Последний слог миссис пропела. И тут же стеклянные и пластмассовые глаза фарфоровых девочек и мальчиков вспыхнули, некоторые наполнились слезами, прокатился детский ропот и шепот.

– Да-да, дорогие мои, мое время пришло. Я слишком долго ждала. Мои жизненные страницы стали похожи на слезы Джулии.

И миссис взяла на руки свою любимицу, фарфоровую девочку в платьице настоящей дамы, с антикварным жемчугом на пухлой девичьей шее. Девочка была ростом с настоящего ребенка шести-семи лет, а по возрасту насчитывала более двухсот лет, и все еще плакала своими кристально чистыми застывшими слезами. Ничего не понимая, в полной растерянности Джулия стала вертеть туда-сюда своей головкой.

– А как же мы?

– Девочки, старое должно уступить место новому. Я и так слишком цеплялась и царапалась за эту жизнь. О, есть люди, которые будут совершенно правы, назвав меня настоящей стервой, – улыбнулась миссис каким-то старым воспоминаниям. – Но в душе я уже просто старая черепаха, – миссис Вридли взяла зеркальце из рук красавицы малышки Клариссы, которая вот уже как 168 лет не расставалась с ним, посмотрела на свое отражение и сказала: – Господи, как я стала похожа на своего отца! Одно лицо… Бр-р-р…

И в зеркале ей криво улыбнулось унылое бесцветное лицо с глубокими продольными морщинами, с такими же бесцветными ресницами и бровями, окаймленное короткими волосами непонятного цвета, через которые уже просматривалась седина. Некогда это лицо озаряли гениальные терапевтические планы, глобальные проекты и новаторские идеи. С годами от изворотливого ума и коммерческой жилки глаза приобрели тот блеск и разрез, которым обладают лишь хитрецы и интриганы. А губы, некогда крашеные лишь в пурпурный цвет, застыли в кривой ухмылке, подсвеченной сухими морщинами лилового цвета.

Действительно в отражении сейчас трудно было понять, мужчина это или женщина. В целом лицо было волевое и характерное, про таких говорят «старая лиса» и стараются держаться подальше.

– Лучшее, что было в моей жизни, – это вы, мои дорогуши. Вас я любила по-настоящему.

Из толпы малышей, сгрудившихся у ног хозяйки, вышла маленькая пухленькая деловитого вида девочка с надутыми губками и сдвинутыми бровками и голосом, скорее напоминавшим голос карлицы, скрипучим и неживым, сказала:

– Мы тебя любим, Риджи. Давай к нам, – и карлик-девочка протянула фетровые ручки к миссис, просясь на колени.

– Вчера после обеда я вот что подумала, – миссис Вридли устало откинулась в кресле, не отвечая на призыв, и куклы синхронно повернули свои головки ушком к хозяйке, чтобы лучше слышать.

– Мой отец всегда говорил: я сошла с ума, что таскаю кукол в дом. Он называл вас хламом. Говорил, лучше бы я вышла замуж за Виктора и родила десяток детей и они бы продолжили нашу практику. Ибо лечить людей от них самих и зарабатывать – это сущий пустяк и проще простого. Дети, мой отец был истинно прав. Но я никогда не хотела иметь детей и тем более заботиться о муже. Меня просто не научили

любить. Я бы не сделала счастливым и котенка. Может быть, и хорошо, что все мои дети рождались мертвыми?! Леолин и Берта, девочки, вы помните, чтó я из себя представляла в девятнадцать лет?

Я стала работать в клинике как заведенная просто ради того, чтобы с каждой зарплаты покупать кукол. Мне было чихать на людей. Люди были последним, о чем я думала. А когда умерла мама, я стала покупать кукол в два раза больше. Теперь я понимаю, что именно вы всё это время держали меня в жизни. Все лучшее во мне – это вы. И я больше не хочу притворяться, Бейси, – миссис взяла на руки одну толстушку в очаровательном платье, готовую вот-вот расплакаться. – Жизнь прошла скучно и бестолково. Да, были взлеты, но кто их помнит? Кому они нужны? Я глубоко ошиблась, сделав все ставки только на себя. Я не любила мужа, я не хотела тратить себя на детей, я не умела ценить друзей; я, я, я… Дети, запомните мой совет: больше доверяйте миру и людям, доверяйте другим. Это намного полезнее и благотворнее. Будьте добрее, даже там, где от вас этого не ждут.

