— Как дела? – невинно спрашивает Туманов, закуривая.

Беспомощно сижу, не в силах открыть рот.

— У тебя взгляд побитой собаки, — хмыкает он, выдыхая дым мне в лицо. Зачем-то расстегивают пуговицу на рукаве моей рубашки, закатывает его. Видит синяки, которые я пытался скрыть на сцене браслетами. Не шевелюсь. – Танцевал паршиво. Задница болит?

Шумно выдыхаю. Зубы стучат. Ужас охватил меня с головы до пят. Его издевки ничуть меня не трогают. Домой… домой. В безопасность. Туда, где его нет.

— Пей, — Туманов ставит передо мной стакан с газировкой и, не таясь, высыпает туда пакетик чего-то белого, размешивает вилкой. – Пей.

Не могу. Он кивает одному из парней и тот поит меня. Мне остается только глотать.

Отпускает. Дышать легче. Напряжение не такое ощутимое. Что за наркотики?

— Ну, что? – вдруг улыбается Туманов. – Поехали, продолжим?

Меня будто скинули с вертолета в Северный Ледовитый океан. Нет. Нет. Нет. Не соображая, хватаю нож и засаживаю ему куда-то. Парни за спиной не успевают среагировать. Туманов хватается за плечо. Попал. Жалко не в сердце. Ну, все, мне конец. Но он улыбается. Смеется. Хлопает меня по щеке. Меня передергивает.

Он ненормальный.

Страх растекается по венам, охлаждая кровь.

— Собачка не такая уж и затравленная?

— Оставь меня в покое, — это будто не мой голос.

— С чего это вдруг? С тобой интересно. Я думал, ты уже покинул город или покончил жизнь самоубийством. А ты пришел на работу, даже выступил. Может, тебя пропустить через всю мою охрану, тогда ты перестанешь хвататься за свою никчемную жизнь?

— Не… — голос срывается. – Не смей.

Это все наркотики. Едва соображаю.

— Ух, какие мы смелые.

Черные глаза блестят. Туманов машет охранникам, которые теперь не сводят с меня взгляда, чтобы они отошли подальше.

— Расскажи, что ты чувствуешь?

Закрываю глаза и вздыхаю:

— Усталость. И желание убить тебя.

— Хм, это интересно. Мы с тобой подружимся. Ладно. Сегодня живи, а завтра приедешь по этому адресу.

Передо мной на стол падает визитка. Он шутит? Я никуда не поеду. Я сбегу, убью себя, но никогда не приду.

— Да, кстати, — как бы невзначай роняет он, — Рината, твоя подруга, очень милая.

— Она не моя подруга, — бледнею так, что это невозможно не заметить.

— А ребенок у нее просто очарователен.

— Ты…

— Да, я могу все. Так что если ты не придешь…

На сцену выбегают девчонки, танцуют в блестящих шароварах, в грохоте музыке тонут его последние слова, но в них нет нужды. Я и так все понял. Теперь я полностью в его власти и деваться мне некуда.

========== Часть третья ==========

Сегодня выходной. Впервые за долгое время я куда-то не срываюсь, остаюсь дома. Лежу на диване, тупо терплю боль в заднице. Не поднимаюсь за обезболивающим, хотя стоило бы, наверное. Туманов сказал приходить к семи. Еще три часа. Сжимаю виски. Какой длинный день. И, наверное, будет не менее длинная ночь. Мне не страшно. Мне противно. От собственной беспомощности. Что я могу сделать? Пожаловаться Михалычу? Он не рискнет вступать в разногласия с Тумановым. Вон как трясется, стоит ему зайти в клуб. Сказать Рине, чтобы она бежала с малышкой? Я знаю, что это бесполезно. Такие как Туманов достанут из-под земли. Это не человек, это псих. Сотворить такое за отказ сесть за столик, а потом ничего не сделать, когда я проткнул его ножом? Это не поддается объяснению. Смотрю на часы. Прошло всего пять минут. Хуже всего то, что у меня нет выхода. Ума не приложу, как Туманов догадался, что Рината не просто моя коллега по работе, а самый близкий человек для меня. Ей я рисковать не могу. А, может, он и не догадывался. Может, совершенно случайно, и попал в точку. Но откуда он знает про ее дочь? Размышлять я мог до бесконечности, но понимал, что даже если бы не было Ринаты и Али, то был бы кто-нибудь еще. Туманов нашел бы другой способ меня принудить, заставить.

Что-то колет в районе груди. Чувствую себя так протяжно тоскливо, будто на похоронах.

