«Когда ветер улегся, — продолжал капитан, — я отправился к спасенным. Мужчина был совершенно без сил. Зубы его стучали. К общему истощению присоединились подозрительные признаки цинги. На деснах при малейшем прикосновении показывалась кровь, ноги опухли. Корабельный повар давал ему маленькими глотками укрепляющий напиток. Приходя в сознание, человек этот спрашивал: «Ребенок, где ребенок?» Ребенок сидел на скамье и жадно пил чай с ромом… Спустя несколько дней, когда потерпевшие немного восстановили силы, произошло нечто, подтвердившее появление загадочной надписи. Желая записать имена спасенных нами, я спросил у мужчины его фамилию. Это было шведское имя с горловыми звуками и с удвоенными согласными, поэтому я попросил его самого вписать фамилию — свою и ребенка. Он быстро написал: «Юлий Фенингер и Карл Шнорр».

Почерк этого человека поразительно напоминал надпись на грифельной доске. Из любопытства я просил Юлия Фенингера написать карандашом знаменательную фразу, наделавшую столько волнения на корабле. С необыкновенной точностью его надпись совпала с буквами фразы, написанной на доске. Я уничтожил обе надписи и предпочел не говорить ничего ни Брюсу, ни Фенингеру».

Вскоре очень похожая история произошла в России. Священник Булгаковский записал ее со слов семьи N, не пожелавшей раскрывать свое инкогнито.

Семейство господина N проводило лето в Павловске близ Петербурга. Оно состояло, кроме самого N, из его жены, дочери Веры и сына, только что выпущенного в мичманы. Брат и сестра с малых лет жили в полном согласии; их взаимная любовь граничила с обожанием.

И вот мичман N отправился в плавание. Шло время; начались дожди и грозы. Один день был особенно ненастным. С утра шел дождь, ветер качал деревья…

«Вера с самого утра была очень нервная и капризничала так, что никто ее не мог успокоить, — поведал Булгаковский. — Все время она беспокоилась о брате: «Где он, что с ним?» К вечеру она совсем расхворалась. Ее уговорили пораньше лечь спать; часам к десяти в доме все успокоилось.

Буря бушевала по-прежнему. Вдруг раздается страшный, почти нечеловеческий крик в комнате барышни. Все бросились туда и нашли Веру в истерическом припадке. Долго она билась и не могла прийти в сознание; наконец кое-как удалось ее успокоить. Когда стали ее спрашивать, что с нею, она ответила, что видела страшный сон».

Вера увидела во сне своего брата среди бушующего моря; он лежал на камне, а голова его была в крови! На следующий день отец получил телеграмму: «Жив, здоров. Спасибо Верочке. Приеду на следующий день. Ваш сын».

Молодой мичман приехал с забинтованной головой и рассказал крайне удивительную историю. Оказалось, что ночью его судно налетело на камень. Удар был настолько силен, что все упали на палубу, а сам он вылетел за борт. Течением мичмана отнесло далеко от корабля, который вскоре исчез во мгле.

«Вдруг он увидел какое-то туманное светлое пятно, которое понемногу стало принимать форму человеческой фигуры, — писал священник. — В этом видении он узнал свою сестру Веру! Она улыбалась ему и протягивала руку, как бы куда-то указывая. Он последовал за ней. Сколько он плыл таким образом и куда — неизвестно. Вдруг он почувствовал страшную боль в голове и потерял сознание. На другой день его нашли рыбаки лежащим на отмели с разбитой головой, в глубоком обмороке. Они и привели его в чувство».

В октябре 1966 года внезапный обвал в Аберфане — горной области Уэльса — разрушил школу. Погибло множество детей, вероятно, даже не успевших понять, что с ними произошло. Психиатр доктор Джон Барнер собрал шестьдесят случаев спонтанного предвидения этой катастрофы: многим людям казалось, что должно случиться нечто подобное; и многие из этих предсказаний были так или иначе записаны заранее. И почти во всех случаях картины предвидения касались не самой катастрофы, а сообщения о ней в телерепортажах или газетах.

