Поиск
‹1900›
НА СВЯТОЮРСКОЙ ГОРЕ
30 ОКТЯБРЯ 1655
Посвящается Миколе Витальевичу Лысенко
I
Солнце клонится над Львовом,
ярче пестрого ковра,
вся блестит в лучах заката
Святоюрская гора.
На горе столбы да трубы
обгорелые торчат; вдоль
дороги верб безлистых
цепенеет длинный ряд.
Средь руин шатры белеют,
к стенам лепятся тесней,
чем грибы с широкой шляпкой
между обгорелых пней.
Кучками между шатрами
отдыхают казаки, блещут
копья и высоких шапок
красные верхи.
Кой-где стон раздастся
в стане, песня там и сям
слышна, звон бандуры,
окрик стражи, зов протяжный чабана.
На горе уже к вечерне
благовестят, — и на звон
гнутся головы казачьи,
богу отдают поклон.
И внизу все колокольни
Львовские отозвались многозвучной
перекличкой, подымающейся ввысь.
А у церкви Святоюрской,
на челе горы крутом, близ
шатра, под старым дубом
ходят чарки за столом;
Тут Богдан, казацкий батько,
пять полковников с ним в ряд и
Иван Выговский — писарь —
за беседою сидят.
От Богдана справа — гости,
что спешили издали, что
от Яна Казимира дар
и письма привезли.
Тут старинный кум Богдана,
Любовицкий — важный лях,
он в Чигирине когда-то
до войны бывал к гостях.
Рядом с ним сидит пан Грондзкий;
словно крыса, быстрый взгляд
мечет он на стены Львова,
на шатров походных ряд.
Замер благовест вечерний,
писарь кубки налил вновь,
и заслушалось застолье
важных гетмановых слов.
II
«Папе-куме Любовицкий, —
хмурясь, вымолвил Богдан, —
чарку! За былую дружбу!
Пей, покамест полон жбан!
Говоришь — король ваш плакал,
как письмо сие писал?
Что душой за Украину
он болеет — ты сказал?
Выпей! Плакал! Езуиты
любят плакать, слезы ж
их душу жгут иным и тело…
Выпей, кум, и слов моих
не прими в обиду! Молвишь —
признавал король и сам,
что ни крохи не исполнил
из обещанного нам?
Так чего ж теперь он хочет?
Что ж он упрекает нас, будто
по вине казацкой кровь
рекою полилась?
Что под Речью Посполитой
мы подкопы подвели и великую
твердыню всей державы подожгли?
Милый кум, я королевский
уважаю древний сан, но король
такою речью сам себе чинит изъян.
Ибо сказанное прежде спорам
всем конец кладет, — он же знает,
что пошли мы не от радости в поход,
что немало мы терпели надругательств
от панов: канчуками нас пороли,
быдлом звали казаков,
жен позорили казачьих,
шкуру драли за оброк,
в божью церковь не пускали,
хоть иди молись в шинок!
Хаты наши жгли, рубили
наши бедные сады, —
с паном пан не поделился,
казакам — хлебнуть беды.
Даже в душу захотели
нам залезть в конце концов!
Подменяют нашу веру,
веру дедов и отцов.
«Туркогреками» бранят нас,
церкви — сам ты посуди —
запирают, — некрещеный;
и не венчанный ходи!
Да еще прелатов алчных,
в красных мантиях, нам шлют,
этот брак насильный с Римом
унией они зовут…
Тут мы, друже, не стерпели!
Так нам стало горячо…
На погибель живодерам!
Выпей, кум, одну еще!
III
Пишет нам король: «Клянусь вам
крестной мукой и крестом,
что хотел я, да не смог вас
защитить — моих детей».
Ха, ха, ха! Христом он клялся,
ну, а черт махнул хвостом и
ту клятву смазал!
Знаю, знаю я таких чертей!
Говоришь — король на сейме
уделил словечко нам,
что пора, мол, справедливость
оказать и казакам, —
но магнаты заревели,
и все сборище панов
да орава подпоенных
и подкупленных послов
королю свирепым гвалтом
не дали докончить слов…
Верю, хоть чудно все это…
А теперь, что делать вам?
Если сам король ваш тряпка, —
грош цепа его словам!
И о чем нам толковать с ним,
бога клятвами дразнить,
коль ему на сейме слова
не дали договорить?
Сам подумай, кум: на что нам
с помелом вести трактат?
Хватит вам водить нас за нос,
как за прутиком котят!
Пожелаем справедливый
заключить отныне мир, —
мы найдем панов постарше,
чем король Ян Казимир.
Да не скоро это будет!
Знай: пока нам сабля — друг
и не выпали пищали
семипядные из рук, —
грохотать не перестанет
на Украйне битвы гром
до тех пор, пока мы дела
до конца не доведем.
Плакал ваш король?
Пусть плачет,
раз не может пособить!
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: