— Но может быть, это другой газ? — возразил Джемс Старр. — Метан почти лишен запаха, он бесцветен! По-настоящему он выдает свое присутствие только взрывом…

— Мистер Джемс, — ответил Симон Форд, — угодно ли будет вам позволить мне рассказать о том, что я сделал… и как сделал… по-своему, извинив за длинноты?

Джемс Старр хорошо знал старого мастера — почтенному шахтеру нужно было предоставить рассказывать, не перебивая его.

— Мистер Джемс, — продолжал Симон Форд, — за эти десять лет не было дня, когда бы мы с Гарри не думали о том, чтобы вернуть копям их прежнее благосостояние, — ни одного дня! Если существуют какие-нибудь залежи, мы решили во что бы то ни стало их открыть. Но каким способом? Буренье применить мы не могли, но у нас было шахтерское чутье, а чутье часто бывает сильнее разума. По крайней мере я так думаю…

— И я с вами совершенно согласен, — вставил инженер.

— Так вот что раза два Гарри пришлось видеть, когда он бродил по западной части шахты: где-нибудь за поворотом или сквозь щели в закладке крайних штреков появлялись и внезапно исчезали огни. Отчего они вспыхивали — я не понимал и до сих пор не понимаю. Ясно одно — эти огни доказывают присутствие рудничного газа, а наличие этого газа означает, что там есть пласт угля.

— Огни не давали взрывов? — живо спросил инженер.

— Лишь мелкие, частные взрывы, — ответил Симон Форд. — Такие же, какие вызывал я сам, когда хотел убедиться в наличии рудничного газа. Вы помните, каким способом предупреждали взрывы в шахте, пока наш добрый гений Гемфри Дэви не изобрел своей безопасной лампы?

— Да, помню, — ответил Джемс Старр. — Вы говорите о «кающемся». Мне не случалось видеть его за работой.

— Да, мистер Джемс, вы еще слишком молоды, несмотря на свои годы, и не могли этого застать. Но я на десять лет старше вас и видел, как работал последний «кающийся» в копях. Его называли так потому, что он носил рясу вроде монашеской. Его настоящее название было «человек огня». В то время уничтожать вредный газ умели только путем сжигания его мелкими взрывами раньше, чем он благодаря своей легкости накопится в большом количестве в верхних частях штреков. Вот почему «кающийся», с маской на лице, закутанный с головой в рясу с капюшоном, передвигался ползком. Так он мог дышать свободно, потому что в нижнем слое воздух чист, а правой рукой водил у себя над головой горящим факелом. Если в воздухе было достаточно газа, чтобы образовать взрывчатую смесь, то взрыв получался неопасный, и, повторяя эту операцию несколько раз, можно было предотвратить катастрофу. Иногда «кающийся», пораженный сильным взрывом, погибал на месте, и его заменял другой. Так было до тех пор, пока во всех шахтах не ввели лампочки Дэви. Но я знал этот способ. Именно пользуясь им, я и открыл наличие газа, а следовательно, и наличие новой угольной залежи в шахте Дочерт.

Все, что рассказывал старый мастер о «кающемся», было совершенно верно. Именно так поступали когда-то в шахтах, чтобы очищать воздух от метана.

Рудничный газ, иначе называемый болотным газом или метаном, бесцветен, почти лишен запаха, слабо светится при горении и абсолютно непригоден для дыхания. Шахтеры не могут жить в атмосфере этого вредного газа, как нельзя жить в газометре, наполненном светильным газом. Кроме того, как и светильный газ, являющийся окисью углерода, метан образует с воздухом взрывчатую смесь, как только его содержание в нем достигнет восьми или даже пяти процентов. Если по какой-либо причине эта смесь воспламенится, то происходит взрыв, почти всегда сопровождающийся страшными катастрофами.

Эту-то опасность и предотвращает лампа Дэви, изолирующая пламя в сетчатой металлической трубке. Газ горит только внутри этой трубки, не дающей пламени распространиться. Эту безопасную лампу усовершенствовали десятки раз. Разбиваясь, она гаснет. Если шахтер, несмотря на строгие запреты, откроет ее, она тоже гаснет. Почему же все-таки случаются взрывы? Потому что нельзя избежать ни неосторожности рабочего, который во что бы то ни стало хочет раскурить свою трубку, ни удара инструмента, могущего высечь искру.

