— Я хотел повидать тебя, приятель, — ответил Джек Райан, — и пригласить на праздник клана Эрвин. Ты ведь знаешь, я там волынщиком! Будем петь, плясать…

— Спасибо, Джек. Но мне нельзя.

— Нельзя?

— Да. Мистер Старр может задержаться у нас, а я должен проводить его обратно в Колландер.

— Э, Гарри, праздник Эрвинского клана будет только через неделю! К тому времени мистер Старр, наверное, уедет, и тебя ничто не задержит.

— Конечно, Гарри, — отозвался Джемс Старр. — Нужно принять приглашение товарища.

— Хорошо, я согласен, Джек, — сказал Гарри. — Через неделю увидимся на Эрвинском празднике.

— Через неделю, ладно, — ответил Джек Райан. — Прощай, Гарри! Ваш слуга, мистер Старр! Очень рад был вас встретить! Теперь могу рассказать о вас всем друзьям. Вас никто не забыл, господин инженер.

— И я никого не забыл, — произнес Джемс Старр.

— Спасибо за всех, сударь.

— Прощай, Джек! — сказал Гарри, пожимая напоследок руку своему другу.

И Джек Райан, снова затянув песню, исчез в верхней части ствола, слабо освещенного светом его лампы.

Через четверть часа Джемс Старр и Гарри спустились с последней лестницы на нижний горизонт шахты.

От круглой площадки, составлявшей основание ствола Ярроу, расходились штреки, служившие для разработки нижнего угольного пласта шахты. Они углублялись в массив сланцев и песчаников, — одни укрепленные окладами из толстых, едва обтесанных бревен, другие выложенные сплошной каменной кладкой. Пустоты, оставленные разработкой, были повсюду заполнены бутом.

Столбы, сложенные из камня, взятого в соседних каменоломнях, поддерживали своды, то есть двойную толщу третичных и четвертичных пород, некогда покоившиеся на самом пласте. Темнота стояла теперь в этих штреках, некогда освещавшихся то шахтерскими лампочками, то электрическим светом, введенным в шахте в последние годы эксплуатации. В темных проходах не раздавалось больше скрежета вагонеток, бегущих по рельсам, шума быстро закрывающихся воздушных заслонок, голосов откатчиков, ржанья лошадей и мулов, ударов кайла и грохота взрывов, разбивавших угольный массив.

— Хотите отдохнуть, мистер Старр? — спросил молодой человек.

— Нет, дружок, — ответил инженер, — мне хочется поскорее дойти до коттеджа старика Симона.

— Так идите за мной, мистер Старр. Я пойду вперед, хотя уверен, что вы отлично нашли бы дорогу в этом темном лабиринте штреков.

— Да, конечно! У меня сохранился в голове весь план шахты.

Гарри высоко поднял лампу и углубился в высокий штрек, похожий на боковой придел собора. Инженер следовал за ним, иногда натыкаясь на деревянные шпалы, уцелевшие от старого рельсового пути.

Но не успели они сделать и пятидесяти шагов, как к ногам Джемса Старра упал огромный камень.

— Осторожнее, мистер Старр! — вскричал Гарри, хватая инженера за руку.

— Это камень, Гарри! Видно, старые своды не так уж прочны, и…

— Мистер Старр, — возразил Гарри, — мне кажется, что камень упал не сам по себе, а был брошен… брошен человеческой рукой!

— Брошен! — воскликнул Джемс Старр. — Что ты хочешь этим сказать, мой мальчик?

— Ничего, ничего, мистер Старр, — уклончиво ответил Гарри, и озабоченный взгляд его, казалось, хотел пронизать толстые стены. — Идемте дальше. Возьмите меня под руку, прошу вас, и не бойтесь оступиться.

— Хорошо, Гарри.

Они пошли дальше. Гарри поминутно оглядывался назад, освещая своей лампой стены штрека.

— Долго еще идти? Скоро ли мы дойдем? — спросил инженер.

— Минут десять.

— Отлично.

— А все-таки странно, — тихо сказал Гарри. — В первый раз со мной случается такое происшествие. Нужно же было, чтобы камень упал как раз когда мы проходили!

— Гарри, это просто случайность!

— Случайность? — повторил молодой человек, качая головой. — Да, случайность…

Он остановился, прислушиваясь.

