Так утверждает Шахматов.

«Летописец-духовник» — это такая же догадка, как летописец-князь. Но коль скоро догадка высказана, Шахматов тут же идет дальше: «Предположим, что догадка верна, тогда из этого следует…»

Из догадки следовало, что нужно обратить внимание еще на одно место в летописи.

1096 год. «Мстислав, вернувшись в Суздаль, отошел в Новгород, свой город, по просьбе преподобного епископа Никиты».

Кому принадлежит эта запись? Откуда киевлянину Нестору или Сильвестру знать о новгородских делах, вплоть до такой подробности, что Мстислав подчинился просьбе епископа Никиты?

Это писал третий. По-прежнему безымянный. Зато появилось еще одно имя около него — епископ Никита. Шахматов уж давно знаком с этим человеком: о нем немного рассказывает патерик. Никита — из печерских монахов. Знал, конечно, Нестора. В 1095 году был поставлен новгородским епископом и пребывал в этом сане до самой смерти (1108).

В «Повести временных лет» даже митрополиты далеко не все представлены. Епископы и того менее. Однако о Никите говорится с большим уважением, и князь Мстислав слушается «преподобного»..

Епископ, предполагает Шахматов, естественно, стремился упрочить влияние на правителя и рекомендовал молодому князю смышленого и начитанного монаха в духовники или советники.

Может быть, одного из тех печерцев, которого, уезжая из родного монастыря в дальние края, захватил с собою, как это обычно делалось.

Если все это правильно, то «третий» — тоже из Печерской обители, тоже знает Нестора и в свое время (около 1095 гола) перешел из Киева в Новгород.

Гипотеза забирается в опасные дебри… Оказывается, наш незнакомец, «третий летописец» — печерец… Но Мономах не любил печерцев, он отнял у них летопись. Если бы третий открыто сочувствовал «Федосьевым черноризцам», ему не дали бы писать.

Не увлекается ли академик Шахматов?

Первым летописцем был Нестор. Вторым — Сильвестр…

На столе лежат рядом летописи Лаврентьевская и Ипатьевская. В Лаврентьевской — имя Сильвестра, и больше чувствуются его поправки. В Ипатьевской — о Сильвестре ни слова, зато заметнее «рука» третьего автора.

ИПАТЬЕВСКАЯ

Се повести временных лет черноризца Федосьева монастыря Печерского, откуду есть пошла Русская земля… и т. д.

ЛАВРЕНТЬЕВСКАЯ

Се повести временных лет, откуду есть пошла Русская земля… и т. д.

Сильвестр устраняет из заглавия Лаврентьевской летописи все, что напоминает Нестора. Но начало Ипатьевской летописи прямо намекает на главного летописца — «черноризца Федосьева монастыря». Намекает, но почему-то не называет его имени.

«Духовник Мстислава» знал многое. Знал, конечно, имя настоящего создателя «Повести временных лет»… Политические страсти захлестывают летопись, зачеркивают и вписывают имена, строки, страницы, рассказы! К третьему летописцу, конечно, доходят сверху разговоры, намеки, угрозы. Приходится писать осторожно, согласовывая собственное мнение с волей заказчика, Особенно если речь идет о Несторе.

В 1117 или 1118 году умный и образованный священник, только что прибывший в Киев, допускается к летописной работе. Может быть, Сильвестр, покидающий столицу, сам просит князя прислать на смену знающего летописца. Возможно, старый князь Владимир предлагает наследнику позаботиться о летописи, найти для нее «достойного человека». Вполне вероятно, что ученый духовник Новгородского князя, златоуст и путешественник, был к этому времени уж весьма знаменит.

Северянину вручают труд Нестора с поправками Сильвестра. «Чистого Нестора» уже не достать: Сильвестр, составив свой список, очевидно, подлинник уничтожил.

Новый летописец читает…

Нам нелегко угадать его мысли. Они ведь во многом очень не похожи на наши. Нам куда легче наделить этого человека собственными мыслями и чувствами. Но для науки это весьма опасно.

Как все обстояло 850 лет назад, узнать трудно.

«Гипотезы, судари… гипотезы», — язвили скептики XIX столетия. Разве они могли знать, каковы еще будут гипотезы!

Шахматов гипотез не боится.

Старое соперничество Святополка и Мономаха в 1118 году, верно, утратило свою злободневность, да и Святополк вот уже пять лет как покоится в гробнице, в церкви Святого Михаила. Гнев Мономаха остыл, страх рассеялся. А ведь Нестор пострадал именно из-за этого соперничества. Впрочем, может быть, и Нестор давно в могиле?..

И третий летописец решает упомянуть настоящего автора «Повести».

Сначала третий автор снимает имя Сильвестра, но сохраняет все его поправки: поправки возвеличивают дом Мономахов. Но вот как быть с первым летописцем? В 1118 году можно уже намекнуть на Нестора, но еще нельзя назвать имя провинившегося писателя.

Не поэтому ли в заглавии лишь глухо говорится о «черноризце Федосьева монастыря»?

Возможно, третий летописец, когда менял заглавие, вспомнил, как много лет назад встречался под печерскими сводами с летописцем первым.

А может, все было не так.

И не исключено, что вовсе не справедливости ради «третий» убрал имя «второго» (и, кстати, не поставил своего). «Автор», «соавтор», «продолжатель труда» — на это тогда смотрели совсем иначе. И намек на «черноризца Федосьева монастыря Печерского», возможно, вставлен по каким-то нам недоступным соображениям.

Так восстанавливал Шахматов биографию интересного, очень важного для русской истории и литературы человека.

Летописец Мстислава ожил. Летописец без имени. Уж больше полувека, как ожил. Мы, люди XX столетия, догадываемся об учености этого человека и его странствиях, о его повелителях, покровителях и друзьях. Даже о его мыслях и характере…

Но мы совсем не знаем, что помешало ему вести летопись после 1118 года. Смерть? Опала? Что-то иное?

Впрочем, поиски не закончены. Поиски вообще редко кончаются. Кто знает, может быть, откроются новые материалы. Или — что более вероятно — какому-нибудь исследователю, сегодня еще юному или даже неродившемуся, удастся напасть в «Повести временных лет» на такие следы, которых не заметили даже зоркие глаза Шахматова…

Между 1113 и 1118 годами. Крестоносцы продолжали удерживать Иерусалим. Сунские императоры Китая искали ответа на трудные государственные вопросы в 294 книгах Сыма Гуана «Всеобщее зерцало, помогающее правлению». Арагонские рыцари выбили мавров из Сарагоссы. Король Людовик Толстый начал 350-летний труд, именуемый объединением Франции, другой же француз, Пьер Абеляр, заговорил о разуме против церкви. В Мексике и Гватемале росли города среднего царства Майя. Норманнские короли все еще не желали изучать язык покоренной Англии. С Ливанских гор спускались посланные «горным старцем» фидаи, или «жертвующие жизнью», чтобы убить враждебного государя или визиря. В Персии дописывал последние четверостишия и пил последние кувшины вина великий математик и поэт Омар Хайям.

После падения Римской империи прошло 650 лет. До первых буржуазных революций оставалось полтысячелетия. Именно в эту пору в Киеве довели до конца «Повесть временных лет» Нестор, а вслед за ним два его «соавтора».

С этих лет начались странствия летописей по городам и векам.

Спустя десятилетия появилось уже несколько летописей, через столетия — десятки, через полтысячелетия — сотни. В начале этих сотен летописей лежит «Повесть временных лет».

Но чей же вариант, чью «редакцию» использовали поздние летописцы: Нестора, Сильвестра или Мстислава?[14]