Продолжаю

Мама «прогулялась» в столовую. Устала и не цепляется ко мне.

Еду принесла.

Опять пришел Алик.

Мы, перебивая друг друга, рассказали Алику мой сон:

Снился сказочный гном. Он был серьезным и строгим. Вошел и сказал:

— В одном из брошенных садов лежит убитый. При нем есть клад. Если вы найдете его — клад будет ваш. Но вы обязаны человека похоронить. Не обнаружите убитого (молодого мужчину) — его отыщут Аза с Линой. Они ценность заберут. Хоронить погибшего не станут. Человек, лежащий в садах, хочет, чтобы вы нашли его.

Мы с мамой ходили. Искали. Но не обнаружили. Правда, в глубину сада, к железнодорожным путям идти побоялись. Там можно напороться на выстрел или растяжку, и тогда — конец! А самое худшее — конец, который наступит не сразу.

— Сон есть сон! — ворчала мама. — Зря мы восприняли все буквально.

Но попросила Алика, чтобы он осмотрел сады.

— Дело не в «кладе». Человеческой душе помочь надо! — убеждала его она.

— Сделаю! — пообещал Алик.

Будур.

27 февраля 2000

Были в госпитале. Швы не сняли. Сказали прийти через три дня.

Встретили людей из переселенцев, пришедших в наш район зимой из Микрорайона: бабушка-чеченка, трое ее внуков и живущая с ними русская женщина Надя. Надя боится быть одна. Не уходит из чеченской семьи. По дому все делать помогает! Делится пенсией. Наде 60 лет.

Внуки чеченки шалят, зовут родную бабушку «ворчуньей». Старшей девочке 13 лет, на год младше меня. Ее имя Санет. Второй внучке 12 лет. Зовут Аминат. Единственный мальчик в нашей компании — Алихан. Он младше всех и самый непослушный. Это их отец, когда-то давал нам «солярку» и топор. Потом Аза и Лина начали сплетничать. Рассказывать, что у меня был парень. И все несуществующие в действительности подробности. До чего несправедливо!

Ведь у этих женщин ночевали молодые мужчины в военной форме всех цветов и оттенков. Много-много раз. И наверняка совсем не так, как у нас с мамой.

После сплетен Азы и Лины к нам во дворе все стали относиться плохо.

Две незамужние «дамы» явно завидовали дружбе с Аладдином и с Джинном. Боюсь, что такие отношения, как были между нами, им и во сне не снились.

Я хорошо помню: Лина заговаривала с Аладдином осенью. Но Аладдин нагрубил красивой женщине. Сказал, что война — не время, чтобы ходить в наполовину расстегнутом халате и ярко краситься.

В тот день он поднял всем воду из колодца, а ей — нет! Лина была потрясена и страшно обижена. Ей всегда оказывали внимание. За ней ухаживали! Она, конечно, рассердилась. Ее лицо пошло красными пятнами. Аладдин при всем дворе занес нашу воду к нам домой!

По чеченским обычаям — не положено. Мужчина, и с ведром! Он показал всем: мы с мамой ему дороги. Он нас уважает. Разозлились в тот момент все! Чеченцы и русские.

«Плохо! — сообразила мама. — Где зависть — там ненависть!»

А я в тот день была очень довольна!

И вот мы идем по шоссе. Все болтают и шутят. А я шагаю еще и в собственном прошлом. Говорю мысленно с Аладдином. Поэтому отвечаю не всегда в «такт» людям, идущим рядом.

Среди моих попутчиков по трассе семенит собачка. Ей под общий смех давали еду в столовой. Собачка маленькая. С облезлым хвостом. Вид несчастный. «Веник» — дала ей веселую кличку мама.

Я спросила Санет, боится ли она смерти или что при взрыве ей может оторвать руку-ногу? Она в ответ громко засмеялась и сказала:

— Если так будет угодно Аллаху, кто сможет это изменить? Я приму все как должное.

«Наверное, — подумала я, — она очень храбрая. А я вот боюсь».

Дорога показалась мне короткой.

На каше мы с мамой набрались сил. Меньше устаем. Обмороки стали реже

Мама считает, что в конце мая жизнь станет легче. Начнут плодоносить деревья.

Это дополнительная еда.

«Жизнь наладится!» — обещает мама.

Будур.

28 февраля 2000

Сегодня день рождения бабушки Галины. Она умерла. Я жила когда-то у нее в городе Ростове-на-Дону. Была совсем маленькой и приезжала в гости. Первая мысль: как помянуть сегодня бабушку — художницу и актрису? Это она научила меня любить хорошие книги! Дарила мне радость общения с театром!

— Вот! Ты добрым словом уже помянула свою бабушку! — заглянула ко мне через плечо мама.

Алик никого не нашел в садах.

Завтра я точно иду снимать швы, а сейчас буду варить суп.

Сегодня еще был «черный» юмор у наших соседок, в квартире тети Марьям.

Бабка Стася вставала со стула и оперлась на ножку от чугунной печки. И в этот миг поржавевшая ножка хрустнула и надломилась. Стася «плюхнулась» задом на горячую печку! Она сильно обожглась и стала кричать:

— Вот бля! Караул! Спасите! Пожар!

Ее подруга бабка Нина взялась ее тушить. А дым валит! Усиливается! Старые кофты на Стасе тлеют.

Тогда больной, сумасшедший внук Нины оттолкнул свою бабулю, схватил ведра с ледяной водой и вылил их с размаха на Стасю. Как она визжала!

Завоняло старой шерстью.

Стася матюкалась и лупила чужого внука из последних сил.

Ее подруга Нина орала, как бешеная, на обоих:

— Идиоты! Воды в доме больше нет! Ни капли! Мы три часа под обстрелом ее несли домой, паразиты!

Повсюду растеклись лужи. И возникла острая перепалка между «спасенной» и «спасателями». Мы слышали отборный мат, звуки крепких шлепков и обиженное ойканье.

Мама подарила соседкам полный чайник воды. Помогала бабкам разгонять дым полотенцами.

А я смеялась и не могла остановиться.

Продолжаю

17:00

Ходили за кашей. В меня стрелял снайпер.

Снайпер расположился в пустой сгоревшей пятиэтажке в трех домах от нас, к перекрестку.

Я услышала свист пули и мгновенно нагнулась. Если бы я этого не сделала,

то в тебя, мой Дневник, я ничего не смогла бы уже написать. Пуля прошла слева от меня.