— Что там? — спросил инженер.

— Мне показалось, что за нами кто-то идет, — ответил Гарри, внимательно вслушиваясь. — Нет, я, наверно, ошибся. Обопритесь, пожалуйста, на мою руку покрепче, мистер Старр. Пусть она послужит для вас костылем.

— Крепким костылем, Гарри, — ответил Джемс Старр. — Нет лучшей опоры, чем славный парень вроде тебя.

Оба молча продолжали путь под мрачными сводами. Гарри, явно встревоженный, то и дело оборачивался, стараясь уловить отдаленный звук или слабый свет. Но впереди и позади были только мрак и безмолвие.

Через десять минут Джемс Старр и Гарри Форд вышли, наконец, из главного штрека.

Молодой горняк со своим спутником подошли к большому гроту, если только можно так назвать обширную и мрачную подземную выработку. Это пространство, однако, не было совершенно темным. Из устья заброшенного ствола, пробитого из верхних горизонтов, в него проникал слабый свет. По этому же стволу происходила и вентиляция шахты Дочерт. Благодаря своей меньшей плотности теплый воздух устремлялся отсюда к стволу Ярроу.

Таким образом сквозь толстый сланцевый свод в это подземелье попадало немного воздуха и света.

Там-то, в подземном жилище, выдолбленном в сланцевых массивах, на том самом месте, где некогда работали могучие подъемные машины, и жил уже десять лет Симон Форд со своей семьей.

Старый мастер охотно называл свое жилище «коттеджем».

Благодаря небольшим сбережениям, накопленным за долгую трудовую жизнь, Симон Форд мог бы жить на солнце, среди деревьев, в любом месте Соединенного королевства; но он и его домашние предпочли не покидать копей, где они были счастливы, — у них были одинаковые мысли и вкусы. Да, им нравился этот коттедж, погребенный в недрах шотландской земли, на глубине в полторы тысячи футов. Одним из достоинств этого жилища являлось то обстоятельство, что здесь нечего было бояться налоговых агентов, которым поручалось производить перепись налогоплательщиков: сюда-то они не придут отыскивать хозяев коттеджа.

В описываемое время Симон Форд, бывший рудничный мастер шахты Дочерт, был еще очень бодр для своих шестидесяти пяти лет. Высокий, сильный, хорошо сложенный, он мог бы считаться одним из самых замечательных уроженцев кантона, поставляющего столько бравых и рослых солдат в полки гайлендеров.

Симон Форд принадлежал к старинной шахтерской семье, — его родословная восходила к тем временам, когда начались первые разработки шотландских угольных залежей.

Не производя археологических изысканий, чтоб узнать, пользовались ли углем древние треки и римляне и разрабатывали ли китайцы угольные копи задолго до нашей эры, не исследуя вопрос о том, действительно ли название минерального топлива происходит от имени одного бельгийского кузнеца XII века, — можно и без этого утверждать, что английские угольные бассейны были первыми, в которых началась правильная разработка. Уже в XI веке Вильгельм Завоеватель делил между своими соратниками добычу Ньюкаслского бассейна. В XIII веке Генрих III выдал патент на разработку «морского угля». Наконец, к тому же веку относится упоминание о залежах в Шотландии и Уэлсе.

Именно в это столетие предки Симона Форда спустились в рудники Каледонии. И с тех пор все Форды, поколение за поколением, трудились там. Они были простыми рабочими. Извлекая драгоценное топливо, они работали, как каторжники. Полагают даже, что рабочие в угольных шахтах, как и в солеварнях, были настоящими рабами. В XVIII веке это мнение было так широко распространено в Шотландии, что в эпоху войны Претендента опасались, не восстанут ли двадцать тысяч шахтеров в Ньюкасле, чтобы отвоевать себе свободу, которой, по их убеждению, они были лишены.

Как бы то ни было, Симон Форд гордился тем, что принадлежит к великому племени шотландских шахтеров. Он работал там же, где и его предки орудовали кайлом, обушком и киркой. К тридцати годам он стал мастером на шахте Дочерт, крупнейшей на Эберфойлских копях. Он страстно любил шахтерское дело и долгие годы усердно выполнял свои обязанности. Единственным его огорчением было то, что он видел, как истощается пласт, и предчувствовал наступление момента, когда месторождение будет выработано.