Не все шахты богаты рудничным газом. Там, где его нет, разрешается пользоваться обыкновенными лампами. Такова, между прочим, шахта Тьер в Анзэнских копях. Но если разрабатывается месторождение жирного угля, в котором содержится большое количество летучих веществ, газ может выделяться в изобилии. Одна лишь безопасная лампа устроена так, чтобы не допускать взрывов, тем более ужасных, что даже шахтеры, не пострадавшие непосредственно, рискуют задохнуться, когда штреки наполняются газообразным продуктом взрыва — углекислотой.

В пути Симон Форд рассказывал инженеру, что он сделал для достижения своей цели: как он убедился в том, что в глубине крайнего штрека западной части шахты выделяется газ, как ему удалось вызвать в трещинах между слоями сланца частичные взрывы — вернее, воспламенения, не позволяющие сомневаться в природе газа, который выделялся понемногу, но постоянно.

Через час после выхода из коттеджа Джемс Старр со своими спутниками был уже в четырех милях от него. Увлекаемый надеждой и желанием, инженер проделал этот путь, даже не думая о его длине. Он размышлял обо всем, что сообщил ему старый горняк. Он мысленно взвешивал доводы, которые тот приводил в защиту своей идеи. Джемс Старр тоже полагал, что непрерывное выделение метана наверняка указывает на наличие нового угольного месторождения. Если бы это был только «карман», наполненный газом, какие образуются иногда между пластами, то он быстро опустел бы и явление прекратилось бы. Но дело обстояло далеко не так. По словам Симона Форда, метан выделялся непрерывно, и можно было заключить о существовании значительного пласта. Следовательно, богатства шахты Дочерт не были окончательно исчерпаны. Но был ли это только слой незначительного протяжения или же залежь, занимающая целый горизонт угленосного района? Вот в чем состоял главный вопрос.

Гарри, шедший впереди отца и инженера, остановился.

— Ну, вот мы и пришли! — вскричал старый горняк. — Слава богу, мистер Джемс, вы здесь, и мы сейчас узнаем…

Голос старого мастера, всегда такой твердый, слегка дрожал.

— Дорогой мой Симон, успокойтесь, старый друг, — сказал ему инженер. — Я волнуюсь так же, как и вы, но не будем терять хладнокровия.

В этом месте крайний штрек шахты, расширяясь, образовал нечто вроде темной пещеры. Здесь не было стволов, и штрек, глубоко ушедший в недра земли, не имел прямого сообщения с поверхностью графства Стерлинг.

Джемс Старр, сильно заинтересованный, внимательно все разглядывал.

На дальней стене пещеры еще виднелись следы последних ударов кайла и даже несколько отверстий для шпуров, взорвавших скалу при окончании разработки. Тут сланцевая порода была крайне твердой. Поэтому в тупике, в котором работы должны были остановиться, не было сделано закладки. Здесь, упершись в сланцы и песчаники третичной эпохи, угольный пласт окончился. Как раз тут, в этом самом тупике, был вынут последний в шахте Дочерт кусок угля.

— Вот здесь, мистер Джемс, — сказал Симон Форд, поднимая свое кайло, — здесь мы вскроем пустую породу, ибо позади этой стенки на большей или меньшей глубине наверняка находится тот угольный пласт, о котором я говорил.

— Именно на этой стенке вы обнаружили просачивание рудничного газа? — спросил Джемс Старр.

— Да, — подтвердил Симон Форд. — Мне удавалось поджечь его попросту, приблизив лампу к срезу слоев. Гарри делал то же, что и я.

— На какой высоте? — спросил Джемс Старр.

— В десяти футах от пола, — ответил Гарри.

Джемс Старр сел на камень. Казалось, подышав воздухом этой пещеры, он усомнился в рассказах шахтеров, хотя слова их звучали вполне убедительно.

Дело в том, что метан не совсем лишен запаха, и инженер был прежде всего удивлен тем, что его обоняние, вообще очень тонкое, не обнаруживает присутствия взрывчатого газа. Во всяком случае, если здесь газ и примешивался к воздуху, то в очень малом количестве. Следовательно, можно было, не опасаясь взрыва, открыть безопасную лампу, чтобы решиться на опыт. Старый горняк так и сделал.