Быстрый взгляд. Часы. Господи, еще два часа и сорок пять минут до семи. Не могу. Все эти мои размышления – просто попытка избежать реальности. Что мне действительно поможет - только алкоголь.

Бутылка водки. Я вчера купил три. Самое забавное, что я никогда не пил беленькую. Предпочитал вино или шампанское. Ребята могли вливать в себя стопку за стопкой, а я не понимал.

Ни капельки она не горькая. Не ощущаю ее вкуса вообще. Лишь тепло, разливающееся волной по телу. Бисеринки пота на лбу. Спазм в желудке. И долгожданное расслабление. Слезы по щекам. Снова. Давлюсь ими. Скатываюсь с дивана. В бессилии обхватываю голову руками, вырываю клочки волос. Не больно. Пять жадных глотков. Пять жадных вдохов. Водка острая, будто перец чили. Комната расплывается. Смеюсь. Ползу в коридор, не забыв бутылку. Воображаю себя воином на поле сражения, геройски спасающим флаг своей страны. Какой к черту флаг? На спину, в потолок, который почему-то кружится.

Непонятный шум, и входная дверь моей квартиры с треском открывается. На пороге один из охранников Туманова. Салютую ему водкой. Переворачиваю бутылку и, припав к горлышку, вливаю в себя. Кашляю. Мужчина оглядывает меня, а затем выхватывает бутылку из моих рук и отшвыривает в сторону. Я возмущаюсь. Громко. Сразу же получаю оплеуху. Мужчина хватает меня за шиворот, тянет вверх, заставляя встать на ноги, а потом заталкивает в туалет. Ничего не понимаю. Он засовывает мне в рот прядь моих же волос. Он дебил? Что он делает? Скручиваюсь пополам от рвотного позыва. Вот что… Меня долго тошнит. Всей той водкой, что я выпил, и едким желудочным соком. Опять забыл пообедать. Мужчина держит меня за волосы, намотав их на руку, ждет, пока я не закончу. Горько во рту, горько на душе.

Затем меня запихивают прямо в одежде под ледяной душ. Пытаюсь вырваться, кусаюсь, а потом сползаю вниз и рыдаю, глотая слезы и воду. Мужчина ничего не говорит, уходит. Не знаю, сколько я так сижу. Продрог. Встаю, выключаю воду, снимаю тяжелые вещи, закутываюсь в банный халат. Когда выхожу – замираю на месте. Охранник, сняв верхнюю одежду, чинит дверь, которую сам же и выломал. Надо же, инструменты нашел. Я разглядываю его. Невысокий, широкоплечий, мускулистый. Даже под свитером видно бугры мышц. Лицо простое, вытесанное из могильного камня, в том смысле, что, наверное, это человек никогда не улыбается.

— Постучать нельзя было? Сразу ломать? – зачем-то говорю я.

Мне не отвечают. Даже не смотрят в мою сторону, будто меня здесь и нет. В собственной квартире. Ладно. Иду на кухню, завариваю чай, чтобы согреться. Минут через пять приходит мужчина, возвращает инструменты в один из кухонных ящиков. Моет руки. Садится напротив, разглядывает меня, чувствую себя неуютно и не могу поднять взгляд.

— Туманов убьет и девушку, и ребенка, — его голос хриплый, будто бы он болеет. А еще очень сухой.

Зачем он это сказал? Я и так это знаю. Киваю. Голова кружится. Я все еще немного пьян.

— Если сказано в семь, значит, в семь ты и должен быть в указанном месте.

— Это он тебя прислал?

Мужчина не отвечает. Встает, хозяйничает на моей кухне, наливает себе чай.

— Собирайся, еще ехать.

Паника охватывает меня. Пульс мгновенно учащается, руки дрожат.

— Одевайся, — повторяет охранник.

Тон, которым это произнесено, не оставляет сомнений в том, что он меня и в таком виде приволочет. Иду в спальню, натягиваю джинсы и черную водолазку. Кое-как стягиваю волосы в хвост. Смотрю на себя в зеркало. Бледный, как смерть.

Мужчина уже стоит в прихожей. Одетый, держит в руках мое пальто. Зашнуровываю кеды. На это уходит больше времени, чем обычно. Забираю пальто, накидываю его. Охранник сам закрывает мою дверь и кладет ключи себе в карман.

— Может, отдашь? – моя слабая попытка создать хотя бы для себя иллюзию независимости кажется смешной.

Он не отвечает. Мы входим в лифт.

— Ладно. Не хочешь, как хочешь.