Самыми, пожалуй, удивительными были два предвидения Эрил Мэй Джонс, девятилетней девочки, ставшей одной из ста сорока четырех жертв трагедии. За две недели до случившегося она сообщила своей семье, что не боится умереть, потому что отправится на небеса вместе с двумя своими подругами, — и назвала их имена. А в утро катастрофы Эрил Мэй Джонс видела во сне черную массу, упавшую на школу и уничтожившую ее. Если отвлечься от страшной реальности, которую предсказали эти видения, возникает поразительный вопрос: каково было то будущее состояние сознания, которое почувствовала девочка? И как она могла наблюдать картину катастрофы изнутри школы? Более того, откуда она могла знать, что будет похоронена в общей могиле рядом с теми двумя детьми, которых она назвала? Ведь это произошло через несколько дней после гибели Эрил Мэй Джонс! И девочка могла ощутить, предчувствовать это событие лишь в том случае, если некая часть ее сознания не прекратила своего существования. Таким образом, предвидение событий может неожиданно оказаться веским доказательством жизни после смерти (возможно, гораздо более серьезным, чем послания через медиумов от «дорогого умершего дядюшки Фреда»).

В мае 1979 года актриса Линдсей Вагнер и ее мать регистрировались на рейс «Американских авиалиний» ДС-10 в Чикагском аэропорту «О’Хара». Внезапно их обеих охватило какое-то тяжелое предчувствие и они сдали билеты. Вскоре после взлета у самолета, на котором они должны были лететь, заглох двигатель, и он потерпел катастрофу. Все, кто был на борту, погибли.

В сотнях миль от них человек по имени Дэвид Бут, не имевший никакого отношения к этому рейсу, прожил неделю под впечатлением очень яркого сна об авиакатастрофе. Его видение было настолько мощным, что в конце концов он позвонил в авиаслужбу, умоляя отменить полеты аналогичных самолетов. Бут видел во сне множество деталей, которые в точности соответствовали телепередачам о катастрофе, включая фотоснимок падающего самолета, сделанный из аэропорта. Но он не мог назвать ни аэропорт, ни дату катастрофы (тогда до крушения оставалось два дня), а авиакомпании не могли отменить все рейсы, невзирая на полную уверенность Бута в своем неожиданном предвидении.

Американец Джон Райли описал, как 11 сентября 1981 года у него появилось предчувствие. Он собирался лететь очень ранним рейсом из Рочестера (штат Нью-Йорк) в Чикаго, оттуда — в Альбукерк и наконец в Сан-Франциско. Он встал до рассвета и поэтому уснул, как только уселся на свое место в салоне самолета. В 5 часов 40 минут утра его разбудила стюардесса, разносившая завтрак. За время этих нескольких минут сна, как Райли сообщил стюардессе и другим пассажирам, он видел чрезвычайное яркое сновидение, весьма похожее на реальность.

Райли приснился вертолет, падающий камнем с неба на прибрежную скоростную автостраду. Под впечатлением этого сна Райли покупал свежие выпуски местных газет в каждом аэропорту по пути следования, но не находил сообщений о катастрофе. И только когда он прибыл в Сан-Франциско и ехал из аэропорта, выпуск новостей прервал музыкальную передачу — в нем сообщили о трагедии, произошедшей неподалеку, во Фримонте. Диктор употребил почти те же самые слова и образы, в которых Джон Райли описывал катастрофу своим попутчикам. Крушение вертолета произошло через шесть часов после его сна.

Интересно, что, когда Райли позднее увидел детали катастрофы, они немного отличались от его сновидения. Например, погода в реальности была более туманной. По-видимому, во сне Райли визуализировал крушение на основе своего первого знакомства с новостями по радио в будущем момента, который произвел на него наибольшее эмоциональное впечатление. Так как это знакомство произошло через радиорепортаж, его сон сформировали слова диктора, но детали картины Райли был вынужден дорисовать в своем воображении. Таким образом, более общие факты он увидел во сне правильно, поскольку диктор описал их, но в мелких частностях были ошибки, так как в радиорепортаже они не содержались и их пришлось выдумать.