— Деточка, какая сигнализация остановит настоящего вора? В наше время нет ни секретов, ни замков, ни надежной сигнализации. Это все для самоуспокоения. Поставь металлическую дверь с любыми наворотами, любую супер-пупер, а ее откроют самое большее за две минуты. И ни царапинки на ней не будет. И сигнализация — чушь полнейшая. Вот и посудите сами: ничего надежного нет в этом мире.

Если так к этому относиться, то конечно. У меня другой взгляд на мир.

— Хорошо, — продолжила я, — а если владелец не афиширует свое достояние? Живет какая-нибудь старушка, у которой было несколько ценных картин сколько она себя помнит, и никакой коллекционер о них не знает.

— Поверьте мне, детка, такого просто не может быть, коллекционеры знают обо всех мало-мальски ценных собраниях. У этой вашей старушки дети есть? А знакомые? Она ведь не одна во вселенной. Подружка зашла, потом рассказала внуку, тот своему приятелю. У приятеля другие приятели имеются. Та же схема. И вот уже о старушкином достоянии известно всему миру. А тут как раз к ней слесарь пришел из ЖЭКа. «Извините, мол, мамаша, плановая проверка батарей. Готовимся к новому отопительному сезону». «Конечно, милок, смотри». Он и посмотрит. И вот полный список имущества, с указанием мастера, предположительной даты написания, возможной подлинности и ориентировочной цены.

Мне на ум тотчас пришла рыжая девица с ее детским восторгом относительно «репродукций», висящих у Анфилады Львовны. Для того она и приходила, чтобы сделать опись собрания. И беспечная тетка Говоруна сыграла ей на руку.

— А если берут не всю коллекцию, а только две-три картины.

— Это значит, что был конкретный заказ на определенного художника. Такое тоже бывает. К примеру, собираю я передвижников или мирискусников. Тогда на кой черт мне сдались малые голландцы? Вот я и говорю: хочу, к примеру, картину Левитана или там Бакста. Пожалуйста. Достанут. А уж сколько у нас в домах всякой живописи, вы не поверите. Иногда владелец и сам не знает, чем обладает. Висит в квартире портрет тетки какой-то. То ли выбросить, то ли на дачу свезти. Надоел, сил нет. Кто такая, никто уже не знает: родственница дальняя или случайно попала. А потом вдруг окажется, что это Рокотов или Суриков, а пейзажик, что в коридорчике повесили, чтоб не мешался, ни больше ни меньше как Поленов Василий Дмитриевич. Вот такая штука, Наташенька.

— Хорошо. Допустим, я коллекционирую картины и хочу какую-то во что бы то ни стало получить. Законным путем не могу — продавать не хотят. Как мне быть?

— Если ты коллекционер с солидным стажем и не слишком привередлив в плане методов получения картин, то знаешь подходящих людей, которые всегда помогут.

— Но я начинающий. Разбогатела, собираюсь вложить прибыль не в доллары, не в золото, а в живопись. Все обесценивается, произведения искусства только дорожают. У меня есть деньги, желание. Кроме этого — ничего. Связей — никаких. Не объявление же давать.

— Молодец, — одобрил Федор Иванович, стряхивая с брюк пылинку, — соображаешь. Только почему не объявление?

— И что я напишу? «Уважаемые господа, приобрету работу Крамского, возможно добытую нечестным путем?»

— Конечно, не напрямую. Я сам этим не занимаюсь…

— Разумеется, нет! — жарко поддержала я. Соглашусь со всем, главное проясните интересующий меня вопрос.

— Только способ имеется. Говорят (знаю с чужих слов, заметьте), — я понимающе кивнула без тени сомнения в его правдивости, во всяком случае, надеюсь, так выглядело, — что нуждающиеся люди публикуют объявление, вполне на первый взгляд безобидное — брачное. В газете или через Интернет. Познакомлюсь с девушкой и тому подобное. Ищу спутника жизни. И телефон оставляют. Прочитал такое объявление, — значит, есть товар. Звони, договаривайся о цене и получи. Или сделай свой заказ.

— Но ведь подобных объявлений масса, — поразилась я, — как из них выявить то, которое именно об этом?

— Есть там какой-то шифр, ключевые слова по которым ориентируются.

— И что за шифр?

— Чего не знаю, того не знаю. Я от всего этого далек. А вы разве собираетесь воспользоваться? Я думал, просто статью пишете.

