– Я все объясню, – закричал я.

– Уйди, – ответила она, – я не желаю тебя слушать.

– Прости, прости меня и выслушай,- взмолился я.

– Уйди от меня, – закричала она в ответ. Из её глаз потекли слезы. – Ты подонок, мразь я ненавижу тебя.

– Стой, наконец! – заорал я, уже разозлившись.

Она утёрла слезы кулаком, закрыла уши руками и отвернулась от меня. Я подлетел к ней, грубо схватил ее за запястья и стал выплёвывать слова ей прямо в лицо.

– Я не виноват. Это всё она,- со злостью заговорил я, чеканя каждое слово.

– А-а-тпусти меня,- сорвалась она на крик и вытолкнула меня прямо на дорогу…

…Под колёса огромного "КамАЗа". Я оступился, сел на пыльный асфальт, больно ударившись копчиком, и в этот же момент шеститонная машина разметала ошмётки моего черепа по дороге. Фонтаном брызжущая кровь залила мостовую.

Воздух тонко свистел в ушах. Я моргнул прежде, чем сообразил, что очень быстро куда-то падаю. В волны… в полуметре от Анны…

Я ушел на три-четыре фуга под воду с головой и быстро всплыл на поверхность. Анна колотила по воде руками, словно пытаясь на неё опереться.

– Хватай меня, быстро, – закричал я ей.

– Что? – ответила она и вновь скрылась под водой.

– Немедленно хватай меня, – закричал я опять. Она схватила меня обеими руками за пояс и чуть не потопила нас обоих. Совладав с течением, я погрёб к берегу. Плыть было тяжело, холодная вода казалась густой, как воск. Я почти не мог шевелить ногами, так как мне мешала Анна. Я с трудом поднимал руки из-под воды, бицепсы рвущей усталой болью тянули меня на дно. До берега оставалось около полусотни метров.

– Я-ха-я не могу, – задыхаясь, закричал я Анне через плечо.

– Не бросай меня, – с ужасом в голосе прокричала Анна, отплёвывая воду и собственные волосы, попавшие ей в рот.

– Ни за что, -ответил я,- я люблю тебя больше жизни.

Внезапно сквозь весь абсурд происходящего из глубин здравого смысла пробился смех. Я не нашёл больше места, чтобы признаться ей в любви, как лишь на шаткой границе жизни и смерти, под мостом, в холодной грязной воде, в этом проклятом месяце апреле.

Плоскость реки плясала передо мной уже почти на уровне глаз. С каждым так тяжело пройденным метром, что мы приближались к берегу, моё тело погружалось всё больше и больше. Я знал, что могу сейчас резко ударить её ногами, вырваться из её объятий и устремиться к берегу – на это мне ещё хватит сил. Но мне хватало уже её двух смертей, и я не хотел третьей.

– Алекс,- крикнула мне она, чувствуя, что я теряю силы, – я… я люблю тебя.

Я встрепенулся и со злостью и удвоенной силой заколотил руками. Я хотел, чтобы она повторила это на берегу… или извинилась и ответила за свои слова.

Но силы угасали, и я вновь ощутил уже ставший привычным запах смерти… и неимоверную, дикую, ни с чем не сравнимую ярость за то, что не смог спасти Анну и за то, что она слишком поздно сказала эти три слова. Я в последний раз взмахнул рукой и, обессиленный, сдался. Перед тем, как наши тела скрылись под водой, я глубоко вдохнул и повернулся в объятьях Анны. Когда мы в танце смерти опускались на дно, я одним движением прильнул к её губам и вдохнул в её легкие немного воздуха. На мгновенье, лишь на мгновенье в ее глазах мелькнула жизнь, и она чуть-чуть ответила губами на мой поцелуй.

Острый импульс боли привёл меня в чувство. Я удивлённо посмотрел на свои ладони, где алели следы от острых Аниных ногтей… и кинулся бежать. Я бежал через мост, сквозь аллею высоких тополей, по шуршащему серому песку дорожки, к своему дому, бежал, как загнанный дикий зверь, за которым гонится свора гончих. Я слышал за собой явно отстающую погоню, и вот, наконец, они потеряли меня из виду. Я вбежал по бетонным ступенькам в свой подъезд.

Несносный всплеск воды от упавшего тела Анны… ее волосы, скользящие по моей руке… удар по затылку… смерть.