Вы питали меня пустыми мечтами все эти годы, а я верила только себе и вам. О чем я только думала?! Я была такой хорошей и красивой девочкой, а превратилась в куклу с картонным черствым сердцем, которая умела только работать и зарабатывать деньги на чужих страстях. Я вас так любила, что уже почти ненавижу людей. А теперь и вас. Но, слава богу, это закончилось.

– Риджи, давай с нами… – пропищали плаксиво малыши.

– Я не хочу быть куклой, дети. В следующий раз я постараюсь стать Человеком.

Глава Одиннадцатая

Одна на миллион

В этой главе Долли узнает, кто же она на самом деле, и Королева Желаний возвращается в Волшебный лес, чтобы вновь исполнять все заветные мечты людей и кукол.

Я не знала, что мне делать со всеми этими поломанными, искалеченными куклами. Грудой ручек, ножек и головок они жалко лежали у меня в подоле платья. Мое сердце плакало, я нежно гладила их, словно своих детей, и раскладывала на коленях, собирая каждую так, как узнали их при жизни. Мне казалось, что, кроме меня, они больше уже никому не нужны. Их стеклянные бездушные глаза смотрели холодно и безучастно.

Такой, взволнованной и плачущей, нашла меня моя мама. Она ахнула при виде этой кукольной фабрики на моей постели и поспешила помочь собрать их. Она предложила мне сопроводить ее на рынок, который как раз сегодня приезжал в наш город. Это была неплохая идея – распродать подобное барахло и выручить немного денег, по ее мнению. Мама говорила, что найдется немало сумасшедших, которые таскаются и гоняются вот именно за таким хламом. И деловито собрав все мои находки, она сложила их в старый потертый чемодан, и мы отправились на рынок.

Городской пятничный рынок итальянской провинции – это любимое занятие и настоящий ритуал, многовековая традиция как для жителей города, так и для гостей. Со всех регионов съезжаются торговцы и покупатели, желая купить и продать всё, что имеет и не имеет цену, на знаменитых развалах, продуктовых, антикварных и вторых рук. Всем было известно,

что на пятничном рынке уходило всё, от залежавшегося прошлогоднего товара до гнилых томатов.

Площадь города украшалась незатейливыми разноцветными бумажными фонарями. Дымили костры с аппетитно шипящим на сковородах мясом. Люди приходили за свежими продуктами, горячим хлебом, булочками и просто встретиться и поболтать со знакомыми. Встречались восточные и цыганские кибитки, полные мелочевки, поблескивающей золотом и серебром всех сортов. Крики и призывы к дешевизне раздавались то тут то там. Старьевщики методично раскладывали на коврах свои сокровища – картины и вазы, стулья и книги, кукол и детские коляски – в надежде обогатиться за счет всех этих отслуживших свой век вещей.

Таким рынок был пятьсот лет назад, точно таким же он и остался до сих пор.

Мама усадила меня прямо на тротуар, раскрыв чемодан перед весело марширующей публикой, и недоверчиво проводив меня взглядом, пошла по своим делам.

Уже через некоторое время ко мне стали подходить зеваки, но ни одного из них не прельщали грязные поцарапанные пупсы, и они раздосадованно расходились.

Я смиренно сидела перед открытым чемоданом и смотрела по сторонам, просто наблюдая происходящее вокруг, – очень знакомое мне состояние. И чем больше я наблюдала эту жизненную киноленту с ее мелькающими картинками – живо торгующих продавцов, чинно общающихся пожилых дам, деловито разглагольствующих о последних мировых событиях синьоров, курящих и пьющих горячий кофе молодых людей, играющих в салочки детишек, – тем отчаяннее я понимала, что ничего не знаю о мире людей. И несмотря на то, что по какому-то року судьбы меня превратили в человека, в молодую женщину, внутри я всё еще оставалась куклой.

Мне так и не удалось найти себя в этом мире, таком знакомом

и абсолютно чужом для моего сознания. Я не знала, чего стоит человеческая жизнь, чего стоят деньги, где и как они достаются, как правильно и верно с ними обращаться? Как дальше строится человеческая жизнь? Чем отличается жизнь мужчины и женщины? Как люди находят своих вторых половинок? Как обрести друзей и в чем суть истинной дружбы? Я не имела и капли представления, как и где искать, и кто может полюбить меня, и за что? Зачем заводить семью? Зачем нужны дети? Как приходит счастье и куда оно уходит? И я боялась, что у меня закончились силы на поиск ответов, и даже если я проживу еще сто лет, мне не понять, кто я и что значу для всего этого огромного, удивительного, прекрасного, сложного, чудесного мира!