неожиданно для себя вспомнил Юй Юн-цзэ строки из Цао Мэн-дэ[57]. Странная, необъяснимая тоска на миг сжала его сердце. Он отложил книгу и подошел к окну. Ветви деревьев уже покрылись влажной зеленью, под теплыми лучами солнца готовились раскрыть свои лепестки первые цветы персика, в воздухе разливался пьянящий аромат весны. Юй Юн-цзэ стоял у окна, уставившись в одну точку, мысли его вновь вернулись к Дао-цзин. Что делает она в этот теплый весенний день?.. Воображение унесло его в далекий и прекрасный мир. Его Дао-цзин ушла… И не к этой шумной толпе, не для какой-то там борьбы — нет! Она ждет его на берегу моря вся в белом, словно святая. Стройная, изящная фигура, белое, нежное лицо, глаза большие и глубокие… Он думал о ней с такой тоской, как будто не видел ее много дней, как будто она никогда не вернется…

Раскатистые винтовочные выстрелы вернули Юй Юн-цзэ к действительности, гневные выкрики и нестройный шум за окнами заставили в страхе забиться его сердце.

— Что там происходит? — крикнул он стоявшему неподалеку студенту, который с испуганным видом выглядывал в окно.

— Стреляют! Слышишь? Это на нашем стадионе…

Подумав о том, что Дао-цзин сейчас наверняка там, Юй Юн-цзэ растерялся. Студенты, до этого сидевшие спокойно за книгами, вскочили со своих мест. Даже работники библиотеки выбежали во двор и боязливо озирались по сторонам.

Послышалось еще несколько торопливых выстрелов.

«Нужно найти ее!» — забыв обо всем, Юй Юн-цзэ быстро вышел из библиотеки.

Пробежав немного, он остановился недалеко от входа на стадион. Здесь творилось что-то невероятное. Слышались крики, злобная ругань, сверкали штыки, мелькали полицейские дубинки, со свистом летели камни, в лужах крови валялись убитые и раненые. При виде этого побоища Юй Юн-цзэ остолбенел. Его ноги приросли к земле, и он не мог сдвинуться с места. Прижимая руки к груди, словно пытаясь унять бешеный стук сердца, он пристально всматривался в толпу, надеясь отыскать Дао-цзин и, если она появится, побежать ей навстречу. Но Дао-цзин не было видно. Где же она? Может быть, ее сбили с ног или… Он волновался все сильнее.

Его охватило чувство стыда и раскаяния. Эти люди не боятся, Дао-цзин тоже не испугалась, так чего же боится он? Ему хотелось броситься в толпу и спасти Дао-цзин, как он сделал это в Бэйдайхэ на морском берегу, когда разбушевалась гроза. Но врожденная осторожность подсказала ему, что сейчас нельзя действовать так опрометчиво. Он охотно отдался этой спасительной мысли, как вдруг над самой его головой просвистела пуля. Юй Юн-цзэ охватил ужас. Лицо его побледнело как полотно, руки задрожали. Он был в смятении… Огляделся вокруг — по-прежнему ли мир на месте? Не ранен ли он? Юй Юн-цзэ поднял обессилевшую руку и тыльной стороной ее провел по лбу: все в порядке — он жив и здоров! Едва он успокоился, как над головой снова просвистела пуля. Забыв о жене, Юй Юн-цзэ бросился назад. Первым побуждением его было убежать как можно дальше от стадиона, но затем он передумал, вернулся во двор библиотеки и торопливо направился в читальный зал.

Был полдень, и он вспомнил, что еще ничего не ел с утра. На стадионе стояла тишина, и в библиотеке не было ни души. Он медленно собрал книги, бумаги и торопливыми шагами вышел из ворот. Не глядя больше в сторону стадиона, он отправился домой.

Дао-цзин не было дома, и Юй Юн-цзэ пришлось самому развести огонь. Оглядев холодную, неприбранную комнату, он принялся наводить порядок и подметать пол. Пока варилась лапша, он стирал со стола пыль, бормоча про себя:

— Вот без женщины и дом не дом. Хоть бы вернулась поскорей!

