Перехватив ее ошеломленный взгляд, Фоер торжествующе усмехнулся. Он ненавидел южан за их спесь, за их взращенную на пустом месте гордыню.

— Я… я совсем вас не знаю! — это было единственное, что она нашлась ответить, хотя прежде повела бы себя совсем иначе.

Фоер подошел к столу и, опершись руками о крышку, склонился над Сарой, словно для того, чтобы не дать ей убежать.

— Почему нет? Я служу у вас больше трех лет, меня зовут Стюарт Фоер, мне тридцать восемь лет, я родился на Севере, в городишке, название которого ничего вам не скажет. Да, я небогат и незнатен, но, смею заметить, ваши предки тоже не отличались высоким происхождением; во всяком случае, по линии отца. Прежде вас можно было считать состоятельной молодой леди, но с тех пор, как правительство ощипало богатых плантаторов, словно кур, а ваши негры разбежались кто куда, вы перестали быть завидной невестой. Да еще эта постыдная история с вашей кузиной! Я слышал болтовню о том, что она родила ребенка от того наглого мулата, которому ваш отец дал слишком много воли!

Сара едва сдержалась, чтобы не растворить свое горе в слезах. Он уничтожал ее каждым словом и тем не менее был прав во всем.

Год за годом, с самого рождения многоголосая, многогранная сущность Темры проникала в ее душу, опутывая бесчисленными невидимыми нитями, которые было невозможно разорвать. Сара знала, что у нее не осталось ничего, кроме этого поместья. Не осталось не в смысле богатства, а как якоря, пристанища, приюта души и сердца.

Умирая, отец сказал: «Сохрани Темру. Любой ценой. Это — то единственное на свете, что никогда не предаст и не подведет». Она была обязана исполнить его наказ даже ценой отказа от личного счастья.

И все же Сара сделала попытку отступления:

— Вы меня не любите. И я никогда не смогу вас полюбить!

— Любовь столь непрочная и редкая штука, что я бы не стал на нее уповать. Куда легче прийти к соглашению. Скажем, у вас есть свои условия?

Сара проглотила комок в горле и облизнула пересохшие губы.

— Да. Я… я против того, чтобы между нами существовали… супружеские отношения.

Ее замечание нисколько не уязвило Фоера.

— Вот как? Разве Темре не нужны наследники? Впрочем, воля ваша, хотя я не понимаю, что хорошего в том, чтобы, выйдя замуж, оставаться старой девой! Я готов принять это условие в том случае, если вы не станете оспаривать мое законное право распоряжаться делами Темры.

— Если… если я соглашусь, то не стану, — запинаясь, произнесла Сара, — но вы должны дать мне время подумать.

— Разумеется.

День, когда Сара О’Келли отправилась в Чарльстон, чтобы обвенчаться со Стюартом Фоером, был ветреный и дождливый: казалось, сами небеса оплакивают ее участь. Земля набухла от влаги, и в колеях хлюпала вода. Воздух был холодным, сырым; хотя кучер поднял верх кареты, влага просочилась внутрь, и сиденья были влажными.

Бледное лицо Сары выражало невероятное напряжение. Она поминутно боролась с желанием распахнуть дверцу и пуститься бежать прочь прямо через хлопковые поля, вид которых причинял ей нестерпимую боль. Если б не хлопок, если б не то, что она почитала залогом счастья, ей бы не пришлось вступать в этот нелепый брак!

С другой стороны, она прекрасно понимала, что проявляет не героизм, а малодушие. Ей так хотелось сбросить с себя непосильное бремя, вернуть то время, когда она не занималась делами плантации, а лишь управляла домом и при этом считалась хозяйкой Темры, что она была готова на все.

Узнав о том, что госпожа выходит замуж за управляющего, Касси пришла в ужас. Сара велела горничной приготовить светло-серое муаровое платье с синим поясом и скромным кринолином и темно-синюю шляпку с густой вуалью — она не хотела, чтобы кто-либо видел ее несчастное, осунувшееся лицо.

Бесс, которой не отдавали распоряжения по поводу свадебного обеда, не знала, что делать. В конце концов она приготовила гуся с яблоками и испекла кекс с изюмом.

— У нас что, Рождество? — устало и раздраженно произнес Арчи, входя на кухню.