Я вываливаю Анну за перила… ее бешенный умоляющий взгляд… протянутая рука… холодный вечер… быстро приближающийся бампер шеститонного грузовика… смерть.

Она хватает меня за пояс… густая, как воск, вода… я люблю тебя… наш последний поцелуй… смерть.

И опять, и вновь: мост, одиннадцатое апреля, речной ветер, разбивающий отражающийся в волнах реки диск солнца в кусочки, Таня, держащая меня за руку и Анна, умирающая опять и опять. Но воскресает не она, а я, воскресаю, чтобы снова стать причиной ее смерти, а время неумолимо катится вспять. Сколько часов прошло с тех пор, как она первый раз умерла – пять? десять? Кто истязает меня, кто так жестоко меня испытывает? смеется? издевается? Паника владеет мною. Нет, я бегу не домой. С огромной скоростью я проношусь мимо дверей своей квартиры и устремляюсь вверх, на крышу, к небу, ясному голубому весеннему небу.

Старая деревянная дверь легко поддалась. Отсюда, с крыши, было видно далеко. До самого горизонта тянулись коробки жилых зданий, магазины, офисы, перемежаясь прямыми углами улиц и пятнами скверов. Я подошел к краю крыши и посмотрел вниз. Там копошились мелкие фигурки малышей, скрипели железные качели, на лавочках, стоящих параллельно пешеходной дорожке, пенсионеры играли в шахматы, где-то, невидимые глазу, весело визжали девчонки. Мир жил без меня, и мое отсутствие не разрушило бы его. Во двор вбежала Анна, а следом за ней с небольшим опозданием Таня. Анна почувствовала меня каким-то невероятным чутьем и подняла глаза к небу. Я не слышал, как она вскрикнула, но видел ее широко раскрывшийся рот и то, как она бросилась к подъезду. Наверное, жутко выглядела моя отчаявшаяся фигурка высоко на краю крыши. Я слегка согнул ноги в коленях, а затем резко распрямил их. Я как бы нырнул, попытавшись сориентировать свою голову вниз так, чтобы вся тяжесть тела обрушилась на мою шею, и гравитация сделала свое дело.

Больше всего на свете я не хотел, чтобы из окна выглянула моя мать…

… И гравитация сделала свое дело.

Анна сидела в кресле напротив меня – длинноногая, золотоволосая, изящная, чуточку дикая, но до боли желанная. Я видел в ее глазах серые волны реки, а еще свое падающее с высоты в десять этажей тело. Все было настолько очевидным, что я чуть истерично не расхохотался. Я наконец-то был у узла всей проблемы. Мне нужно было сейчас подняться, выйти из квартиры – и все! Не будет автомобильного моста, ребенка, стремительно приближающегося "КамАЗа", наших тяжелых и ненужных отношений с Таней, ничего! Передо мною вся жизнь – я неплохо разбираюсь в автомобилях, у меня третий разряд по боксу, я заканчиваю одиннадцатый класс школы почти на отлично. Просто встать из кресла и уйти. Боже мой, это так элементарно! Неужели тот, кто устроил этот дрянной спектакль, думает, что я не сделаю это! Ну, тогда он кретин, каких не видел свет. Сейчас я встану, пройду в холл, натяну на ноги свои кроссовки и уйду, оставив Анну одну…

… Оставив Анну… Ту, равной которой нет нигде, которую я люблю до сумасшествия, до потери контроля над собой, которую я люблю куда больше, чем свою жизнь, ведь теперь я знал это точно. Анна легко поднялась с кресла, подошла и села мне на колени, обняв правой рукой мою шею…

… Шею, с хрустом сломавшуюся всего несколько секунд назад. Я не останусь здесь, пусть даже вновь не испытав сладости ее тела и ее горячих ласк. Я не мог повторить свою ошибку дважды, да что там, я не имел права!

– Чего ты ждешь? – спросила меня Анна.

Говорят, умный не повторяет неверных решений, а мудрый – не принимает их никогда. С этой точки зрения я оставался безнадежным глупцом… или мудрецом?!

Багряные лучи заката светили нам в окно, озаряя наши слившиеся в буйном экстазе тела. Из щели приоткрытой форточки сочился запах мокрого снега, и слышались крики дворовой ребятни.

Анна поднялась на локте и провела подушечками пальцев по моему подбородку. Затем она прижалась ко мне, и мы сделали длинный нежный поцелуй.