VI

День за днем идут, сменяясь,
как в безбрежном океане за
волной волна проходит,
как на небе — облака.
В тишине пещеры старец
вновь на камне неподвижно
почивает, взор уставя
в ярко-синий свод небес.
Вдруг — о, чудо — шевельнулось
что-то! На почти не видной
нити с потолка пещеры —
опускался вниз паук.
Затаив дыханье, старец
следовал за ним глазами,
как за неким чудом или
пришлецом с другой земли.
А наук меж тем проворно
сверху донизу у входа нитку
натянул, но нити снова
кверху побежал.
И забегал неустанно,
добывая, заплетая нить,
и вскоре паутина вход в
пещеру заплела.
Мыслит старец: «Видно,
это жизнь земная посылает
соглядатаев за мною,
хочет выследить она —
нет ли малой паутинки,
чтоб связать с былою
жизнью дух мой, и по
этой нити помыслы
увлечь мои?
Сей паук, быть может, —
дьявол, он своей лукавой
сетью хочет уловить,
проклятый, думы и мечты мои».
И уже занес он руку,
чтобы сбросить паутину,
Но внезапно мысль иная
промелькнула в голове.
«В оны дни ушли семь
братьев от языческой
погони, на пути найдя
пещеру, в пен заснули
крепким сном.
А паук вот так же сетью
затянул весь вход в пещеру,
спрятал братьев от погони,
спас во славу божью их.
Паутиною сокрыты, спали
 братья в той пещере
триста лет, пока господь
их не позвал к себе на суд.
Пробудясь по слову бога,
встали братья, как живое
доказательство, что триста
лет — для бога только миг.
Не господним ли веленьем
сей паук здесь нижет сети, —
не меня ли бог поставил
как свидетеля себе?»
Но тихонько зазвенела паутина;
это муха, в сеть запутавшись
с налету, стала дергаться, пищать.
И паук тотчас явился и поспешно
паутиной стал опутывать добычу,
муху накрепко вязать.
То подскочит и укусит,
то отскочит, снова вяжет;
муха мечется в тенетах,
дергается и пищит.
«А, проклятый кровопийца, —
молвил старец, — для того ли
ты проник в мою пещеру,
чтобы убивать и здесь?»
И уже занес он руку, чтобы
сбросить паутину, пленницу
от мук избавить, — но
остановился вновь.
«Без господнего веленья
даже муха не погибнет;
пауку, убийце злому, дар
его от бога дан.
Неужели же я вправе паука
лишить той пищи, для которой
положил он столько силы и труда?»
И опять, кладя поклоны,
начал ревностно молиться,
но и сквозь молитву слышал муху;
как дитя, она
трепетала в паутине,
и пищала, и молила.
Сердце старца содрогалось, —
но рука не поднялась.

VII

«До утра метался ветер,
жалобно стонал в утесах,
выло море и каменья грызло,
яростно кроша.
До утра жестокий холод
душу леденил и тело, как
на судбище последнем я
дрожал и костенел.
Я дрожал, в углу пещеры
укрываясь, и тревогой был
охвачен, и молитва замерла
в моей душе.
Видел я себя бессильным,
нищим, жалким, одиноким,
бесприютным сиротою, без
семьи и без родии.
Чудилось — земля застыла,
вымерли все люди в мире,
и один лишь я остался
изнывать в горниле мук.
Чудилось — сам бог там,
в небе, мертв, и лишь диавол
черный ныне властвует вселенной,
и пирует, и ревет.
И казался я пылинкой,
столь презренной и ничтожной,
что и бог, и черт, и люди
позабыли про нее.
Но теперь блеснуло солнце,
скрылись демоны ночные,
бешенство ветров утихло
и повеяло теплом.
И теплом согрето тело,
и душа воскресла в теле,
обрела, как прежде,
бога и молитву обрела.
Что же это за теснины;
где мечта моя блуждает?
Этого тепла частица в
теле душу родила!
Так удар огнива искру
из кремня зовет наружу,
искра ж — порождает пламя,
жар и блеск, тепло и жизнь.
Жар и жизнь, тепло, сиянье,
где и смерть, и разрушенье,
и рожденье, и бессмертье, —
вот душа вселенной — бог.
Капля лишь тепла и света,
вспыхнув искрой, в мертвом
теле пробуждает душу, — значит,
без тепла в нем нет души.
А в душе тепло рождает
ясность, и восторг, и веру, —
значит, без тепла ни веры,
ни восторга нет в душе,
Вера ж чудеса рождает,
высшее рождает чудо —
вера порождает бога,
открывает нам его.
Бог явился нам — о, чудо!
Он являлся лишь при солнце,
только в жарких, южных странах,
в блеске молний и в огне.
В реве вихря, в тьме полночи,
в снежной буре и метели
никому он не являлся.
Значит, бог — тепло и свет!
Но ведь бог — всему создатель,
он творец тепла и света…
Кто же лед и холод создал?
Библия о том молчит.
Да, тепло в бездушном теле
возрождает душу снова,
а в душе рождает веру, —
высший плод той веры — бог…
Так возможно ли помыслить,
что сама душа, и вера, и
сам бог — лишь порожденье
этой капельки тепла?
Мысль такая не грешна ли?
Но ведь бог велит стремиться
к правде… Ведь без воли бога
мысль такая не придет!»
Так боролся с мыслью старец,
и молился, и томился, но былого
просветленья он не мог уже вернуть.
И рыдал он: «Для того ли я свою
оставил келью, бросил скит укромный,
чтобы здесь в сомненьях погибать?»

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: