Та женщина, что мне была мила,
Жила когда-то в этой деревеньке.
Тропа к озерной пристани вела,
К гнилым мосткам на шаткие ступеньки.
Названье этой дальней деревушки,
Быть может, знали жители одни.
Холодный ветер приносил с опушки
Землистый запах в пасмурные дни.
Такой порой росли его порывы,
Деревья в роще наклонялись вниз.
В грязи разжиженной дождями нивы
Захлебывался зеленевший рис.
Без близкого участия подруги,
Которая в те годы там жила,
Наверное, не знал бы я в округе
Ни озера, ни рощи, ни села.
Она меня водила к храму Шивы,
Тонувшему в густой лесной тени.
Благодаря знакомству с ней, я живо
Запомнил деревенские плетни.
Я б озера не знал, но Эту заводь
Она переплывала поперек.
Она любила в этом месте плавать,
В песке следы ее проворных ног.
Поддерживая на плечах кувшины,
Плелись крестьянки с озера с водой.
С ней у дверей здоровались мужчины,
Когда шли мимо с поля слободой.
Она жила в окраинной слободке.
Как мало изменилось все вокруг!
Под свежим ветром парусные лодки,
Как встарь, скользят по озеру на юг.
Крестьяне ждут на берегу парома
И обсуждают сельские дела.
Мне переправа не была б знакома,
Когда б она здесь рядом не жила.
Пылкий, снисходительный супруг!
Девочку – созданье молодое -
Называешь ты своей женою.
Во дворце твоем она охотно
Целый день резвится беззаботно.
Ты придешь к ней – девочка считает:
Создан ты для игр, как все вокруг,
Пылкий, снисходительный супруг!
Нет, ей долг хозяйки незнаком;
Волосы, одежды – в небреженье,
Непонятны стыд ей и смущенье.
Не себя, а куклу наряжает,
Дом песочный строит, разрушает
И в душе уверена, должно быть,
Что полезным занята трудом…
Нет, ей долг хозяйки незнаком.
Старшие ей часто говорят:
«Это – муж твой, это – божество.
Почитай и слушайся его».
Девочка испуганно внимает,
Как ей почитать тебя – не знает.
Думает порой, игру оставив:
«Непременно выполню подряд
Все, о чем мне взрослые твердят».
Вот на брачном ложе, средь цветов,
Обнимаешь ты ее влюбленно,
Но лежит она в забвенье сонном.
Ожерелье с ложа соскользнуло,
Множество мгновений зря минуло.
К твоему восторгу безучастна,
Спит она, не слышно нежных слов
Ей на брачном ложе средь цветов.
Только в дни, когда сгустится мрак,
В дни, когда всесильная природа
Вдруг пошлет ненастье, непогоду,-
Игры и забавы позабыты,
Сон нейдет, глаза ее открыты.
Девочка к тебе прижмется крепко,
Сердце задрожит тревожно так
В дни, когда сгустится грозный мрак.
Мы в душе тревожимся порой,
Как бы эта юная голубка.
Не свершила пред тобой проступка.
Но смеешься ты великодушно,
Видимо, тебе совсем не скучно
Наблюдать, как этот несмышленыш
Увлечен веселою игрой…
Нет, мы зря тревожимся порой!
Ты уверен: день такой придет,
День, когда у стоп священных мужа
Домик игр ей станет вдруг ненужен.
Для тебя нарядится со тщаньем,
Будет ждать, терзаться опозданьем.
Твоего отсутствия минута
В вечность для нее перерастет…
Ты уверен: день такой придет!
Пылкий, снисходительный супруг!
Девочку, что занята игрою,
Ты уже назвал своей женою;
В комнате безлюдной для нее же
Пышное ты приготовил ложе,
И сосуды с медом золотые
Для нее расставил ты вокруг,
Пылкий, снисходительный супруг!
С работой покончено. Черная ночь.
Мы ждали весь день, нетерпеньем горя,
Когда же стемнело, подумали мы:
«Сегодня уже не дождемся царя».
Захлопнулись двери одна за другой,
В селе наконец наступает покой.
Но все ж кое-кто не сдавался, твердил:
«Приедет он, спать вы расходитесь зря!»
Промолвили мы, усмехнувшись: «Нет, нет,
Сегодня уже не дождемся царя!»
Нежданно послышался явственный стук.
Что это? И стар его слышит и мал.
Друг другу мы тихо сказали тогда:
«Наверное, ветер к нам в дверь постучал».
Погасли светильники в каждом окне,
Усталые, мы улеглись в тишине.
И все ж кое-кто не ложился, твердил:
«Как видно, гонец махараджи примчал!»
С усмешкою мы повторяли свое:
«Наверное, ветер к нам в дверь постучал».
Притихло селенье, нигде ни души,
И только на ложе забылись мы сном,
Как загрохотало вдали, и тогда
Сквозь дрему подумали мы – это гром.
Земля сотрясалась, дрожала вокруг,
Так тяжек был тот нарастающий звук.
И кто-то, в своей правоте убежден,
Сказал: «Это грохот колес за окном».
Но мы, пребывая еще в забытьи,
Сказали: «Нет, нет, это гром, это гром!»
И вдруг зазвучали литавры вдали,
Запели, безмолвию ночи грозя.
И кто-то вскричал: «Спать не время сейчас,
Вставайте, уж долее медлить нельзя!»
Вскочили мы. Сердце забило в набат,
И каждый был страхом внезапным объят.
Тогда кое-кто, торжествуя, сказал:
«Уж царское знамя мы видим, друзья».
Очнувшись от сна, мы воскликнули тут:
«И вправду нам долее медлить нельзя!»
Где все украшенья? Гирлянды? Огни?
Какое, скажите, без них торжество?
Приехал владыка в наши края,
Возможно ль не встретить достойно его?
О, стыд! Нанесен нашей чести урон!
Где место для праздничных сборищ? Где трон?
Друг другу шептал кое-кто на ушко:
Теперь причитанья уже ни к чему:
Придется с пустыми руками встречать
И гостя приветствовать в темном дому».
Трубите же в раковины, эгей!
Раскройте все двери навстречу ветрам!
Сегодня в ненастную черную ночь
Царь темного дома пожаловал к нам!
Гремит в небесах, надрывается гром,
И молнии быстрым сверкают огнем.
Постели убрав, украсьте дворы
И праздничный вид придайте домам!
Сегодня, сопутствуемый грозой,
Царь бедствий и мрака пожаловал к нам!