— Откуда я знаю! Нынче все перепуталось и встало с ног на голову! — проворчала Бесс.

На пороге появилась Касси, которую Сара брала с собой в Чарльстон, чтобы не оставаться наедине с Фоером. Платье горничной было мокрым до колен, а курчавые волосы усыпаны капельками дождя. С началом войны ей удалось вернуть, пусть и не вполне искреннее, расположение кухонного общества, ибо она была единственной, кто мог приносить домашним слугам более-менее правдивые сведения о том, что происходит в мире.

Она тряхнула головой и со скорбной торжественностью обронила:

— Поженились!

Бесс в сердцах громыхнула посудой.

— Я уеду, сбегу, благо, негров объявили свободными, и никто не станет меня ловить, — пригрозила она.

Арчи сжал кулаки.

— Тебе то что? Этот дьявол не станет совать нос в твои горшки. А каково придется мне?! Да я умру, если Фоер сядет на место мистера Уильяма, займет его комнату и кабинет! Я… я не стану ему прислуживать и выполнять его приказания!

— Куда ты денешься? — презрительно произнесла Касси. — Отныне он — муж мисс Сары, а стало быть, твой хозяин. Вздумаешь бунтовать, прикажет тебя выпороть.

— Тогда я тоже уйду.

— И оставишь мисс Сару? Ты — единственный мужчина-негр в доме, не считая кучера Дейва, ну да тот слишком стар!

Арчи смутился.

— Нет, мисс Сару я, конечно, не брошу. Мистер Уильям всегда был добр ко мне, а она — его дочь.

Касси присела к столу и, после того как Бесс налила ей кофе (с некоторых пор настоящий кофе стал редким лакомством и предназначался исключительно для господ, однако Касси не могла отказать себе в удовольствии выпить чашечку), важно проговорила:

— Я видела, как из глаз мисс Сары скатилась слезинка и упала на бумагу, которую она подписывала после того, как дала согласие стать его женой! И, — негритянка понизила голос, — мне точно известно, что у них не будет общей спальни.

— Зачем же они поженились?! — опешила Бесс.

— Затем, что мистер Фоер задумал прибрать Темру к рукам.

— Почему мисс Сара согласилась?! — воскликнул Арчи, и Касси заявила:

— Потому что он запугал ее или заставил. Я и сама испугалась, когда увидела, что творится в городе!

Зрелище осажденного Чарльстона поразило не только Касси. Сара была морально раздавлена стремлением янки поставить на колени город, который она так сильно любила.

Укрепления гавани были превращены в руины, многие магазины закрылись из-за отсутствия в них самых необходимых товаров. Старомодный, чопорный, полный важной неспешности Чарльстон сделался суетливым, шумным: громыхали санитарные фургоны, повозки беженцев, сапоги военных. В отличие от Сары, больше года не посещавшей город, его жители видели и черный дым орудий, и алую кровь раненых, слышали оглушительную пальбу и разрывающие сердце стоны.

Сара окончательно поняла, что дела Юга плохи. Вот уже не первый год в ней тлела неуверенность в завтрашнем дне; теперь она приобрела масштабы настоящей трагедии.

Праздничный обед в Темре, если его можно было так назвать, прошел в полном молчании. Арчи в парадной ливрее и белых перчатках мужественно стоял за стулом, который не один десяток лет занимал мистер Уильям О’Келли и на котором теперь восседал бывший управляющий и новый хозяин поместья. А Саре казалось, что она предала не только Темру, но и ее верных слуг.

Тем не менее в течение нескольких дней, а то и недель после свадьбы у нее сохранялось призрачное чувство, будто новый жестокий мир отодвинулся далеко-далеко и она вернулась в прежнюю жизнь.

Сара больше не появлялась в конторе, предоставив мужу право вести все дела. Фоер целыми днями просиживал над бумагами и несколько раз ездил в Чарльстон. Сара встречалась с ним лишь за завтраком и ужином (обедал он в конторе), а остальное время занималась домом. Он не посягал на ее свободу и не претендовал на внимание, потому они почти не общались.

Она вновь принялась совершать одинокие прогулки, любовалась зелеными пастбищами, девственным лесом, округлыми холмами и, конечно, хлопковыми полями — главным богатством этой земли, хотя иногда ей казалось, что во всех ее бедах виновато как раз «белое золото».