— Естественно. Я только так, ради любопытства. С журналистской зарплаты много не купишь. Разве что дешевую безделушку на Арбате. Тем не менее хочется иметь полное представление о том, что пишешь.

— Похвально, — одобрил Федор Иванович. — Люблю серьезное отношение к работе. А то прочитаешь статью в какой газете, их сейчас столько развелось, и ясно, журналист полнейший профан и ни черта не понимает в том вопросе, о котором взялся писать. Откуда только берут таких! Я так считаю: уж если за что берешься, доведи до конца. Досконально изучи, влезь в самую суть вопроса. Таких у нас сейчас нет или очень мало. Потому что профессию свою не любят и уважать перестали. На первом месте у людей стоят деньги. Побыстрее сделать, побольше получить. А способ достижения цели никого не волнует.

Ну вот, в рассуждения вдарился!

— Федор Иванович, — вернула я отклонившегося собеседника к нашей теме, — но ведь связываться с крадеными картинами рискованно. Вам не кажется?

— Может, и рискованно, может, и нет, как посмотреть. Дело ведь как происходит? Ни продавец, ни покупатель не знают друг друга, им и ни к чему. Договариваются через посредников, которые сидят на телефоне, и, вероятно, даже не понимают, о чем речь на самом деле. Встречаются, как мы где-нибудь в парке, не сами, присылают кого-нибудь. И разошлись пути-дорожки. А краденую картину, разумеется, на всеобщее обозрение выставлять не станут. Только сейчас полно богатеев, которым только перед своими пощеголять охота. Им что Рембрандт, что Вася Иванов — до лампочки. Лишь бы рама была богатая, имя известное, цена подходящая. А что там, неважно.

— За границу тоже картины продают?

— Еще как!

— Но ведь для этого нужно разрешение получить на вывоз.

— Умельцу разрешение сделать труда не представляет. Да и проще можно. Купил в антикварном магазине работу никому не известного художника подходящего периода, оформил разрешение честь по чести, только везешь совершенно другую. Это, конечно, когда имя менее громкое, работа не так в глаза бросается. Путей всяких и разных полно. Если нужно, тебе картину и сами могут доставить. Хочешь в Париж, хочешь в Лондон. Хоть на край света. Плати только. Когда деньги есть, вообще все возможно. Еще знаю, через Интернет можно прикупить что-нибудь стоящее.

— Расскажите, — попросила я.

— Слышать-то я слышал, что там дела большие проворачивают, только сам этого не знаю, так что и помочь не могу. Я больше по мелочам. Без затей. С современными художниками дело имею, с краденым не связываюсь. Для чего мне неприятности с законом? Как говорил Остап Бендер — Уголовный кодекс нужно чтить. Вам только разве что по дружбе рассказываю — попросили. Что-нибудь еще хотели бы услышать, Наташа?

Для человека, не имеющего с этим дела, вы слишком много знаете, Федор Иванович.

— Вы знакомы с Анфиладой Львовной Соколовой?

— Самому не доводилось. А имя, конечно, небезызвестное мне — неплохое, говорят, собрание. А что?

— У нее украли две картины. Ничего об этом не слышали?

— Нет, — он с озабоченным видом посмотрел на часы, покачал головой, засуетился, — ну, Наташа, мне пора.

— Спасибо вам огромное. Если вдруг узнаете что-нибудь интересное, позвоните мне, не сочтите за труд.

— Всенепременно. С превеликим удовольствием. Рад был помочь. Я пойду, а вы посидите минут пятнадцать.

— Хорошо, — кивнула я.

Конспирация по полной программе. Боитесь, Федор Иванович, следить за вами начну?

— Всего вам хорошего, — попрощался он, — надеюсь, статья получится.

— Я тоже надеюсь. До свидания.

Федор Иванович поднялся и пошел прочь. Несколько раз он обернулся, проверяя, не следуют ли за ним. Я помахала ему рукой, оставаясь на месте. Следить мне за ним ни к чему. К тому же он меня сразу заметит.

Где-то жужжала машинка для стрижки газонов. Я не собиралась пока уходить. В тени деревьев было не так жарко, далекий звук газонокосилки не мешал моим мыслям, в воздухе стоял приятный аромат свежескошенной травы. Яркая листва деревьев переливалась всеми оттенками зеленого, солнечные блики просвечивали сквозь крону, узорными пятнами ложась на дорожки…