Близился рассвет. Густой утренний туман клубился над зелеными кронами ясеней, выстроившихся вдоль берегов реки Бэйхэ; древняя столица тонула в его плотной мгле. В этот ранний час Лу Цзя-чуань, ночевавший в общежитии университета, уже был на ногах. Ему пришлось провести ночь на узкой железной койке вдвоем с Ли Вэй-лунем. Товарищ его еще сладко спал. Лу Цзя-чуань пригладил рукой спутавшиеся волосы и осторожно открыл дверь. Пахнуло свежестью и прохладой раннего утра. Он приподнялся на носки и вздохнул полной грудью. Несмотря на усталость, несмотря на то, что он не выспался, Лу чувствовал необычайный прилив энергии. Он с беззаботным видом стоял на веранде, но взор его, скользивший сквозь утреннюю дымку по первому этажу дома, был настороженно-внимательным.

Не заметив ничего подозрительного, Лу Цзя-чуань собрался было вернуться в комнату, но в этот самый момент к общежитию подкатил небольшой грузовик и остановился у входа. Из него вылезли какие-то люди в штатском.

Увидев их, Лу Цзя-чуань стремглав бросился в комнату и поспешно разбудил товарища.

— Ли Вэй-лунь, ищейки пришли с обыском! Приготовься! Я ухожу в другое место.

— Куда ты? Сейчас отсюда не выйти!

— Нет! За тобой они не следят. Я не могу оставаться здесь. Если меня арестуют, скорее сообщи Сюй Хуэй!

С этими словами Лу Цзя-чуань выбежал из комнаты.

Вскоре общежитие загудело как пчелиный рой. С маузерами в руках жандармы ворвались в комнату У Да-гана, где часто останавливался Лу Цзя-чуань. Никого не найдя, они разделились на группы и рассыпались по комнатам студентов.

Трое полицейских во главе с переодетым шпиком вломились к Ли Вэй-луню, который притворился спящим.

— Черт бы тебя побрал! Развалился тут, вставай! — костлявая рука сыщика сжала горло спокойно лежавшего студента.

С видом неожиданно разбуженного человека студент в недоумении смотрел на полицейских, столпившихся вокруг кровати.

— Не забегал ли к тебе в комнату посторонний, по фамилии Лу?

У Ли Вэй-луня отлегло от сердца: «Лу Цзя-чуань не арестован!» Заплетающимся языком он забормотал:

— А? А? Что вы говорите? Ко мне забежал человек? А? Где он? Ищите его! Давайте я вам помогу!

Он вскочил и суетливо забегал по комнате. Полицейские подняли беспорядочную возню: на кровати нет, под кроватью нет, где же еще может спрятаться человек в такой комнатушке? Наконец дверь хлопнула — «гости» ушли.

На обоих этажах все было перевернуто вверх дном. Топот сапог, крики, ругательства, грохот сдвигаемых с мест вещей сливались в общий гул.

На втором этаже, в углу коридора находилась небольшая комнатка с табличкой «Обслуживающий персонал». Двери ее были плотно закрыты, и казалось, там никого нет. Молодой полицейский, проходивший мимо, внимательно посмотрел на деревянную табличку у двери и, пинком отворив дверь, вошел в комнату. Внутри было темно, окна — плотно закрыты, в нос ударил спертый воздух. Полицейский отступил на шаг. В полутьме он разглядел старика, который лежал на деревянной кровати, укрывшись толстым ватным одеялом. Старик был в маленькой войлочной шапочке, с полотенцем на лбу — он тяжело стонал. Полицейский поморщился, сплюнул и поспешно вышел, захлопнув за собой дверь.

До десяти часов утра полицейские и молодцы из «карательного отряда» городского комитета гоминдана шарили по всем этажам общежития, но так и не нашли Лу Цзя-чуаня, поимка которого обещала им награду и славу. Под конец, схватив нескольких студентов, они, озлобленные неудачей, убрались восвояси.

Дверь в комнату на втором этаже, где лежал больной старик, была приоткрыта, мимо нее взад и вперед сновали полицейские, а на кровати старого Вана — хозяина комнаты, лежал, замерев, в течение четырех часов Лу Цзя-чуань.

Когда в комнатушку донеслись гневные возгласы и ругательства студентов, Лу Цзя-чуань понял, что полицейские и шпики ушли. Он вскочил с постели и только собрался сорвать с головы шапку и полотенце, как в комнату вошел старый Ван. При виде молодого человека, одетого в его халат и шапку, он замер в изумлении. Но, разглядев Лу Цзя-чуаня, часто заходившего в общежитие к студентам, он моментально все понял. Старичок схватил его за руку и зашептал: