Я мог только гадать. По-видимому, этот человек сорвался со Лхоцзе несколько лет назад. Его смерть была мучительной — тело со страшной силой швыряло о скалы, пока наконец изуродованные останки не оказались здесь.

Букреев снял рюкзак и молча встал рядом. Остальные участники, ничего не подозревая об ужасной находке, постепенно приближались к нему.

Внезапно, с пронзительной ясностью я ощутил вечную силу гор. Мне вспомнился один обычай древних римлян, о котором я знал еще со школьных времен. Во время пира, посвященного военной победе, в самый разгар веселья за праздничным столом музыка внезапно обрывалась, распахивались двери, и в зал вносили тела воинов, погибших в этой битве. Так оставшиеся в живых понимали, какой ценой досталась им эта победа.

О чем думали люди, которые шли сейчас по моим следам? Отдавали ли они себе отчет в том, что ждало их впереди? Были ли они честны хотя бы перед собой в оценке своих сил и возможностей? Всего несколько часов назад во втором лагере они наслаждались комфортом, который для большинства жителей нашей планеты был непозволительной роскошью. Это изобилие обеспечили шерпы, снабжавшие лагерь всем необходимым. Но комфорт еще не означает безопасность. При удачном стечении обстоятельств через несколько недель мы снова должны были оказаться здесь, уже на пути к вершине. На восьмикилометровой высоте условия таковы, что любая, даже самая мелкая оплошность может привести к трагедии. Здесь разреженный воздух не дает надышаться, а глоток горячего чая отделяет жизнь от смерти. И никакие деньги не могут гарантировать успех.

Конечно, каждый из нас стремился преодолеть все препятствия и достичь вершины. Совершить то, что большинство сочло бы неосуществимым. Я стал свидетелем тому, как изменилась цена, которую людям приходилось платить за восхождение. Участники были готовы отдать большие деньги, но не хотели подготовиться физически. Необходимо постепенно развивать свое тело и дух, переходя от простого к сложному. Сначала — восхождения на небольшие вершины, потом повыше и лишь в конце — восьмитысячники. «Неужели такой подход безнадежно устарел, и альпинизм изменился раз и навсегда?» — задумался я тогда. Неужели теперь все будет зависеть лишь от качества кислородного оборудования и технического оснащения, а вездесущий сервис позволит и вовсе неопытным людям подниматься все выше и выше?

Затем к нему подошли Бейдлман с клиентами, и, как вспоминал Анатолий, «почти ничего не было сказано. Каждый что-то осознал для себя. Люди молчали — как бы им ни было жаль погибшего, они не могли не задуматься и о собственной судьбе».

Букреев, став гидом «Горного безумия», вынужден был играть по чужим правилам. Но в последнее время он все больше сомневался в том, что соблюдение этих правил ведет к успеху. Анатолий имел дело с альпинистами несопоставимо менее опытными, чем он сам. Его основной задачей было обеспечить их безопасность, но сложность состояла в том, что решения принимал не он. Букреева очень беспокоило состояние Пита Шенинга. С первого взгляда было ясно, что тому плохо на высоте и здоровье его под угрозой. К тому же возникли проблемы с кислородом. В начале экспедиции у «Горного безумия» был, по оценке Букреева, вполне неплохой запас кислорода, имелся даже небольшой резерв на всякий случай. Но уже в базовом лагере Пит Шенинг стал спать с кислородом, что ни в какие планы не вписывалось. Если бы так продолжалось и дальше, никакого «запаса прочности» бы не осталось. Конечно, старший Шенинг был настроен решительно и стремился к вершине. Букреев с уважением относился к его упорству, но сомневаться все же не переставал. Оставалось надеяться, что хотя бы теперь, после вынужденного возвращения вниз, Фишер не пустит больше Пита к вершине.

Пройдя еще метров сто, мы вышли к перильным веревкам. В этом месте, у ледяной стены Лхоцзе, маршрут становился круче. Нил предложил оставить здесь веревки и пойти обратно во второй лагерь. Дело в том, что у клиентов не было с собой ни кошек, ни ледовых инструментов, и они не могли безопасно передвигаться по перилам. Я посмотрел на часы и сказал, что лучше поднимусь наверх и помогу провешивать перила на пути к третьему лагерю.

Я достал из рюкзака кошки, обвязку, жумар и забрал у Нила его веревку. Пока я собирался и пристегивался к перилам, Бейдлман вместе с клиентами отправился вниз. Утренняя апатия у них уже прошла, и я был за них спокоен — с ними шел Нил, погода стояла хорошая, тропа была четко видна. С грустью подумав об обеде, который их ждал во втором лагере, я пошел вверх. Возможность хорошенько потрудиться наверху привлекала меня еще больше. По своему опыту я знал: нет лучшего способа адаптироваться к новой высоте, чем как следует поработать на ней, а потом спуститься вниз и отдохнуть.