Но монеты Отона помогают нам понять, что же порочное заключалось в тех, появившихся намного позднее надписях и изображениях на монетах, которые мы здесь рассматриваем. Причиной того, что его «мир всей земле» так неприятно колол глаза в тот период истории — даже если его воспринимать как намерение воодушевить народ перспективами режима, — была такая оторванность от реальности, что эта надпись становилась просто смехотворной в отличие от других надписей на монетах, более привычных для нумизматов того времени. В последних случаях речь шла об очевидных фактах или, в худшем случае, о фактах, слегка приглаженных. И когда на монетах вместо действительного было желаемое, это желаемое имело вполне солидную внешность или тщательно подбиралось таким образом, чтобы внушать доверие и чтобы задеть в умах людей самые чувствительные струны, поскольку это желаемое было, в принципе, осуществимым.

В поздней Империи, однако, все изменилось. Содержание монет было настолько далеким от реальности и, безусловно, невыполнимым, как это было когда-то только изредка. Новая ужасная расселина образовалась между правительством, с одной стороны, и сердцами и умами людей — с другой. Один момент этой проблемы мы уже отмечали: безопасность. Было совершенно бессмысленно даже говорить о «безопасности государства», когда захватчики стояли у стен городов и дверей домов и когда ни у кого не было даже слабой надежды, что их удастся выдворить. Есть и много других примеров.

Возможно, был определенный смысл в призыве к согласию между Западной и Восточной империями (хотя каждый знал, что они находятся между собой в состоянии холодной войны), поскольку была небольшая надежда на изменение этой ситуации. Но бесконечно повторявшийся термин «слава» был явно не к месту. И еще более неуместной и анахроничной была глупая высокомерность при изображении плененных варваров, которых тащили за волосы. О многих императорах, которых изображали на монетах как победителей, завоевателей, было хорошо известно, что они никогда не появлялись на полях сражений и едва ли вообще покидали дворцовые апартаменты в Равенне.

«Виктории», к которой постоянно взывали, просто не существовало: и не было, даже на оптимистический взгляд, какой-либо возможности для западного режима материализовать эту концепцию, пусть в самых минимальных размерах, чтобы оправдать эти многочисленные идентификации империи по всему миру. Говорить о безопасности или спасении государства или выпускать эдикт, как это сделал Валентиниан III, заявляя, что он «обеспечивает мир и спокойствие провинциям», было, по меньшей мере, наивно и не продуктивно в то время, когда жители страны под объединенным гнетом завоевателей и налогов оказались на грани существования.

Болтать о национальной реставрации, реконструкции и возрождении было точно так же не к месту, поскольку в действительности ничего подобного не было. И было много поразительного несоответствия, если не сказать большее — наглости, в словах «непокоренный Вечный Рим» Приска Аттала, марионетки вестгота Алариха, вкладом которого в историю Вечного Рима был захват и разграбление города.

В этих обстоятельствах трудно согласиться с точкой зрения Гарольда Маттингли, утверждавшего, что лозунги такого рода помогали «воодушевлять народ». Правда, абсолютное большинство этих монет было золотыми, так что, чаще всего, они были в руках высшего класса, а не отверженных бедняков, которые отнеслись бы к таким лозунгам, как к смехотворным.

Так что, хотя страдания богачей были относительно пренебрежимо малы, их высокое положение и образование позволяли им оценить, какая чушь содержалась во всех этих посланиях. Что же касается остального населения, то если простолюдину и посчастливилось бы подержать золотые монеты в руках и если бы у него сохранялось желание на досуге рассмотреть их, то он должен был быть весьма поражен и обеспокоен, так что ханжество правителей служило дополнительным источником раздражения и доказательством того (если еще нужны были какие-нибудь доказательства), насколько безнадежно далеки были императоры в Равенне от мыслей, чаяний и нужд своих подданных и насколько бессмысленно было говорить об общенациональном движении возрождения.

РАСПАВШИЙСЯ СОЮЗ

Глава 8

ВРАЖДА СОЮЗНИКОВ

Очень важный деструктивный момент, способствовавший разрушению Римской империи, имел политические и географические корни. Он заключался в том, что Империя на ее беду, как это потом оказалось, была разделена на две половины, каждая с самостоятельным правителем, одна на Западе, другая — на Востоке.

В идее о том, что Римская империя слишком велика, чтобы ею управлял и ее защищал один человек, не было ничего нового. Еще во втором веке Марк Аврелий ввел пост соимператора и разделил с ним власть. Через сто лет Валериан разделил провинции по географическому принципу между собой и своим сыном Галлиеном, которому он отвел Запад. Затем Диоклетиан (284—305) в рамках предпринятой им крупной реорганизации имперской системы, отдал западные районы своему соратнику, основав собственную восточную резиденцию в Никомедии (Измит) в Малой Азии. Константин Великий вновь объединил Империю, правя ею из своей новой столицы в Константинополе. Затем ее снова разделили между его сыновьями, а впоследствии на короткое время (353—364) еще раз объединили.

В последний год этого периода армия провозгласила Валентиниана I императором. Сразу после этого солдаты потребовали, чтобы он назначил соратника и разделил с ним власть. Военные понимали, что риск хаоса в масштабах государства, который мог последовать за смертью единственного императора, был слишком велик. И действительно, смерть последнего монарха, Иовиана, привела, как и в других подобных нестабильных моментах истории за последние столетия, к возникновению критической ситуации в стране.

Валентиниан I, обращаясь к войскам по случаю восшествия на престол, выразил согласие с разделением власти: «Чтобы быть готовым к любым кризисам, действительность диктует необходимость выбора соратника с равными со мной правами. После долгих мучительных обдумываний я решил больше не сомневаться и не спорить, поскольку прекрасно осознаю весь груз ответственности и возможные изменения обстоятельств, которые ждут меня впереди».

При этом он думал, в частности, о прессе внешних угроз на многих участках границы и об угрозе восстаний внутри страны. Поэтому он немедля поделился властью со своим братом, Валенсом. Валенс был не лучшей кандидатурой, но кровное родство обеспечивало полное доверие к нему. Отдав под его начало восточные провинции, Валентиниан оставил себе Западные, поскольку, хотя эта половина Империи была менее богата, ее внешние границы находились в наибольшей опасности. Он, как и некоторые из его предшественников, решил оставаться не в Риме, а ближе к опасной зоне — в Медиолане (Милан).

Единая власть над бассейном Средиземного моря, сохранявшаяся в течение многих веков, подходила к концу. С этого времени власть Западной империи распространялась на всю римскую часть Европы за исключением побережья Черного моря и прилегавших к нему внутренних районов. Сюда необходимо включить также Северную Африку, вплоть до Триполитании (западной современной Ливии). Остальная часть Ливии отошла к Восточной империи, которая включала также европейскую часть бассейна Черного моря (вплоть до столицы — Константинополя) , Египет, ряд азиатских территорий, которые теперь принадлежат Турции, Сирии, Ливана и Израилю.

Все придворные службы, в том числе правительство, дублировались в каждой из столиц; впредь мы будем говорить о Западной и Восточной империях. Но современники так не поступали, поскольку люди античности были убеждены в существовании только единой Римской империи. По общему согласию они имели двух раздельных суверенов, но законодательная власть и денежная система были общими. Таким образом, эти два государства, официально говоря, управлялись не императорами Западной и Восточной империй, а императорами в «Западной и Восточной части Империи».